Педагог рассказал, почему у детей не возникает связи с историей страны

Василий Кандинский. Древняя Русь. 1904
В первой части интервью ИА Красная Весна кандидат исторических наук, учитель гимназии Гилько Максим Александрович рассказал о том, какие проблемы возникают при онлайн-обучении и почему оно не подходит для массового применения в школе.

В этот раз Максим Александрович поделился мнением о том, почему современные ученики не чувствуют необходимости в изучении истории страны и мира, а также высказался о качестве современных учебников истории.

ИА Красная Весна: Помимо научной работы вы преподаете историю в школе. Не могли бы вы рассказать, как нынешнее поколение школьников в целом относится к такой области знания, как история? Что она для них: нечто необязательное, по причине отсутствия в списке обязательных предметов ЕГЭ? Или, наоборот, для молодежи история — это нечто, в чем они черпают что-то очень важное для себя?

Гилько: Конечно, у ребят могут быть разные взгляды на историю, и сталкиваешься с разным отношением. Но ЕГЭ или не ЕГЭ — это, наверное, не самый важный фактор, потому что те, кто собирается сдавать ЕГЭ, совсем не обязательно действительно заинтересованы этим предметом. Так уж, приходится сдавать.

Я думаю, что главная проблема в том, что история — это довольно сложная наука, со своим языком. Она рассказывает об отдаленных временах, перечисляет большое количество фактов, дат, имен, которые ничего школьникам не говорят. К сожалению, составители учебников это вообще никак не хотят принимать в расчет, и их в принципе не интересует, как сделать рассказ об истории актуальным.

Возьмите любые учебники истории на год обучения — они содержат примерно 70 параграфов при 68 уроках истории по расписанию. Да и часть уроков по тем или иным причинам, не зависящим от учителя, пропадает. В каждом параграфе до 10 страниц не особо интересного текста с вопросами. При этом школьнику непонятно, зачем ему это знать, ведь это никак не связано с его повседневными проблемами, запросами и интересами.

А так как составители учебников предприняли не слишком много усилий, чтобы найти язык, с которым можно обращаться к школьникам, это приходится делать учителю на уроках, искать этот язык, чтобы заинтересовать учеников, показать им, как на самом деле интересна история.

Поэтому, говоря об объеме знаний, которые предполагается школьникам преподать, нужно, конечно, выделять важное, и отчего-то, как ни крути, придется отказываться. По своему опыту могу сказать, что лучше, если школьники будут больше времени посвящать какой-то одной теме, изучая по этой теме фотографии, фильмы и другие художественные произведения, обсуждая источники и мнения по этой теме. Вот когда школьники таким образом «поварятся» в одной исторической теме, тогда история станет для них чем-то живым и близким. И тогда можно говорить о том, что они как-то ее освоили. И это пробуждение интереса к истории, соприкосновение с ней как раз может дать толчок школьнику для более глубокого изучения истории, в том числе и во взрослой жизни.

Серия учебников истории издательтва «Просвещение».
А впихивание в него каждый урок большого количества информации, которая проходит мимо его сознания и никак в нем не задерживается — это не полезно, а, мне кажется, наоборот, вызывает отчуждение. Мы это отчуждение ощущаем, с ним сталкиваемся, но бороться с ним на самом деле не берёмся по-честному.

ИА Красная Весна: Понятно, что история вообще сама по себе сложный предмет. Наблюдаете ли вы, все-таки, некий волевой посыл молодежи продираться через эту сложность? Может быть, вы могли бы увидеть некую динамику, когда вы начинали преподавать, дети одним образом относились к изучению истории, а сейчас эта динамика идет вниз или вверх с точки зрения именно желания все-таки разобраться в каких-то вопросах?

Гилько: Наверное, трудно сделать какое-то обобщение по поводу того, как школьники в среднем к этому относятся. Я думаю, не такой уж большой период прошел за то время, как я преподаю, и общественные условия, культурные условия, они не слишком изменились.

Школьники уже десять лет назад во многом «варились» в культурной обстановке, сильно далекой от того, чтобы им требовалось исторические знания как-то актуализировать. Взять, например, те же фильмы, которые смотрят школьники, и которые оказывают на них влияние — они в подавляющем большинстве не про исторических героев России сняты. Поэтому у них связь хоть какая-то с историей страны на уроках, например, ну никак не восстанавливалась.

Скорее менялся я. Я понял, что невозможно просто впихнуть в школьника все эти знания из учебников. К тому же, ведя уроки в разных классах, я начал ориентироваться на восприятие происходящего вокруг самим учеником. С кем-то проще установить язык и говорить о некоем социальном разрезе. Ему эти социальные проблемы просто понятнее. Кто-то слишком технарь и более технично смотрит на историю, рассматривая людей как неких винтиков, и говоря о том, что вот здесь нужно было сделать по-другому и все пошло бы иначе. Кто-то, наоборот, имеет склонность к гуманитарным наукам, и у него можно найти больше приятия истории. В общем, это такая гибкая работа педагога, которая, тем не менее, необходима.

ИА Красная Весна: Вы не ощущаете возросший интерес школьников хотя бы к истории Великой Отечественной войны, которая завязана на семейную историю, и школьники могут себя соотнести со своими прадедами? Я помню, как 9 Мая выглядело, скажем, в середине двухтысячных и, например, в 2015 году. В 2015 году произошёл какой-то взрыв, некий перелом, семейная память как бы актуализировалась, сошлась в одной точке, в одном месте и времени. Общество почувствовало, что ускользает вместе с тем поколением нечто такое, что нельзя упустить, что нужно актуализировать, передав определённую историческую эстафету детям, поэтому в 2015 году на 9 Мая было очень много детей, в том числе маленьких.

Гилько: Да, по поводу Великой Отечественной войны ученики чаще проявляют инициативу и интерес, нежели интересуются событиями других периодов, с которыми их семья никак не связана. Но если это не имеет повторения и не переплетается с другими жизненными событиями, то это не имеет продолжения, обрывается в пустоту.

Изучение истории семьи давно используется для освоения курса истории и у нас в России, и за рубежом, но на практике такие случаи крайне редки — школьники редко обращаются к истории своих семей. Это нельзя назвать тенденцией, поддерживаемой школой, семьей, да и в целом государственной политикой. А без повторения, обращаясь к истории семьи лишь в связи с 9 Мая, системного интереса не выстроить.

Несколько лет назад у меня была ученица, которая говорила, что ее родственником был А. Д. Сахаров, а другая ученица говорила о родственных связях с А. Н. Косыгиным. Но степень родства они затруднились обозначить, и на этом диалог прекращался. То есть для ребенка, видимо, это недостаточно значимо, раз ничего, кроме факта родства, из знаний о семейной истории он не почерпнул.

ИА Красная Весна: Недавно произошел своего рода скандал: президент России обнаружил, что в некоем нашем учебнике ничего не сказано про Сталинградскую битву, которая, по сути, изменила ход мировой истории. Наоборот, в этом учебнике хорошо был описан «Второй фронт», открытый западными союзниками в середине 1944 года, когда исход всей войны уже был предрешен. Что можно сказать об уровне современных учебных пособий, с которыми вам и вашим ученикам приходится сталкиваться при изучении предмета «История»?

Гилько: В истории с президентом страны неясно, какую позицию он сам занимает: если он как читатель поделился недовольством, но тогда почему не назвал конкретный учебник, почему только намёки? А если это было сказано им как представителем власти, и он был недоволен тем, какие учебники «грифует» министерство просвещения, то почему не была сформулирована необходимость ведомственного расследования, работы по изменению ситуации? В общем, для меня посыл реплики президента не очень понятен.

Что касается учебников, то у меня большие претензии не только к тем, кто их пишет, о чем я уже говорил, но и к тем, кто их рецензирует. В рецензиях часто можно встретить суждения о том, что тот или иной учебник в том-то плох, а в том-то хорош. Но в этих рецензиях нет одного простого критерия — попытки посмотреть на текст учебника глазами детей.

Как это выглядит глазами ученика, если с 5-го по 11-й класс используется одинаково безличный язык? Очень скучные тексты, которые не обращаются ни к маленькому ученику (которого еще можно как-то увлечь рассказами о жизни фараонов), ни к взрослому ученику, уже изменившегося с возрастом, не так эмоционально открытого. Главная претензия в том, что учебники не пишутся так, чтобы их читали школьники.

Помимо этого, существующие учебники истории не справляются с задачей адекватного обеспечения инклюзивного образования — когда дети с серьезными заболеваниями учатся в обычной школе. И даже без особенностей здоровья, в любом классе обучаются ученики разного уровня — как они должны читать и понимать один и тот же текст? В текстах параграфов не выделен тот фрагмент, который необходим для освоения минимума, и та часть, которая адресована тем, кто может глубже понять предмет. И поэтому разговоры про индивидуализированное образование — лишь разговоры, существующие учебники не помогают учителю выстраивать такую работу в классе, где учится 25-30 разных учеников.

Если предполагается, что учителю нужно только факты пересказать, изложенные в учебниках, то о каком уровне преподавания, а, соответственно, обучения, образования может идти речь?! Учебники, конечно, не должны писаться по «накатанной дорожке», они должны быть совершенно иные. Сейчас в них не хватает всего — доходчивого языка, разнообразного материала для разных учеников, хороших заданий, которые бы помогли вовлекать ученика.

Курьез: мы с коллегами заметили, что когда возникло требование обращаться к ресурсам интернета, после каждого параграфа появились задания — «найдите информацию о том-то в интернете», и спрашивается, чем это помогло ученику?

По моему мнению, учебник должен быть написан иначе, и в него должно быть вложено гораздо больше труда. Сейчас же такое впечатление, что школьные учебники — это хороший бизнес, который к образованию не имеет никакого отношения; зачастую учебник написан неясно кем, зачем, с какой целью, но ему гарантирован сбыт в школу.

ИА Красная Весна: То, что в учебнике не хватает буквально всего, что он принципиально не способен пробудить интерес к вопросам истории, говорит о том, что те, кто их пишут, не любят историю, им безразличен результат? Как именно такие люди становятся авторами учебников? Почему такие книги востребованы рынком учебников?

Гилько: Рынок этот закрыт, это монополия. Издательство «Просвещение», сосредоточив у себя все ресурсы, давно отсекло все иные пособия. Это чистый бизнес, и цель этого бизнеса — не сделать историю доступной, интересной для учеников, а заработать с меньшим количеством издержек.

В издающихся учебниках автор безличен, но ученик не поверит такому автору, он его не вовлечет. Конечно, в школьных учебниках не должно быть субъективщины, которая могла встречаться в учебниках девяностых-нулевых годов, но в учебнике должны быть вопросы к ученикам, попытка построения разговора со школьником.

У нас все крайности из учебников на сегодня убрали, они лишены больших ошибок и в целом больших безумств нет. Но и интересного подхода нет, нет попыток передать ученикам культуру исторической дискуссии, представление об истории как развивающейся исторической науки. Если бы научное сообщество имело силу, то не было бы диктата издательств, которые действуют на свое усмотрение, и можно было бы общественным мнением противодействовать некачественным учебникам.

ИА Красная Весна