«На дурака не нужен нож,
Ему с три короба наврешь —
И делай с ним, что хошь!»
Я уже не застала уроков НВП, но отчетливо помню, как раз или даже два по учебной тревоге весь наш класс покидал школу по направлению к ближайшему бомбоубежищу в часы проводимой Гражданской обороны. Ничего, кроме ликования и ученической радости от освобождения от всех остальных уроков мы, школьники, в тот момент не испытывали, это я тоже помню очень хорошо, как помню еще и небольшое свое разочарование от того, что бомбоубежища я тогда так и не увидела, — нас просто отправили по домам. А я тоже,как все дети, была страшно любознательна, и мне ужас как хотелось увидеть, что же это за место такое, где я должна прятаться от американских ядерных бомб.
К начальному школьному возрасту я уже видела документальную хронику времен Великой Отечественной и имела некоторое представление о подобных помещениях, но ведь ребенку важно «всё потрогать своими руками». Вот и мне так хотелось побывать не в каком-то там подвале, которых я уже повидала на своем 8-9-летнем веку, подкармливая в них дворовых котов, а в закрытом на большой амбарный замок загадочном портале, ведущем в самую землю, — мы с друзьями частенько бегали к таинственному холму со встроенной в него дверью и надписью «БОМБОУБЕЖИЩЕ» играть в «войнушку».
Безусловно, мной тогда это всё воспринималось исключительно как игра. Тем более, вернувшись домой из школы, я уже вовсю смотрела по телевизору уроки английского с Биг Маззи, американские мультики про дядюшку Скруджа и Иисуса-человека с наигранными, фальшивыми голосами, носила джинсы «Монтана», купленные моими родителями в обычном «Детском мире», вовсю жевала американскую жвачку, продающуюся в Союзпечати, и слушала американскую музыку. Помимо этого, абсолютно такая же, как и я, самая обычная очаровательная американская девочка Саманта Смит уже внесла некоторые коррективы в сознание тогда еще советских детей по вопросу устроения американского общества.
Да к тому же я очень любила сказки дядюшки Римуса про братца Кролика и братца Лиса Джоэля Харриса, и никакой опасности от страны под названием США и ее граждан, называющихся американцами, не испытывала. Хотя, конечно, знала, что там, помимо Саманты Смит и других нормальных людей, живут некие мистеры-Твистеры, которые не считают всех людей равными себе и угнетают негров, как в книжке про дядю Тома, ведь когда-то и у нас были подобные сволочи. Вот именно они-то и хотят сбросить на мою самую прекрасную в мире страну ядерную бомбу. Но ничего — полагала тогда я — если что, мы отсидимся в волшебном подземном портале и, всем смертям назло, как всегда обязательно выживем. По-другому и быть не может. И никакого противоречия внутри моих детских умозаключений об Америке, прямо скажем, не было.
А буквально уже через пару-тройку лет американская культура, ее образ жизни, ее способ мышления, ее ценности хлынут на мою юную русскую голову селевым потоком, доведя меня в буквальном смысле до отвращения к этой стране. А заодно породят во мне кучу предубеждений к ее населению уже к концу 90-х, когда я смогу там побывать. Больше всего меня станет раздражать американская липучесть и ее агрессивное навязывание. Американская культура буквально будет влезать в мою шкуру (если не сказать совсем грубо про то, куда она, простите, лезет). Своим уже просто ненавидимым мною английским, своей тошнотворной рекламой, своим идиотским физиологическим юмором, пошлостью и дурным вкусом, своим тупым американским материализмом с наивысшими своими ценностями – деньгами и выгодой. И вся моя юность будет буквально отравлена насаждаемым повсюду сексом. Ну просто до тошноты.
Уже тогда во всем «американском» мне будет видеться и слышаться какой-то смутный подтекст, обращенный к ущербности человеческой природы, и апелляция к каким-то прямо-таки звериным инстинктам, чуждым лично мне. Пройдет еще немного времени, и я отчетливо для себя пойму (ну, или твердо решу), что американская культура буквально строится на психиатрических диагнозах, а ее главный механизм – манипуляция создаваемыми ею же психами. Безусловно, для меня – русской девочки, советского ребенка, выросшего на, пожалуй, главных сакральных понятиях родной культуры — высоты человеческого Духа и Правды, ничего, кроме антипатии, всё «американское» вызвать не могло.
К тому времени я уже повидаю в своем институте американцев моего же поколения, ужаснувших меня своим диким невежеством и отсутствием хоть какого-то маломальского кругозора: они не знали не только истории, географии, литературы и основ любых других наук, они не знали, кто был первым космонавтом на Земле! Это возмутит меня как раз больше всего, ведь я — выпускница школы им. Ю. А. Гагарина.
Ну а вскоре (в 1999 году) я отправлюсь и в саму Америку. Она просто ошарашит меня своим пафосом и поддельностью. Во всем. Юной и еще чистой душе фальшь очень резко бросается в глаза. Например, какая-то карикатурная помпезность в архитектуре Вашингтона, – первого уведенного мною американского города, сразу создаст во мне ощущение бутафорских декораций, ее вторичность по отношению к Европе будет для меня очевидна, а копирование и подражание всем архитектурным стилям сразу создаст атмосферу мнимого, ненастоящего величия.
Вслед за этим и американские граждане вызовут у меня довольно противоречивые чувства. Я хорошо помню, что мне было тогда бесконечно жаль несметное количество невероятно толстых или просто каких-то нескладных, неблагополучных и несчастных, часто с неврологией людей, и что самое ужасное – таких же точно детей. То, что они все несчастные, мне станет как-то сразу понятно. Их пластмассовые, поддельные и абсолютно бессмысленные улыбки совершенно естественно вызовут во мне только подозрительность и недоверие и очень быстро станут раздражать.
В силу своей профессии (я – актриса, хотя теперь, правда, еще и режиссер) я практически безошибочно определяю, какие подлинные чувства скрываются внутри, скажем, «обслуживающего персонала» под внешне сдержанным поведением, это мой профессиональный навык. И как бы я не страдала от хамоватых отечественных продавщиц, они всегда будут казаться мне гораздо более безопасными. По крайней мере, ты понимаешь, чего от них можно ожидать.
Ошалела я и от количества асоциальных граждан, от радикалов типа феминисток, от граждан с перверсией, с явными психическими отклонениями, с сектантской принадлежностью и пр. Ну, и самую настоящую оторопь вызовет у меня случайный собеседник в баре – белый менеджер лет 30-ти, в мгновение ока исчезнувший оттуда после упомянутых мною в разговоре индейцев: я решила блеснуть своими знаниями американской истории, я ж Фенимора Купера читала. Он даже целый бокал купленного им алкоголя оставит: это ж надо так бояться простого обывательского разговора на эту тему!
Кроме всего прочего, в Америке я в прямом смысле слова буду голодать, потому что не смогу есть какую-то тоже просто пластмассовую еду из супермаркетов. Молоко там – подкрашенная белая водичка, йогурты – разведённый в какой-то слизи тальк, хлеб резиновый, овощи безвкусные, даже зелень без запаха. Про химикаты в составе глупо даже говорить. Что я тогда там ела, одному Богу известно. По-моему, продержалась на каких-то орешках.
Потрясло меня и местное телевидение. Истерика трясущихся в кадре людей с выпученными глазами и размахивающими руками по всем новостным каналам с бегущими красными строками «breaking news» мгновенно приводило в действие мой инстинкт самосохранения — я тут же переключала канал. Хотя поиски чего-нибудь «нормального» могли длиться бесконечно: американский телевизионный контент и нескончаемая реклама всё равно вскоре вынуждали вовсе выключить телевизор. Тогда я еще была избавлена от подобной дряни в таком количестве у себя на Родине, и мне дико всё это резало и глаз, и ухо.
После этого, в свои 20 с небольшим я раз и навсегда заключу, что ни один американец никогда не может быть сам собой, и всегда будет вынужден кем-то прикидываться. Он роковым образом загнан в какие-то абсолютно фальшивые внешние социальные рамки. Хотя оно и понятно: страну тотального обмана и постоянного надувательства могут населять только фальшивые люди. А надувают там везде и во всем: на ценнике, например, указывается одна цена, а на кассе требуют другую. Или, скажем, еда с клубникой или грибами на поверку оказывается без клубники или грибов, а лишь с их синтезированным вкусом и запахом. Если ты на улице закроешь бутылку пива бумажкой, то считается, что это вроде как и не пиво, хотя все понимают и видят, что ты держишь в руке алкоголь. Да даже современное ценообразование – это американская манипуляция сознанием: ведь 3,99 – это больше 4, чем 3. Это даже не лицемерие, это настоящий сумасшедший дом! Натуральная психбольница!
Больше эта страна никогда не вызовет во мне никакого интереса, а те несчастные соотечественники, стремящиеся в нее попасть или случайно там оказавшиеся, будут вызывать во мне либо жалость, как наивные дурачки, либо презрение, как пустые, оголтелые мещане, купившиеся на американские басни.
С каким восторгом через некоторое время я обнаружу у Есенина в переписке абсолютно аналогичные по ощущениям слова об этой стране, на которые внутри себя с облегчением обопрусь: «Что сказать мне вам об этом ужаснейшем царстве мещанства, которое граничит с идиотизмом? Кроме фокстрота, здесь почти ничего нет. Здесь жрут и пьют, и опять фокстрот. Человека я пока еще не встречал и не знаю, где им пахнет. В страшной моде господин доллар, на искусство начхать — самое высшее музик-холл. Я даже книг не захотел издавать здесь, несмотря на дешевизну бумаги и переводов. Никому здесь это не нужно. Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод, зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину…».
Чуть позже мне попадется и статья Марка Твена «Мы – англосаксы», после прочтения которой я пойму, почему же почти с детства меня так раздражает липучая американская культура: «Не знаю, к худу или к добру, но мы продолжаем поучать Европу. Мы занимаемся этим уже более ста двадцати пяти лет. Никто не приглашал нас в наставники, мы навязались сами. Ведь мы – англосаксы. Прошлой зимой на банкете в клубе, который называется “Дальние Концы Земли”, председательствующий, отставной военный в высоком чине, провозгласил громким голосом и с большим воодушевлением: "Мы – англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь надобно, он идет и берет”».
Если перевести эту выдающуюся декларацию (и чувства, в ней выраженные) на простой человеческий язык, она будет звучать примерно так: «Мы, англичане и американцы — воры, разбойники и пираты, чем и гордимся».
Был и еще один примечательный эпизод, когда моя вера в человечность западной цивилизации пошатнулась: я увидела фотографию Кевина Картера «Стервятник и девочка». С тех пор эта фотография для меня — символ западного общества. А невеселая судьба сделавшего ее фотографа лишь подтвердила, что она – самый обычный сценарий жизни человека, принадлежащего к этому обществу.
И я хорошо помню, что уже тогда, на рубеже ХХI века подумаю: удивительно, как же человечество опять само себя обмануло — создавая страну-мечту, вроде как для всех лузеров на свете, создало страну-миф, эдакое Эльдорадо, ставящее перед человеком только одну задачу — не дать себя убить.
Наивная и юная, я тоже верила в навязанную Голливудом сказочку об «американской мечте», ничего не зная о геополитике, ресурсах и финансовых системах, но как-то интуитивно выдохнула, приземлившись вскоре в Шереметьево: я в безопасности. И тогда же четко поняла: Создатель оказал мне, в общем-то, честь, сделав меня русским человеком.
Однако, опять же в силу своей молодости, в ту пору я совсем еще не понимала, что прямо в это же самое время это самое Эльдорадо по своей англосаксонской принадлежности приговорило уже всё человечество и начало свой новый крестовый поход на него: стартовали бомбардировки Югославии. И вскоре, уже у себя дома, я точно так же брезгливо начну переключать тысячу бессмысленных каналов и начну терять доверие к миру, приучая себя читать состав буквально всех продуктов и вещей на свете, пытаясь «не дать себя убить».
Но в то время я даже не могла себе представить, что фальсификат на упаковках — это практически самая безобидная ложь по сравнению с тем, что ждет нас дальше, например, в медицине или средствах массовой информации. Осенью этого же, 1999 года, жизнь моей страны снова изменится навсегда: Россия вступит в эпоху нового, невиданного ею еще террора — мне предстоит переживать взрывы жилых домов, общественного транспорта и концертных залов. А еще через два года я увижу просто совсем уж невообразимый спектакль мирового масштаба — падение башен-близнецов, после которого человечество вступит в свою новую старую фашистскую эпоху, только более изощренную, как и положено, на следующем витке исторической спирали. Фашисты, увы, тоже извлекают свой опыт, учатся на своих ошибках и действуют новаторски. Так что человек и понять не успеет, как же это получилось, что в газовую камеру он идет теперь уже добровольно, в ясном, казалось бы, уме и светлой памяти. Вот так «царство мещанства», получив индульгенцию от своего народа, начнет превращаться в очередного мирового властелина.
И вот тогда начнется мое настоящее взросление и осознание того, чему меня учило мое прекрасное советское образование — оно превосходно формировало системное мышление человека — и я смогу понять, в каком мире я живу.
А мир всё время меняется. Правда, только тактически. Стратегическая его задача остается неизменной, конфликт добра со злом вечен: выживать и развиваться на Земле было всегда непросто. А вот определение линии соприкосновения этих двух сил и есть главная тактическая задача человечества, ведь зло, как водится, всегда прикидывается добром, и распознать его с развитием технологий становится всё труднее.
Однако русским людям сделать это куда проще, ведь у нас есть наша святыня, наша чаша Грааля, наш бесценный Логос, наш, если хотите, миелофон (звук мозга – лат.) – русская литература, всецело выросшая из православной традиции. Именно русская литература выделила и определила эту самую линию соприкосновения из книги книг и сделала ее основным драматургическим конфликтом — отношение к деньгам и статусу. Потому что «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будете ненавидеть, а другого любить; или одному станете усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и мамоне» (Матф.6:24).
Мне вот с самой моей уже «рыночной» юности очень пригодилась способность с первого взгляда определять «мамоновцев» — чичиковых, паратовых и смердяковых, и при моей профессии и моей психофизике не разделить судьбу Ларисы Огудаловой или Настасьи Филипповны, устоять в своих профессиональных и нравственных ценностях и не попасть при этом в клинику неврозов. Ну, и в профессии мне как-то удавалось существовать, не торгуя собой, ведь я ее приобретала еще в традиции, когда были
«Наши женщины не вампы, не медузы,
А разумно кончившие вузы
Воины науки и труда!»
В отличие от Ларисы Огудаловой, у меня, слава Богу, выбор всегда был. Ведь в ХХ веке русское искусство советского периода не только продолжило развивать главный драматургический конфликт русской литературы, оно сделало на нем основной акцент. Например, почти все культовые отечественные фильмы имеют в своей основе именно его: «Москва слезам не верит», «Служебный роман», «Берегись автомобиля», «Дорогой мой человек», «Дом, в котором я живу», «Алые паруса», «Человек с бульвара Капуцинов» и многие, многие другие.
Социалистическое общество, как общество равноправных людей, упорно приучало свое население стоять в родном хороводе, а не карабкаться на капиталистическую социальную лестницу. Я уже не говорю о литературе и драматургии детской, на которой выросла я и мое поколение в целом, как о главном средстве формирования человеческого мировоззрения. Сложно что-либо противопоставить правде, чести и достоинству, постигнутым с младых ногтей со страниц, скажем, «Цветика-семицветика», «Золотого ключика», «Трех толстяков», «Королевства кривых зеркал» «Двух капитанов», «Золушки» Е. Шварца и др.
И выросшим на этих книгах детям никакой мифической свободой — главным идеологическим орудием современности — мозги запудрить невозможно. Потому что эти дети прекрасно понимают, что свобода – это не возможность пересекать двойную сплошную, а осознанный выбор этого не делать, когда очень хочется. Манипулировать такими выросшими детьми очень сложно. Информацию, как основной инструмент управления человечеством, от таких людей не утаишь. Они ее умеют добывать. А как однажды признался один из выбившихся в «управленцы» Г. Греф на экономическом форуме 2012 года, обсуждая тему "Выход из управленческого тупика: мудрость толпы или авторитарный гений?", главная задача «управленцев» — как раз информацию спрятать.
Очень уж они жадные, «управленцы» эти, не хотят делиться: «…Как только все люди поймут основу своего «Я» и самоидентифицруются, ими будет тяжело манипулировать, а значит и управлять. Люди не хотят быть манипулируемыми, когда они имеют знания… Любое массовое управление подразумевает элемент манипуляции»
А манипуляция человеком испокон веков осуществлялась через его ущербную природу, потому что абсолютно все люди в той или иной степени травмированы и все в той или иной степени ущербны. мистеры Твистеры это хорошо знают. Не просто так, по словам профессора СПбГУ Татьяны Владимировны Черниговской (это утверждение я слышала именно от нее), больше всего сейчас денег вкладывается не в убитую фундаментальную науку, а именно в изучение науки когнитивной (видимо, бьются мистеры Твистеры над миелофоном-то, бьются).
И давно уже известно, что разница человеческой ущербности заключается лишь в том, что одни люди чувствуют себя ужасными, одни — просто плохими, а одни — всего-навсего лишь недостаточно хорошими. Чтобы защититься от этого ноющего 24 часа в сутки и невыносимого чувства своей собственной неполноценности и хоть как-то его скомпенсировать, человек стремится к получению денег и социального статуса как к фальшивой маскировке, мнимо удовлетворяющей человеческую потребность в признании и принятии, чтобы стать «хорошим» и ценным.
Редкие индивиды избавлены от этого угнетающего чувства, получая от рождения зрелых матерей, давших своим детям это самое «безусловное принятие» — настоящую любовь и здоровые границы. Вероятно, именно они и становятся двигателями прогресса нашей вселенной. Но таких ничтожно мало (по открытым статистическим данным, в России 70% созависимых людей, в США – 95%). Остальные же вынуждены над собой тяжелейшим образом работать, чтобы вырулить к пониманию самого себя, здоровой самооценке и стать, что называется, зрелым, осознанным, самоактуализированным человеком и получить доступ к экзистенциальному чувству полноты жизни.
Но и таких людей тоже немного, да и путь к себе длится порой долгими годами, а то и десятилетиями — через большое количество специалистов: психологов, иногда и психиатров, священников и иных духовных наставников, а также массу научной, философской и религиозной литературы: слишком тяжелы усилия, на которые тоже нужен ресурс. Ну а все остальные так и остаются существовать в борьбе за это самое свое существование и даже за само право на него. Эти люди всю свою жизнь проводят в состоянии сознания ребенка, незрелой личности и, как голодные галчата, стремятся всё время что-то получать: плюшки, игрушки, кофточки, лайки, гаджеты, бриллианты, ну и всё, что ни попросит его внутренняя прорва. Именно по этой причине «управленцы» и их хозяева мистеры Твистеры толкнули население планеты к эпохе потребления. Потому что прорва не насыщаема. Никогда. Есть такой диалог в пьесе выдающегося русского драматурга советского периода Виктора Розова «В поисках радости» между двумя героинями, Таней и мещанкой Леночкой, страдающей вещизмом и пытающейся «продвинуться» в обществе:
«… Леночка: Федя действительно сейчас имеет много дополнительной работы, но нам надо купить и то, и другое, и третье... Мне самой его жаль, но это временно - когда мы заведём всё....
Таня (Леночке). Ты никогда не заведёшь всё.
Леночка. Почему это?
Таня. Потому что ты - прорва!...»
Бездна, простите, бездонна. Увы. И люди с незрелым, детским сознанием обречены никогда не получить ни насыщения, ни удовлетворения, ни счастливой жизни. Действительно, несложно манипулировать слабым, неопытным ребенком. И соблазнить его совсем не трудно, и совратить тоже. Именно поэтому сегодня на магазинных полках можно встретить продукты с названиями «Клевый хавчик», «Пивдатый карась», на вывесках рекламный слоган «Одежда. Кроссовки. Культура», «Даю легко. Под 10%», а на экранах сериал под названием «Слово пацана» и стриминговую платформу «Смотрим».
Вслед за маркетинговыми технологами и политтехнологи не отстают: завести толпу в коллективные рыдания над «небесной сотней» проще, чем над сухой статистикой в «сто убитых», или вызвать в ней ярость от слова «голодомор» легче, чем от простого «неурожая». Заигрывать с незрелым и невежественным народом выгодно. А уж с молодежью – особенно, ведь именно эта возрастная категория потребляет больше всего и имеет самый высокий гормональный уровень, поэтому и является самой желанной целевой аудиторией всех барыг на свете (на теме методов массового управления людьми я подробно останавливалась в статье «Почему мы больше никогда не увидим новых Штирлицев и Жегловых»).
А право на рост, развитие, т. е. образование и культуру, у народа нет. К сожалению, с 1991 года и в нашей стране тоже, потому что теперь и у нас снова есть «элита», а образование и культура – это именно ее собственность. Не просто же так образованием в нашей стране с некоторых пор занимается всё тот же «управленец» Греф сотоварищи.
И они не могут понять одного нюанса: образование и культура – всего лишь шанс на развитие, возможность для него. Самого процесса в человеке, судя по этой же самой элите, может так никогда и не произойти. И никакой Садхгуру и доктор Курпатов, уж не знаю, чем они там занимаются, «самоидентифицироваться» ему не помогли, самоидентифицируется он пока со своим имуществом. Осознать, что чувство собственного превосходства и чувство собственного достоинства — не одно то же, я смотрю, людям по-прежнему нелегко. Человечество столько своих трудов оставило потомкам, а воз, как говорится, и ныне там!
А чувство собственного превосходства, своей исключительности так сладостно и так чудесно маскирует внутренние проблемы. И ничем владелец каких-то там акций не отличается от мещанки Леночки, владеющей новым шкафом. Разница только в масштабе, ключевое слово здесь – «владелец». Вот и плодятся сегодня мещанки Леночки в геометрической прогрессии, гоняясь за новой мебелью, коллекцией одежды, айфоном, «тачкой»..., не понимая, зачем же им это всё нужно?!
Так смещается внимание человека на внешнюю сторону жизни. Так же точно смещаются и его ценности. Человек сам по себе перестает быть ценен. Ценно становится его барахло. По барахлу оценивается и сам человек. По барахлу определяется человеческий статус. Ничего нового. Фарисеи отродясь так жили. Просто у современных фарисеев теперь новые инструменты, ведь с библейских времен народу-то на земле, прямо скажем, изрядно прибавилось. А управлять всей этой братвой мистерам Твистерам очень хочется. Игра в «царя горы» весьма увлекательна. А Эльдорадо — так заманчиво...
Судя по всему, неспроста в современный министерский лексикон ввели так раздражающее лично меня понятие «компетенции». И мне искренне жаль людей, наивно полагающих, что всё это происходит «само по себе». Само по себе человечество в саранчу превратиться не может, а в эпоху потребления оно именно ею и становится.
И трудно уже не заметить, что мировые вертухаи мистеры Твистеры отменяют как таковую психиатрию и берутся за разделение труда. Наверняка неслучайно американский сервис по поиску работы Superjob при размещении вакансий еще в 2019 году убрал графу «образование».
Только ведь Маркс под своим термином «разделение труда» имел в виду совсем не то, что сейчас осуществляется. И раскрывая его сущность, он предупреждал, что при капиталистических отношениях происходит «втягивание всех народов в сеть мирового рынка, а вместе с тем в интернациональный характер капиталистического режима. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации». Разве не этот процесс мы все сейчас наблюдаем?
И мне смешны разговоры обывателей про «здоровый капитализм». Его нет и быть не может. Даже создатель МВФ Д. М. Кейнс – видный экономический деятель с мировым именем, приспешник западной экономической модели, непосредственно ее обслуживавший, сказал когда-то: «Капитализм является странным убеждением, что самые мерзкие люди из самых мерзких мотивов как-то действуют на всеобщее благо». И был, кстати, убежден, что только государство, а не рынок может что-то там сбалансировать. Но кейнсианство сегодня не в моде, и «управленцы» совершенно не стесняются публично отводить государству роль всего лишь некоего «функционала», о чем, например, заявила на последнем Петербургском экономическом форуме глава нашего ЦБ.
Что ж, умнейший русский народ давно уж понял, что новоявленная отечественная «элита» обслуживает совсем не его интересы, и начал отбиваться от ее хозяев на Донбассе. Правда, ему сильно мешают. Увы, мещанок Леночек не для того взращивали, чтобы они в состоянии были понять, что киевский майдан был организован по нашу душу.
В 1991 году мы совершили чудовищную ошибку и теперь вынуждены ее исправлять. Если ты связываешься с мировой мафией, ты должен понимать, что по криминальным ее законам «вход в нее – рубль, а выход – два» и их придется заплатить. Хотя и это сделать нелегко. Англосаксы нас просто так не отпустят. Не для того они порабощали мир, уничтожали целых две расы и примазывались к нашей победе в Великой Отечественной. У них по-прежнему на нас далеко идущие планы.
Понятно, по своей расистской принадлежности мистерам Твистерам, вероятно, жизненно необходимо встроить нас в себя: мы тоже белые, а они не терпят конкурентов. Но это невозможно. Точно так же, как пытаться из мальчика сделать девочку, он ей всё равно никогда не станет.
Мы – другие. Я в 20 лет это поняла, и именно с этого возраста отбиваюсь от западной культуры, как могу. И главной своей задачей, как и задачей любого мыслящего, а не потребляющего человека, я пока буду считать делать всё, что только можно, чтобы не дать превратить англосаксам в свое Эльдорадо всю планету.
Актриса, режиссер
член РВС
Наталья Лукеичева