Екатерина Забачева в своем докладе «Ждите детский майдан!» рассматривает противостояние библиотечной реформе (разрушению библиотечной системы) как в конечном итоге борьбу за человека. Приведу развернутую цитату.
«Разрушение библиотечной системы, обусловленное, с одной стороны, рынком, где выживают только прибыльные проекты, а с другой стороны, вторящие чьим-то интересам и целям процессы обрушения идентичности (здесь и далее выделено мной — А.М.) подрастающего поколения. Происходит формирование не гражданского общества, имеющего свое достоинство, свою идентичность, культурную и историческую связь с поколениями, общества, приобщенного к мировой культуре и знаниям, накопленным человечеством, а формирование некоей человеческой массы. Человеческой массы, безвольной и малообразованной, легко управляемой и манипулируемой, которую можно достаточно просто использовать, например, для свержения власти, обогащения, или как источник биоматериала для достижения своих гедонистических интересов «продвинутой» узкой группы. Так что для этого нужно сделать? Правильно — разрушить традицию образования и педагогического воспитания, оформить отчуждение от культуры. Перенаправить детей в социальные сети, где отработанные технологии обработки сознания сделают свое дело размягчения извилин и дебилизации молодежи».
Перенаправление детей и в интернет, в том числе, в социальные сети, — это свершившийся факт. Причем не только детей, а большинства граждан нашей страны в целом (71 % наших соотечественников сидит в интернете). Это явление уже само по себе является разрушением традиционного уклада информационной (в широком смысле) среды. Что неизбежно ведет (привело) к серьезным изменениям в механизмах формирования человека.
Искать ответ на это преобразование реальности только в области классики невозможно. Классика уже по факту сама сдает позиции. В том числе в том, что касается библиотек, разрушение которых, в конце концов, является выражением желания чиновников быть в ладу со временем. Причем кризис традиционных механизмов формирования человека не сводится только к таким высоким понятиям, как библиотека, театр и музей. Телевизор уже является рудиментом уходящей эпохи. Классическое телевидение — это порождение модерна, уходящее вслед за ним.
Можно как угодно ругать ТВ, но нельзя не признать факта того, что оно является инструментом формирования хоть какой-то целостности, по крайней мере, в том, что касается повестки дня. Телеканалов, которые реально смотрят, не так много. Их можно посчитать по пальцам. И при наличии неких единых правил (от общих стандартов до общих директив), это понятный и управляемый механизм формирования повестки дня, задавания стандартов жизни и всего прочего.
А вот в интернете всё иначе. Например, вы, как пользователи интернета, знаете что такое Mister Max? Это русскоязычный канал на «Ютубе», число просмотров которого приближается к 5 миллиардам (за 3 года существования канала). Контент Mister Max представляет собой бытовые съемки жизни и игр ребенка детсадовского возраста. Таких примеров можно привести много. Интернет породил множество относительно популярных медиа весьма специфического (непривычного) качества, разорвав информационное пространство в клочки. Раздробленность на сегменты, которые могут не подозревать о существовании друг друга (одним из таких сегментов может быть интернет-телевидение, которое уже не является классическим в силу потери монополии вещания), и резкое падение рамки (по сравнению с классическим телевизором) — это современный интернет. На который есть огромный запрос.
Важно понять, что интернет такой не потому, что существует некий монстр, который директивно управляет им. Монстр, может быть, и существует. Но он в буквальном смысле не управляет популярными блогерами. И уж точно монстр не отдает приказов аудитории, которая этих блогеров смотрит/читает. Монстр «всего лишь» рассыпает единую парадигму. А такое рассыпание, как писал один из теоретиков постмодернизма Жан-Франсуа Лиотар в своей работе «Состояние постмодерна», является подрывом «институций, ведающих социальной связью». А какая может быть идентичность без социальных связей?
Жан-Франсуа Лиотар
Лишив же людей рамки, монстр как бы говорит им, вы теперь раскрепощены — проявите свои творческие способности. И это не пустые слова. Интернет предоставил огромные возможности для всех форм деятельности. Так действуйте. Но по факту получаемый результат заставляет радоваться тому, что пока еще есть «тоталитарный» (с точки зрения постмодернизма) телевизор, пусть и догнивающий.
Сегодня телевизор имеет решающее значение для формирования повестки дня у населения и пока еще может выполнять функцию легитимизации институций в глазах народа. Но актив из него уже ушел. Актив (политический и какой угодно еще) давно в интернете, что было явлено еще на Болотной в 2011 году. Сегодня все уже заговорили о том, что людей на цветную революцию в России собирают через интернет, и с этим надо что-то делать. Только вот что? Конечно, нужно задействовать все традиционные формы (от библиотек до телевидения). Но работать только с их аудиторией уже недостаточно. Это другой уклад.
Попытка зарегулировать электронные СМИ имеет свою логику. Но электронные СМИ — это другой жанр. Важный, нужный, но другой. Интернет стремительно персонифицирует медиа. Блогеры уже не только заняли нишу публицистики (давно свершившийся факт с точки зрения охвата аудитории) и сформировали нишу видеоконтента с многомиллионной аудиторией. Блогеры всё больше задают повестку дня, а не идут за ней. Новости уже давно пишут по высказываниям в соцсетях (свежий пример — твиттер Трампа). Причем если начиналось всё с высказываний людей, сформировавшихся где-то вне интернета и пришедших в него, то сегодня всё больше набирают люди, сформировавшиеся в интернете (в соцсетях).
Что такое тот же Навальный? Это качественно (с точки зрения раскрутки) построенный медийный проект в соцсетях. Даже в 2011 году он вещал из ЖЖ, а сегодня — из «Ютуба». Аудитория конкретного человека уже может быть вполне сопоставима с аудиторией крупнейших СМИ. Например, политический видеоблог Анатолия Шария, работающего на взрослую аудиторию, набирает на «Ютубе» около 2 миллионов просмотров в день. Аудитория крупнейших СМИ, включая агентства, колеблется в районе от 1 до 2 миллионов уникальных посетителей в сутки. Просмотр на «Ютубе» я считаю сопоставимым с уникальным посетителем сайта. Так как чтобы счетчик «Ютуба» засчитал просмотр, нужно выполнять ряд условий (определенное время просмотра, один пользователь не может принести ролику сотни просмотров — их просто не зачтут в статистике и так далее), а посетитель на сайт должен просто зайти, всё остальное для счетчика не имеет значения. Таким образом, один Шарий собирает аудиторию, сопоставимую с аудиторий РИА Новости и РБК. Причем эта аудитория не размазывается на сотни публикаций (даже в самых больших СМИ новость или статья может получить аудиторию в несколько сотен тысяч посетителей), а концентрируется на нескольких роликах. Сила высказывания принципиально другая.
Возможность одного человека на личном канале в соцсети собрать аудиторию, сопоставимую с аудиторией крупнейших СМИ, — это персонификация медиа. Персона (образ человека) становится самостоятельным медиа. В ряде случаев за говорящей головой может стоять целая команда медийщиков, но это не отменяет тренда на персонификацию медиа. Наоборот, приход профессиональных команд (а он уже начался) в персонифицированные медиапроекты на «Ютубе» только подтверждает и усиливает тренд на персонификацию медиа. И эти медиа становятся теми самыми «институциями, ведающими социальной связью» в XXI веке. Сегодня это связь, прежде всего, с активом. А завтра — с самыми широкими массами.
Главный вопрос заключается в том, к кому эти институции будут подключены — какие социальные связи они будут строить. Можно ведь одновременно ругать Навального и продвигать парадигму потребительского общества (как говорил Сергею Ервандовичу один видеоблогер, «если мы дадим нашей молодежи мысли, что вы можете быть и успешными, и богатыми и патриотами, тогда большинство будет на нашей стороне очень надолго»).
Если мы говорим о формировании человека, то первична парадигма «успешный член потребительского общества» как образец для подражания — это весьма определенная модель, авангард которой всегда, в силу природы явления, будет у условного Навального. Потому даже с самой прикладной политической точки зрения должна быть другая модель человека, создающая свое бытие, к которому могло бы подключиться медиа. Если же такого подключения не будет, то всё сведется к перемешиванию постмодернистского варева.