Михаил Ларионов. Петух. 1912
Пандемия коронавируса внесла коррективы в очень многие стороны нашей повседневной жизни. Причем коррективы эти коснулись не только различных сторон жизни общества, но и определенных характеристик устройства самого государства.
Та массовая практика ограничения базовых прав человека и проникновения государственного регулирования во всё новые и новые сферы человеческой жизни, что мы наблюдаем сегодня в западных странах, вызывает массовое сопротивление рядовых граждан, которые с началом пандемии вдруг осознали, что вскоре могут попасть в «дивный новый мир».
В нашей стране этот процесс ощущается не так остро, как на Западе, хотя так или иначе влияние глобального тренда просматривается и у нас.
Российские власти необходимость вводить жесткие карантинные меры изначально восприняли с большой опаской. Оно и понятно, ведь население России за период «лихих девяностых», да и весь путинский период, если к чему и приноровилось, так это к политической системе, при которой верхи делают вид, что демократия — это не просто красивое слово, а народ молча с этим соглашается, хоть и с условием, что эти самые верхи не лезут в жизненное пространство людей и не посягают на социальную «зону комфорта» в виде специфической русской вольницы.
Здесь нельзя не упомянуть и о персоноцентричном политическом мышлении наших сограждан, как правило, ассоциирующих для себя власть с каким-либо конкретным человеком.
Весьма характерным здесь является соцопрос, проведенный ВЦИОМ в 2014 году. Социологи задавали простой вопрос: «Кто, согласно Конституции, является носителем суверенитета и источником власти в Российской Федерации?»
В итоге 55% жителей нашей страны таковым нарекли президента России. Примечательно, что аналогичный опрос, проведенный в 2005 году, дал те же 55%. Еще 11% жителей России в 2014 году назвали источником власти российский парламент. Правильный ответ (народ) выбрали лишь 23%.
Получается, что в политическом сознании населения страны уже сформирована мировоззренческая матрица, при которой глава государства является главным бенефициаром народного признания и любви, но и он же в случае чего будет назначен в качестве главного «стрелочника» (что и продемонстрировала пенсионная реформа, после которой словно камнепад в горах рухнул рейтинг президента).
На фоне всех этих невеселых дум в какие-то «светлые» головы в администрации президента (или в ином ведомстве) пришла поистине гениальная идея: «А почему бы нам не вспомнить о том, что Россия — это федеративное государство, да и не подставить под наплывающий айсберг народного гнева и возмущения региональные власти, прежде всего глав субъектов РФ?» Мол, пусть они сами себя, словно унтер-офицерская вдова, высекут принятием непопулярных коронавирусных ограничений.
Однако при реализации этой схемы власти сразу же напоролись на риф суровой реальности, вполне в духе классического «гладко было на бумаге…»
Дело в том, что Россия, хоть и федеративное государство, но весьма специфическое. Вполне респектабельная российская конституционно-правовая наука для определения федеративной модели нашей страны даже выработала парадоксальную категорию — «унитарный федерализм».
Разумеется, федерации могут быть централизованными (как Германия) или децентрализованными (как Индия), но в любом случае в этих моделях существует четкое разделение государства по территориальному принципу на два самостоятельных уровня власти, федеральный и региональный, каждый из которых отвечает за свой круг вопросов.
В России же после эпохи взятия (а точнее, сдачи) «столько суверенитета, сколько получится проглотить», уже с начала нулевых, а именно в 2003–2004 годах, началось так называемое «выстраивание вертикали власти».
Самым значимым шагом в этой связи стала отмена выборов глав российских регионов и введение процедуры их завуалированного назначения федеральным центром — президент России делал региональному парламенту «предложение, от которого тот не мог отказаться». Надо ли говорить, что за период с 2004 по 2012 годы, пока существовала такая процедура, не было ни одного случая, когда бы региональные законодатели отклонили предложенную главой государства кандидатуру?
В 2012 году прямые выборы были возвращены, однако эта процедура оказалась снабжена так называемыми муниципальными фильтрами, сделавшими процесс выдвижения кандидатур крайне прогнозируемым и контролируемым (за счет крепких позиций партии власти на местах).
Более того, подспудно, без прямого указания в законе, сложилась практика, при которой главы регионов России при назначении чиновников на некоторые ключевые должности в региональном правительстве стали предварительно получать согласие на такие назначения со стороны профильных федеральных министерств. Федеральное же ведомство получило право в любой момент поставить перед главой субъекта РФ вопрос об отставке такого чиновника, а в случае, если тот решит заартачиться, сигнализировать об этом в администрацию президента РФ.
Эта модель дополнялась и полномочием президента России снимать глав субъектов РФ с их должностей с лаконичной формулировкой «в связи с утратой доверия» (даже тех, кто получил свой пост на региональных выборах).
В итоге, когда началась пандемия COVID-19, именно эта бессубъектная, выстроенная «в струнку» региональная система власти и должна была в теории оттянуть на себя весь удар народного гнева. А основания разгневаться у наших сограждан образовались очень быстро.
Василий Кандинский. Москва. 1916
Ранее нами уже подробно обсуждались правовые нюансы введения на территории России различных ограничительных мер в связи с пандемией COVID-19. В том числе разбиралось и то, почему эти меры являются неправомерными и нарушают целую россыпь конституционных норм и принципов.
Подробнее об этом уже было в моей статье «Законопроект о QR-кодах устраняет правовое государство и вводит апартеид» (ИА «Красная весна», 31 ноября 2021 г.).
Здесь лишь оговорим, что по прошествии почти двух лет законодательная база таких ограничений состоит из нескольких до безобразия неинформативных пунктов федерального закона от 21 декабря 1994 года № 68-ФЗ «О защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера», которые были поспешно внесены в закон 1 апреля 2020 года.
Эти пункты — классический пример бланкетных норм, то есть не содержащих каких-либо правил поведения, а отсылающих к иным нормативным правовым актам. Правда, в случае с ограничительными мерами в связи с пандемией отсылают они в пустоту (точнее к неопределенному кругу нормативных правовых актов), и это — ахиллесова пята всей российской модели карантинных ограничений.
При этом уточним, что под пустотой в данном случае подразумевается не тотальный юридический вакуум, а та антиправовая «чрезвычайщина», при помощи которой вот уже два года в нарушение базовых конституционных принципов и норм российские власти стремятся регламентировать жизнь людей.
Дело в том, что согласно архиважной статье 55 Конституции России в нашей стране права и свободы личности могут быть ограничены исключительно посредством федерального закона.
Во всей «антиковидной» эпопее на роль такого закона претендует только вышеупомянутый ФЗ № 68, да пара так и не принятых законопроектов о введении QR-кодов, поражающих как своей вопиющей безграмотностью, так и коррупциогенной емкостью. Но ни то, ни другое обсуждаемые нами вопросы никак не регулирует.
Причем весьма симптоматично, что законопроекты о QR-кодах были разработаны и внесены правительством РФ на рассмотрение в Госдуму лишь в ноябре 2021 года, то есть спустя полтора года после того, как президент России издал свой первый указ, посвященный вопросам пандемии COVID-19.
Напомню, что для принятия поправок к Конституции РФ, предложенных президентом в Послании Федеральному собранию 5 января 2020 года, понадобилось всего три месяца, и уже 14 марта 2020 года они были окончательно приняты парламентом.
Подобную медлительность правительства и парламента в вопросах правовой регламентации ограничительных мер сложно объяснить чем-то, кроме банального нежелания связывать себя какими-либо четкими правовыми предписаниями.
Вместо этого заработала система каскадного «переведения стрелок» и вне какого-либо правового поля вся полнота принятия решений о введении ограничительных мер была отдана на откуп российским регионам. В итоге в России на сегодня на федеральном уровне не существует правового акта, который бы регламентировал вопросы введения ограничительных мер на территории страны.
Вместо этого в каждом из 85 субъектов РФ имеется «свой царь в голове», то есть как минимум региональные власти приняли по одному акту главы субъекта РФ о введении режима повышенной готовности, которым и были установлены соответствующие ограничения, а как максимум — еще пару-тройку подзаконных актов в дополнение к нему.
Однако региональные власти, почти 20 лет существующие в условиях жесткой «вертикали», к такому повороту событий явно оказались не готовы и не слишком-то обрадовались свалившемуся на них «счастью» в виде необходимости введения ограничительных мер. Как итог мы наблюдаем полный спектр метаний от «всё запретить» до «всё разрешить» (самые мудрые руководители по старой русской привычке «закрутили гайки» на бумаге, но благоразумно решили не контролировать исполнение запретов).
Впрочем, некоторые главы российских регионов ни в чем себе не отказывали и в своем административном рвении дошли уже до того, что стали запрещать проведение митингов и пикетов, даже одиночных, запрещать пожилым гражданам покидать свои дома, при помощи QR-кодов устанавливать систему социальной сегрегации и так далее.
Таким образом, федеральный центр чуть ли не впервые в новейшей истории России (в путинский период уж наверняка) на системном уровне санкционировал антиконституционную и антиправовую управленческую практику, при которой власти 85 субъектов федерации получили благословение «в меру своего разумения» регулировать вопросы ограничения конституционных прав и свобод личности путем введения конкретных предписаний и запретов на территории своих регионов без какой либо оглядки не только на федеральные законы, но и на конституцию страны (которая, напомним, имеет высшую силу и верховенство на всей территории страны). Что это, как не анархофедерализм, сооружаемый руками федерального центра?
Микалоюс Чюрлёнис. Летит чёрная беда. 1909
Видимо, главы российских регионов, чувствуя, что дело пахнет керосином (и понимая, что их пытаются «кинуть»), в свою очередь стараются «перевести стрелки» на кого-то еще. Например, во многих субъектах РФ главы регионов вводили те или иные ограничительные меры, обосновывая это необходимостью выполнения предписаний главных санитарных врачей субъектов РФ.
По сути, меры по ограничению базовых конституционных прав личности стали вводиться решениями главы региона России при апелляции к постановлению санврача, то есть федерального госслужащего Роспотребнадзора не самого высокого ранга! И всё это в условиях самоустранения федерального центра от принятия каких-либо решений по этому вопросу.
Возможно, подобная незамысловатая практика и позволит в какой-то мере, «переведя стрелки» на нижний уровень госвласти, сделать его своеобразным громоотводом во всей этой эпопее с пандемией. Хотя не исключено, что рядовые граждане в любом случае во всех бедах будут винить центральную власть.
Но, выбирая подобную тактику, федеральный центр одновременно демонстрирует свою растерянность, дистанцирование от народа, нежелание брать бремя ответственности, и, в конце концов, банальную слабость. И это всё на фоне попрания всех тех скромных демократических норм, которые являются привычными для населения, вроде свободы передвижения, и ограничение которых воспринимается крайне болезненно.
Учитывая, что политический рейтинг глав российских регионов никогда не поражал воображение, нетрудно догадаться, к делегитимации каких властных институтов в итоге приведет подобная схема, особенно если власти продолжат продавливать ужесточение ограничительных мер.
Константин Чепрасов