Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Апостол Павел.
Не успел ещё пройти премьерный показ фильма А. Зайцева «14+», а в СМИ уже развернулись бои: "эстеты" против "ханжей". Я не хочу лить воду на мельницу всей этой шумихи, а надеюсь поговорить о сущностных вещах. И цитату из послания апостола Павла к коринфянам я привела не потому, что намереваюсь отстаивать свою точку зрения с помощью церковной догматики, а потому, что хочу показать: с древнейших времён любовь понималась, как великая сила, всеобъемлющая и многогранная, не сводимая к одномерному чувству или понятию.
Именно поэтому, в отличие от бойких копирайтеров и критиков, я не могу сказать, что фильм «14+» посвящён любви. В нём с подробностями раскрываются волнения и страсти пубертатного периода, через которые, наверно, проходил каждый. Вот мальчику Лёше понравилась незнакомая девочка… вот он увидел в телевизоре обнажённую грудь цыганки и заинтересовался новыми ощущениями… вот Лёша полез в Интернет и отыскал страничку своей «возлюбленной» - и многозначительно «поглаживает» мышкой наиболее откровенные изображения… А Вика с подругами старательно копирует поведение «взрослых»: покупает тоник, красится, рассекает в мини-юбке и гламурных очках… Носит кружевные трусы и выставляет в соцсети картинки на темы любви: она «в активном поиске»… И этот «активный поиск» - пробуждение первых плотских желаний и счастливое обретение партнёра, - в картине затмевает все иные проявления любви, если даже они и были предусмотрены авторами. Во-первых, потому, что камера смакует моменты проявления влечения – задерживает внимание то на пышной девичьей груди, то на обнажённых бёдрах, то на губах, эффектно всасывающих ягодки с пальцев. Во-вторых, герои не знают иного выхода чувства, кроме объятий и поцелуев. В фильме не раскрыто их общих интересов, у них нет ни общих занятий, ни тем, которые они с радостью обсуждают. Ничего, кроме двух танцев, одной шумной тусовки, поездки на мопеде (довольно иззбитый приём романтического кино) и пары слов о родителях – типичные варианты общения мальчика и девочки, не объясняющие, почему сблизились именно эти две души.
Впрочем, о душе в фильме разговора практически нет. Кроме показа на уроке литературы знаменитой сцены бала Наташи Ростовой из «Войны и мира» С. Бондарчука. В отличие от одноклассников, которые по привычке заняты своими делами: кто спит, кто шепчется, кто рисует, Лёша на мгновение засматривается. Но чарующее воздействие эпизода тут же опровергается, ибо учитель, не глядя на экран и почитывая какую-то книжку, тайком подливает себе коньяк (и пьёт из кружки с надписью «я тебя люблю»).
Вообще приём опровержения и развенчания возвышенных идей применяется авторами неоднократно. Представляя своё творение как современную версию «Ромео и Джульетты» они не привносят в неё шекспировских страстей. Угрозы для любви – страх и комплексы, вражда двух школ, - на деле оказываются ничтожными. В фильме никто не пытается мучительно преодолеть боязнь и сказать «Я тебя люблю», - более того, слово «люблю» так и не произносится. И если бы не подзаголовок картины («история первой любви») не было бы никаких формальных оснований связывать её с этим чувством. Внимание Лёши и Вики друг к другу проявляется в обычных приглашениях на тусовку или в гости.
Роль внешней враждебной силы по отношению к «влюблённым» исполняет компания гопников во главе с Волковым, который увивается за Викой и избивает Лёшу. Но эти хулиганы быстро ретируются – видимо из уважения к Лёше, который проявляет смелость и в отчаянный момент не просит защиты у полиции – должно быть, расхрабрившись после поцелуя с Викой. И, пожалуй, это единственная сцена, когда можно говорить о побеждающей силе любовного чувства.
В «Ромео и Джульетте», если уж сравнивать два произведения, мотив могущества любви один из основных: влюблённые видят вещи в новом свете, они готовы пойти против воли семей и государства, преодолеть вековую вражду; они отдают жизнь, чтобы никогда не расставаться, и их смерть примиряет два враждующих рода. То есть у Шекспира любовь в каком-то смысле преображает мир.
В фильме А. Зайцева любовь, а точнее, некое влечение двух подростков друг к другу скорее их способ уйти от окружающей действительности, где вообще мало места для человеческих отношений: дети предоставлены самим себе и развлекаются, главным образом, драками, чёрными приколами и компьютерными играми, а взрослые ведут себя как эгоистичные фрики. Семья Вики помешана на спорте, а лёшина мать-одиночка заливает тоску попойкой с подругой. По сути дела, в фильме не проявляется и родительская любовь. Даже в эпизоде, когда Лёша сидит дома избитый и мать разговаривает по телефону с его отцом о бесчувственности, она потом вымещает горе и раздражение на сыне. А до этого, когда мать заводит с мальчиком откровенный разговор об «алкоголе, наркотиках и женщинах» (показывая, кстати, книгу о половом воспитании с подробными картинками), Лёша надевает наушники и ничего не слышит. Здесь нет каналов, по которым любовь родных могла бы излиться на детей и по которым они могли бы на неё ответить.
А в финале, когда главные герои, очевидно после интимной близости лежат в одной постели, как два замёрзших зверёныша, приходит лёшина одинокая мать и, найдя на столе остатки ягод и ликёра, замечает, что сын копия отца. Это можно расценивать как намёк на печальные последствия юной страсти. Впрочем, через несколько минут повествование обрывается, так что выводы из произошедшего свидания остаются неизвестными. И в данном случае любовь ничего не преображает. И есть ли хоть следы её, если вся цепочка событий картины больше всего напоминает инструкцию по грамотному пикапу (съёму девушек) для малолетних.
Но в фильме есть привязанность иного рода – артистов к своим ролям, авторское наслаждение мелочами современного быта. Исполнители, хотя они не профессиональные актёры, играют весьма реалистично, и некоторые детали (например, включение шелеста листьев и криков ласточек) точно передают атмосферу городского спального района. Искренность воплощения, правдоподобие типажей показывают, что авторы погружены в ту реальность, которую отражают, более того, они в ней купаются, любовно обрисовывая все её искривления. И зрители заражаются этим приятным чувством, словно не замечая уродства и боли.
Да, многие ситуации и лица узнаваемы для тех, кто наблюдал за подростками или сам взрослел в последнее двадцатилетие. Оттого, наверное, иные сцены и воспринимаются, как кусочки настоящего видеоархива. Но вряд ли бытие большинства зрителей исчерпывается той реальностью, которую предлагают авторы картины – а они предлагают свою реальность как обыденность, как норму. Ведь композиция фильма не даёт намёка на какие-либо оценки и осуждения, на поиск смыслов, причин и следствий. Всё показано словно бы хроникально, словно бы как есть, как рядовая история. И на титрах эта эстетика дополняется утверждением в песне: ВСЕ мы пьяные. И получается, что авторы показывают такие из ряда вон выходящие явления, как подростковый секс, пьянство и хулиганство обычными, повсеместно распространёнными. Конечно, можно сказать, что такова наша жестокая реальность. Но если это так, то общество болеет, и непонятно, как в этой ситуации можно холодно и даже с удовольствием изображать деградацию? И как можно наслаждаться этим изображением?
Подчеркну, суть здесь не о ханжестве. Я убеждена, что запретами и брезгливым отворачиванием носа дела не решить. Вопрос в том, какой тип художественного (и общественного) сознания мы выбираем. И в том, что реальность, где правят звериные законы, реальность без любви, где телесная близость является единственным утешением, и душевные порывы Джульетты, Татьяны, Наташи не то, что не интересны, не доступны людским сердцам – эта реальность уже не для человека.
Cофья Журавлева, РВС