В России, по некоторым оценкам, профессиональных попрошаек – 90 процентов из всех, кто просит милостыню. Как правило, этот бизнес контролируется преступными группировками, но работают и одиночки-любители. Доход многих из них превышает $ 200 в день. Это в столицах. В провинции «зарплаты» у попрошаек значительно ниже, но всё же…
Их «арена»
…Они останавливают «маршрутки» и, обратившись с речью к пассажирам, ловко обходят салон. В одной руке – костыль, в другой – протянутый пластиковый стакан. Быстро идущий автобус заносит на поворотах, иные пассажиры едва успевают схватиться за поручень. Но собирательница «дани» держится прекрасно – прямо акробатка. И выходит на остановке, и ждёт следующей «маршрутки», и подсчитывает выручку. Водитель частного автолайна, которому деньги надо зарабатывать, никогда не осмелится потребовать, чтобы такая «пассажирка» приобрела билет.
…Они сидят на ступенях у магазинов с крепко спящими детьми на руках. Обычно такие женщины одеты во всё чёрное, голова склонена (якобы стыдливо).
У каждого из нас есть своя история (и даже истории) о том, как подавали тем, кто стоит или сидит на улице с протянутой рукой. Например, такая. Это мне молодой журналист рассказывал:
– Такая женщина… Тётенька, в общем. Вроде плоховато видит. Плохо одета. С опущенной головой наигрывает на гармошке какие-то обрывки трудно узнаваемых мелодий. Всегда подавал ей, сколько мог – уж очень жаль, слепенькая.
Обида этого журналиста была тяжела: однажды он встретил «свою» тётеньку не на её обычном «рабочем месте», а в трамвае. Без «камуфляжа» и гармошки, прилично одетая, она, пусть и с дефектом зрения, вполне бойко ориентировалась в пространстве и даже при этом разглядывала какой-то иллюстрированный журнал.
Зачем ей такая жизнь? И можно ли это назвать жизнью?..
Сила их воздействия
Всё говорило о том, что эта пожилая женщина лжёт. Сидит на удобной раскладной скамеечке, какие продаются в магазинах спортивных товаров, на тёплой подстилке. На коленях грязная (почему-то грязная) картонка, на которой написано мелкими буквами про пожар. Не смогла вчитаться. «Подайте Христа ради!» – значилось внизу. Она поедала чебурек, какими торговали как раз неподалёку, в киоске. Я ещё подумала: чебурек в российских условиях – как раз фаст-фуд. А фаст-фуд у нас дороговат. Не очень-то я могла бы позволить себе вкушать такое каждый день. Недёшево всё же… Да и опасаюсь этой еды, неизвестно из чего и в каких условиях приготовленной. Денег я этой женщине не подала. Встретила её и на обратном пути. Первые снежинки. Замедлила шаг. Нет, это обман, конечно. Оглянулась. На картонке про пожар так и не разобрать, а вот «Подайте Христа ради!» – крупно.
«Подайте Христа ради!» и осталось. Очень сильно действует. Я ходила с этими словами в голове целый день. С ними работала. С ними пила чай. Легла спать, закрыла глаза. «Подайте Христа ради!». Включила свет. Взяла молитвослов и ещё раз перечитала вечерние молитвы. Из каждой строчки мне слышалось: «Подайте Христа ради!»
Ночь прошла без сна. Утром, на работе, рассказала про это наваждение коллегам. И одна женщина, самая старшая из нас, сказала просто:
– Для тебя, как для верующего человека, тут «крючок» – «Подайте Христа ради!». Если бы не было этих слов, ты была бы спокойна. Потому что всё поняла правильно: ты видела с комфортом обставленное зарабатывание денег. А картонки у них у всех грязные. Но она могла бы ещё и иконку выставить. Заметь, всё-таки на такое богохульство эта старуха не пошла.
Только тогда я успокоилась.
Что за ними?
– Тут целая индустрия, – объясняла мне ещё давно Любовь Ивановна Плаксина, заведующая лабораторией НИИ коррекционной педагогики Российской Академии образования, доктор психологических и кандидат педагогических наук. – Пошли 90-е годы. Даже ещё конец 80-х. Когда у нас в Москве всё это началось, когда стало уже в метро ходить тяжело – смотришь всё время под ноги, чтобы не наступить нечаянно на просящего… Для меня – мучение. Стоял вопрос, как крик: подавать – не подавать?.. Сначала подавала всем. Если ребёнок, то, безусловно, всегда. Потом задумалась: почему эти дети на руках всегда так крепко спят? Разговаривала с сотрудниками милиции. Дети крепко спят, потому что получили в инъекциях или в таблетках какие-то препараты. Снотворное, наркотики… Так что, подавая такой «матери», я усугубляю судьбу этого ребёнка. Они погибают, эти дети. Их выбрасывают на помойку, заменяя другими. За ними «крыша» стоит, да ещё какая! Поверьте, Оленька, я годы мучительно решала для себя этот вопрос: подавать – не подавать? И теперь твёрдо знаю: нет. А нужно-то государственное решение: если видишь такого ребёнка – отнимай, забирай его, зови милицию, веди в интернат, в детский дом. Там должны быть изоляторы, где такого мальчика или девочку можно отмыть, вывести вшей, накормить, одеть и дальше устраивать судьбу несчастного.
От себя же добавлю: помните, лет пятнадцать назад Липецк заполонили женщины и дети одной из бывших республик Средней Азии (теперь это принято называть странами Центральной Азии). Сидели прямо на асфальте. Пыльно, грязно. Липчане, сами-то весьма нуждавшиеся в тот тяжелейший период, бросились подавать какие ни на есть деньги. Понадобилось несколько месяцев работы средств массовой информации, чтобы растолковать нашим сердобольным землякам, что это – индустрия. Вечером «бедных» женщин с детьми забирали хорошо одетые, золотозубые мужчины, на хороших машинах.
Администрация города и области тогда позаботились о том, чтобы эти люди покинули Липецк, хотя это было нелегко.
Казалось бы: вот вам телефон…
А тут у входа в наш супермаркет эконом-класса появилась молодая женщина с грудным младенцем на руках. Младенец спал. На груди у женщины картонка (почему-то тоже грязная). Разобрать текст трудно, но вновь крупно: «Подайте Христа ради!». Проходила мимо два раза – младенец спал. Уже давно знаю: если младенец спит, это не настоящий сон. Но прохожу третий раз – грудничок проснулся. Естественно, сердце дрогнуло. Подавая молодой матери деньги, я спросила её:
– Что у вас случилось?
Путано произнесла она, что дочка трёх с половиной лет с больными почками. Операция очень дорогая.
– Куда-нибудь обращались?
– В социальную защиту, – ответила.
Понимая, что хирургические операции – вовсе не компетенция органов социальной защиты, всё-таки спросила её:
– А результаты?
– Сказали, в следующем месяце помогут.
– А в Управление здравоохранения? В Детский фонд?
Она замолчала, мгновенно утратив интерес. Да и мешала я ей «работать»: просить у прохожих.
Моей работой журналиста долгие годы были, да и остаются (хотя сейчас я уже тяжело больна, у меня вторая группа инвалидности) дети-инвалиды. В Москве, в Международной Федерации детских организаций, годами создавала и отлаживала программу «Детский орден милосердия». И в Российском Детском фонде помогала Альберту Анатольевичу Лиханову и его коллегам.
В компьютере у меня хранится телефон Липецкого отделения Российского Детского фонда. Липецкое отделение возглавляет добрейшая и деятельная Вера Ильинична Жданова. Её тёплой заботы хватает на целые программы Детского фонда. Например, каждый год в Липецк приезжает из Москвы профессор Сергей Валерьевич Горбачевский. Это программа Российского Детского фонда «Дар жизни» совместно с Научным центром сердечно-сосудистой хирургии имени А. Н. Бакулева. По представлению областной детской больницы профессор Горбачевский осматривает детей с сердечными заболеваниями. Тяжёлых забирает в Москву, на операции. Бесплатные. Есть у Детского фонда и другие программы.
Распечатала я телефон Веры Ильиничны, полное название организации, фамилию, имя и отчество. Подошла к магазину, где сидела «моя» женщина. Подала листок:
– Звоните. Это телефон Липецкого отделения Детского фонда. Вера Ильинична поможет с операцией. А на первое время – хоть вещи, продукты у вас будут, чтобы не сидеть здесь с грудничком.
Взяв у меня листок, женщина равнодушно положила его рядом с собой и продолжила свою «работу».
В наш магазин я захожу почти каждый день. Она всё продолжает просить. Младенец спит. Я посмотрела ей прямо в глаза.
…Позвонила Вере Ильиничне Ждановой, попросила прощения, что, получается, действовала от её имени. Рассказала о случае, спросила, не приходила ли такая женщина.
Нет, не приходила. Вера Ильинична разволновалась сильно, и сама стала мне рассказывать.
Кошмар
– Я их встречаю повсюду. На одной из «маршруток» женщину встретила с грудничком. Та просила на дорогую операцию ребёнку – на сердце. Пассажиры сердобольно подавали. Я же сразу сказала ей: «Я в Детском фонде работаю. Мы устроим операцию на сердце вашему ребёнку. Бесплатную». А тут как раз остановка. Женщина в мгновенье выскочила из автобуса и побежала. Пассажиры, слышавшие мои слова, стали говорить, что она постоянно «работает» на этом маршруте, но что впервые они так наглядно убедились, что «ребёнок с больным сердцем» тут ни при чём. А уж о том, что таскать больного ребёнка по автобусам немилосердно, даже и не говорю.
– Я никогда не прохожу мимо, – продолжила Вера Ильинична, – если просят с детьми или на детей. И ни разу (ни разу!) не было случая, чтобы не убегали. Ложь всё это. На Центральном рынке увидела бабушку. Просила «на сироток» – дочь, мол, умерла, осталось трое детей, голодают. «Бабушка, – говорю я ей, – надо же опекунство оформить. И как опекун своих внуков вы будете получать довольно приличные деньги. Проживёте вместе с детьми, и не надо будет просить». Только я эту бабку и видела – так быстро она убегала от меня.
…А что же та «моя» женщина у магазина? А ничего. Младенец по-прежнему в основном спит. Она по-прежнему сидит. Люди по-прежнему подают. Не каждый, но многие. Жалко же.
Они и мы
Есть такой фразеологизм «Каинова печать». Он происходит из Библейской истории о том, как Каин убил своего брата Авеля. Имя «Каин» – синоним тяжкого преступника, изверга, убийцы. «Каинова печать» – это «клеймо преступления». Если у «моей» женщины действительно есть дочка трёх с половиной лет, то жестокой печатью станут для неё слова матери о якобы тяжёлой болезни. Если у той бабушки на рынке действительно есть три внука и дочь, Каинова печать ляжет и на них. Слово материально – это мы теперь понимаем.
У нас сейчас действительно трудно, хотя уже не так, как в 90-е годы. Но думает ли тётенька с гармошкой или молодая женщина с грудничком, или девушка с костылём, проделывающая в «маршрутках» свои акробатические трюки, как живут сейчас не инвалиды – обычные люди? Например, семья, где двое детей-школьников? Где мама получает 5 тысяч рублей, а отец – 10? У них нет льгот на коммунальные услуги или на проезд в городском транспорте, или на лекарства. А ну-ка попробуем прикинуть, хватает ли этой семье на нормальное питание? На приличную одежду, обувь?
…Преступление – лгать. Преступление – просить у людей, большинство из которых живёт всё-таки с сочувствием к ближнему. И вот того мужчину, ту женщину, которые зашли в наш универсам эконом-класса, чтобы купить самое необходимое для своих детей, для себя, да ещё после тяжёлого рабочего дня, огорошить грязным плакатом «Подайте Христа ради!»… Они подадут, можно не сомневаться.
Пора нашим средствам массовой информации разобраться и разъяснить людям, что всё это – обман. Пусть на страницах газет, в теле- и радиоэфире выступят сотрудники милиции, юристы, работники сферы социальной защиты, психологи, педагоги и, наконец, представители законодательной и исполнительной власти. Так же невозможно жить! И нервы твои превратятся в тонкий ветхий лоскуток: ну как, как быть – тут бедная бабушка, там бедные дети! Как пройти мимо, как не подать? Надолго ли хватит такого нашего напряжения?
– Только на хлеб, – говорят они…
Так ведь недавно коллега моей сестры купил такому просителю большую сдобную булку (когда рассказывал на работе, обмолвился, что себе таких дорогих булок никогда не покупал). Булка вместе со злыми, грязными словами полетела в подавшего «на хлеб».
Каинова печать…
Мы, журналисты, давайте скажем людям, которым сегодня и так нелегко: не позволяйте обманывать себя, не позволяйте терзать себя. Этим вы не только себе поможете. Но и им.
Ольга Клековкина, Журнал "Липецкая газета: итоги недели"