В ходе интервью общественной организации «Родительское Всероссийское Сопротивление» (РВС) уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Павел Астахов сделал особый акцент на скандальном случае с подкинутой в ставропольский беби-бокс то ли бабушкой, то ли мамой полуторамесячной девочкой, процитировав содержание своей переписки с заместителем прокурора Ставропольского края.
«Остаётся три ящика, порядок взаимодействия не определён, потому что прокуратура отменила. Что дальше? Я жду ответа от губернатора Ставропольского края», — заявил Астахов.
Также омбудсмен прокомментировал допущенную чиновниками Ставрополья и Перми путаницу с количеством случаев подкидывания младенцев в «детские ящики», отметив, что Подмосковье «сегодня собирается наступить на те же грабли». Упомянул о происшествиях с убийствами новорожденных в Краснодарском крае, опровергнув утверждения лоббистов «ящиков для детей» о «спасительных беби-боксах вместо помойки».
Астахов сделал особый акцент на факте террористической угрозы, которую несут в себе анонимные, не охраняемые ниши — боксы в зданиях больниц и роддомов.
«Пытаться решить проблему тем, чтобы её вообще не обсуждать в общественном пространстве и заткнуть всем рот, — не получится. Вы меры предпринимайте действенные. Чтобы вы, те, кто принял такое решение, взяли на себя ответственность за установку этого ящика. Сделали дырку в медицинское учреждение — неохраняемую, без видеокамер, анонимную — тогда отвечайте за ваши действия, а не ругайте общественность и журналистов за то, что они к этой проблеме привлекают внимание», — заявил Астахов.
Статья с видеоинтервью Астахова была опубликована 26 апреля на портале газеты «Вечерний Ставрополь», спустя сутки она была удалена. Как рассказал ИА REGNUM представитель РВС, от комментариев по поводу исчезновения публикации редакция воздержалась.
ИА REGNUM приводит полный текст интервью уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ Павла Астахова.
***
РВС: Мы только что с вами разговаривали о том, что, наверное, каждый случай подкидывания новорожденного в беби-бокс — вопиющий. Но вот в Ставропольском крае был просто из ряда вон выходящий случай, когда бабушка тайком от матери выкрала полуторамесячную девочку и подкинула её в беби-бокс. Затем у нас в крае произошла подмена версий, то есть сначала говорили о том, что это сделала бабушка, потом даже правоохранительные органы стали утверждать, что это сделала сама мать. Уголовное дело не было в итоге заведено. И закончилась эта история тем, что девочку всё-таки вернули бабушке. Мы знаем, что вы обращались в Генпрокуратуру РФ для того, чтобы провести проверку по этому случаю. Есть ли какие-то результаты? Потому что складывается ощущение, что дело замяли.
Павел Астахов: Мы это дело замять не дадим в любом случае. Конечно, из-за того, что не возбуждалось уголовное дело, мы не можем никого привлечь за дачу ложных показаний, заведомо ложный донос, какие-то другие обстоятельства, которые связаны именно с расследованием уголовного дела. Но то, что даже в тех документах, которые пришли на мой адрес, в ответах видна путаница: кто кого сдавал, когда. И попытка выйти из ситуации красиво, чтобы не заводить уголовное дело на бабушку, на которую, если это она принесла, должно быть возбуждено уголовное дело. С другой стороны — мама, у которой забрали всё-таки детей.
Понимаете, корень зла во всей этой истории — не бабушка, не мама, а ящик, который сделал возможным, чтобы такая ситуация случилась. Он соблазнил, он фактически спровоцировал бабушку или маму пойти и девочку отнести. А почему это произошло?
Давайте смотреть, насколько вообще было законным установить этот ящик. Вот у меня есть целая переписка в Ставрополе. Я не говорю уже, что мы лично встречались, когда проводили проверку в Ставропольском крае, с губернатором и обсуждали эту ситуацию. И он меня очень подробно расспрашивал — Владимир Владимирович — какие основания, как это должно быть, а что здесь не так и так далее. Я ему объяснил очень просто: у вас единственный орган, который уполномочен государством заниматься детьми, оставшимися без попечения родителей, то есть брошенными, оставленными, отказными детям и так далее — это органы опеки и попечительства. Никакой другой фонд — ни «Фонд социальной поддержки населения», который утверждён на Ставрополье и единственным учредителем оказалось министерство труда и соцзащиты, никакая «Колыбель надежды», никакие благотворительные фонды, общественные организации — никто. Только органы опеки и попечительства. И в этой связи заключение каких-то трёхсторонних договоров, какое-то странное постановление комиссии по делам несовершеннолетних о межведомственном взаимодействии вокруг этого беби-бокса — они все незаконны.
О чём, кстати, спустя полгода нашей переписки, в принципе, написал нам заместитель прокурора края товарищ Гуськов, старший советник юстиции. Он написал, что комиссии внесено представление о том, что комиссия вышла за пределы своих компетенций, когда принимала этот межведомственный порядок взаимодействия при использовании беби-боксов. Это постановление от 26 сентября 2014 года.
Потому что нельзя легализовать то, что противоречит закону.
Если вы это делаете, вы сами нарушаете закон. О чём, собственно говоря, прокуратура и внесла представление.
Хорошо. Внесли представление, значит, этот порядок должен быть отменён. Что остаётся? Остаётся три ящика, порядок взаимодействия не определён, потому что прокуратура отменила. Что дальше? Я жду ответа от губернатора Ставропольского края. Пусть он объяснит мне, на каком основании поставлен этот ящик, чем руководствуется в данном случае губернатор, исполнительная власть региона, органы опеки и попечительства, министерство здравоохранения региональное.
И вообще, что это за приспособление? Я хотел бы увидеть СанПиНы. Потому что это медицинское изделие. Что это такое? Это какое-то приспособление медицинского характера, если оно установлено в медицинском учреждении? Будьте любезны, сошлитесь на норму закона, на распоряжение или постановление правительства, нормативно-правовой акт правительства, где будут утверждены СанПиНы этого приспособления. Где будет чётко сказано, кем оно произведено, по каким нормам произведено.
Второй вопрос — террористическая безопасность. Пожалуйста, дайте мне полное объяснение, насколько защищает это устройство ребёнка, который туда попадает, и насколько оно само защищено с точки зрения террористической безопасности. Это требование, которому должны отвечать все учреждения, которые занимаются детьми. Или это наоборот — окно, не охраняемое, без видеонаблюдения, анонимное, куда может проникнуть любой человек. Окно в медицинское учреждение.
Все эти вопросы остаются без ответа до сих пор. Я уже не говорю о самом этом случае, когда всё-таки остаётся до сих пор неясным, кто принёс ребёнка и почему в итоге дети оказались у бабушки. Если это мама такая асоциальная, как они говорят, не стесняясь в выражениях, в том числе и ваши местные депутаты, как я увидел, то это, конечно, удивительные вещи. И если министерство труда и социальной защиты вместо того, чтобы заниматься реальными мерами поддержки таких семей, попавших в сложную жизненную ситуацию, в опасное социальное положение, нуждающихся в мерах социальной поддержки, заключает договор с фондом, находит какие-то внебюджетные деньги, пусть и внебюджетные, и устанавливает эти ящики вместо того, чтобы эти деньги направить, допустим, на создание кризисного центра. Или на создание отделения «Маленькая мама» для молодых матерей, которые нуждаются в поддержке. Почему сюда?
Ведь надо понимать: каждый беби-бокс — это 10 обворованных семей, нуждающихся в социальной поддержке.
Это только по арифметике. Только по бюджету. А что касается законности — я не увидел ни одного документа, который подтверждал бы законность использования этих устройств в Ставропольском крае. Потому что постановление комиссии по делам несовершеннолетних отменено должно быть, согласно представлению прокурора края, а ничего нового взамен не появилось. Кто будет этот порядок взаимодействия утверждать? Сам губернатор? Ну, тогда, значит, ответственность главы исполнительной власти.
Читайте также: Общественность Ставрополья выступила за отказ от беби-боксов
РВС: Павел Алексеевич, смотрите. В итоге у нас получается та же путаница, как и в Пермском крае. Одна из руководителей этого фонда социальной поддержки населения Елена Мурга, выступая в декабре 2015 года на одном из заседаний, сказала, что трёх детей подкинули в беби-боксы. А вот наш депутат и по совместительству зам. председателя комитета по семейной политике думы Ставропольского края Николай Новопашин, выступая на Совете Федерации 29 марта, назвал двоих детей. То есть, может быть, нам стоит тоже инициировать такую проверку, как в Пермском крае?
П. А.: Ничего удивительного в этом нет, потому что у нас есть ответы Следственного управления Следственного комитета по Пермскому краю, прокуратуры и губернатора Пермского края, в которых приведены совершенно разные цифры. Потому что губернатор, как глава исполнительной власти региона, и отвечающий, кстати, за детей, оставшихся без попечения родителей, потому что непосредственно в его вертикали находятся органы опеки и министерство образования, к которому они прикреплены, сказал, что в беби-боксы ни одного ребёнка не подброшено. А Следственное управление утверждает, что были 5 детей подброшены. То есть даже сейчас, когда это никаким образом не регулируется, не узаконено, полная путаница возникает. А представьте себе, когда они появятся по всей стране. Совершенно не будут эти дети учитываться.
Мы не будем знать, где они, откуда они, куда они ушли, кто забрал этого ребёнка, по одной простой причине: самый главный фактор, который определяет суть беби-бокса, — это анонимность.
Читайте также: Условия криминального бизнеса: «Без вопросов, без свидетелей, без полиции»
Убери анонимность — и не нужен никакой беби-бокс. А анонимность — что это такое? Вы не знаете, кто, вы не знаете, кого, вы не знаете, откуда принесли этого ребёнка, и вы не знаете, куда этот ребёнок в итоге пошёл. И при этой путанице, когда депутат говорит два, а там говорят пять, значит, где три ребёнка — тогда вопрос. Куда дели?
РВС: Три?
П.А.: Здесь три. А в Пермском крае — пять. Их будет 25, их будет 125. По одной простой причине: это провокация. Я только что прибыл с коллегии министерства здравоохранения Российской Федерации. В Доме правительства прошла коллегия Минздрава. Сегодня, слава Богу, в министерстве здравоохранения Российской Федерации есть полное понимание того, что беби-боксы — это никакая не панацея, это никакое не средство спасения детей.
Я сошлюсь сейчас на ответ исполняющего обязанности главы Ставропольского края, который пишет, что нет, вовсе не установка беби-боксов может повлиять на число убийств матерями своих детей. Это пишет исполняющий обязанности губернатора Ставропольского края Ковалёв. Он признаёт, что не влияет. А нам апологеты этих ящиков говорят, что надо спасти хотя бы одного ребёнка. При этом уже есть криминологические исследования, которые подготовлены экспертами, которые говорят, что, во-первых, цифры настолько малые, что невозможно никакую статистику собрать и никакие выводы сделать.
Это первое. Второе. Следственное управление, и Ставропольского края, кстати, рассказывает в своём ответе про эти уголовные дела, вот смотрите. За период 2011—2015 годов было в производстве четыре уголовных дела по убийству новорожденных. «Практически все убийства женщинами своих новорожденных жизнеспособных детей совершаются по мотиву сокрытия факта рождения ребёнка от окружающих после семейных ссор, от других психотравмирующих ситуаций».
Так о чём мы говорим? Эта вот женщина в психотравмирующей ситуации, которая скрывала беременность, скрывала роды — понесёт в беби-бокс? Да нет, никогда не понесёт.
При том что цифры инфантицида снижаются. За 5 лет почти в 3 раза стало меньше этих убийств. Поэтому говорить, что как-то беби-боксы могут повлиять — невозможно. На коллегии Минздрава мы сегодня как раз обсуждали цифры отказа от новорожденных. У нас за 6 лет — а я говорю за 6 лет, потому что 6 лет работаю, с 2010 года по 2015-й — почти в 3 раза снизилось число отказных детей, от которых отказываются после рождения сразу. Это при том, что рождаемость в последние 3 года растёт. Почти по 2 миллиона рождается каждый год новых детей. Но число отказов уменьшается. Не за счёт беби-боксов. Они, заметьте, не везде работают и не везде есть, и они не разрешены.
РВС: Благодаря профилактической работе…
П. А.: Благодаря тому, что с 2014 года есть рекомендации, которые утверждены приказом Минздрава, о том, как работать с женщинами в этой ситуации. Как ставить на учёт правильно такую женщину в женскую консультацию. Как её уговаривать, чтобы она, во-первых, не делала аборт, а во-вторых, не бросала своего ребёнка.
Вот о чём надо говорить — чтобы эти женщины попали в поле зрения. А анонимность — она как раз этих женщин уводит из поля зрения социальных служб, медицинских учреждений, различных женских консультаций, центров по поддержке материнства и детства.
РВС: То есть беби-боксы просто обрушают эту систему?
П. А.: Конечно. И если мы сегодня согласимся на это, то получим ситуацию, когда у нас будет не 4 тысячи отказных детей в год, а 44 тысячи. Потому что это провокация. Мать, которая не знает, что делать в такой жизненной ситуации, она не собирается убивать ребёнка. Но она начинает на одни весы класть ребёнка, а на другие — деньги, которых нет. Так это же самая простая ситуация. Женщине надо помочь материально.
Я вам приведу примеры, когда у нас губернаторы вместо того, чтобы поощрять беби-боксы, занимались действительно профилактикой. И когда вот этот контингент женщин — вели с ними работу в течение года. Их там было 117, по-моему, таких женщин, которые собирались отказаться от ребёнка. И для них специальные меры поддержки предусматривали, помимо тех, которые есть у всех социальных служб в наличии. Просто губернатор ещё от себя делал такую доплату. Она была небольшая, примерно 10 тысяч рублей в месяц. И что вы думаете? 75 женщин из числа тех, кто были готовы бросить детей, согласились оставить их. В течение года их поддерживали. Что такое 10 тысяч рублей в месяц? Это 120 тысяч рублей в год. А беби-бокс — его стоимость с оплатой обслуживания, профилактики и так далее — миллион двести в год. Вот посчитайте: 10 женщин будут лишены такой поддержки за счёт того, что деньги надо потратить туда. С непонятным результатом. А тут ребёнок сохраняется в семье.
Вот это пример того, как надо работать, а не уповать на какой-то ящик, который: а — незаконен, б — неэффективен. Наоборот, создаёт ситуацию, когда этим могут воспользоваться преступники.
Ведь посмотрите, что произошло. У нас число убитых новорожденных своими матерями снизилось за 5 лет в 3 раза, а вот число случаев торговли детьми увеличилось в 2,5 раза. О чём это говорит? Что есть востребованность в маленьких детях, которых готовы продавать, которых готовы покупать. Анонимность — это лучший рынок для торговли детьми. Вот ничего лучше не придумаешь, когда возникает анонимность.
Я вам приведу примеры, когда у нас в начале 2000-х годов даже в Москве был закрыт один роддом, где поймали врачей на том, что они объявляли детей погибшими и продавали их. У нас подобная ситуация была не так давно на Северном Кавказе, буквально два года назад. Та же самая история. То есть желание продать маленького ребёнка всегда возникает.
Читайте также: Наперсточники, или Кто продвигает легализацию торговли детьми в России
Мы живем в такое время, когда все пытаются измерить на деньги. Но есть вещи, которые не меряются деньгами абсолютно. И вот здесь, когда мы говорим о возможности анонимного отказа от ребенка, а соответственно, значит, этого анонимного ребенка и куда-то устроить — отдать, продать, передать — все что угодно с ним можно сделать, потому что он анонимный. А само по себе вообще наличие анонимного человека, анонимного ребенка — вот, обратите внимание — это прямое противоречие Конституции. Это прямое противоречие Конвенции о правах ребенка у Организации Объединенных Наций. Потому что нет анонимных детей, их не бывает и быть не может. А беби-бокс нам предлагает именно создавать анонимных детей.
Что касается вот поиска решений, что все-таки нужно женщине, для того чтобы она не сделала аборт и оставила ребенка, ну разные есть способы, разные предлагают вещи. Я вам приведу пример другой, что в прошлом году 67 тысяч женщин, которые собирались делать аборт и пришли в консультацию — у нас сегодня порядка 900, там 894 работают по России таких пункта консультационных для женщин, они приходят, объявляют, что хотят сделать аборт, — но 67 тысяч женщин отказались это делать. 67 тысяч! Это 67 тысяч спасенных детей! Я вас уверяю, та женщина, которая сознательно отказалась делать аборт и оставила ребенка, она не откажется от него после рождения. Она не понесет его ни в какой беби-бокс, и уж тем более она его не убьет. Вот это более эффективная мера.
А за счет чего она, эта мера, появилась? Да за счет того, что мы в статью 56-ю основ законодательства здравоохранения Российской Федерации внесли важное дополнение — то есть сегодня нельзя просто так прийти, сделать аборт. Сегодня надо пройти вот это консультирование противоабортное — в эти центры, они открылись, они есть, спасибо Министерству здравоохранения Российской Федерации. Сегодня обязательна вот эта неделя тишины так называемая — то есть женщина объявила о желании сделать аборт, но после консультации ей говорят — «вы все равно обязаны несколько дней подумать. Мы не сделаем вам сегодня аборт, и завтра не сделаем».
И вот эта возможность за это время подключить к этой женщине социальные службы, общественников, которые должны не беби-боксами торговать, а вот как раз включаться вот в эту работу и помогать такой женщине сохранить ребенка, сохранить его в семье, у этой женщины, помочь трудоустроиться, помочь найти жилье, помочь устроиться в жизни, ребенка устроить и поддержать, — вот какие меры необходимы сегодня. А если просто уповать вот на беби-боксы — ну хорошо, тогда вся вот эта социальная работа не будет вестись абсолютно. Ну, по этому пути пошла, например, Польша. Они запретили аборты, но поставили беби-боксы. То есть, понимаете, это две крайние меры. Две крайние меры.
Что будет с этим обществом в будущем? Я думаю, этому обществу очень тяжело будет, особенно отцам и матерям объяснять своим девочкам. Дочерям своим объяснять, что это за ящик, что это за реклама: «Залетела? Не нужен ребёнок? Принеси в беби-бокс». Это не человеческое общество абсолютно. С другой стороны — ну опять же, когда мы говорим о беби-боксах, почему-то в начале, когда вообще дискуссия начиналась — начиналась она, знаете, когда? В 2010 году. Тогда же она и полностью закончилась, потому что была жесткая позиция президента, который сказал: «Это противоречит закону, это противоречит нашим международным обязательствам, международным основным базовым документам, вообще принципу гуманности противоречит». И все.
Нет, пошла новая волна. Но за это время выросли какие-то люди, которых я делю на две категории — это мое личное мнение. Это либо люди заинтересованы прямо или косвенно в этих беби-боксах — материально, политически или ещё как-то — либо люди невежественные, то есть которые не понимают, что это такое. Невежественных — их большинство. С ними разговариваешь пять минут, они задают несколько вопросов, получают ответы и сразу говорят: «Нет, конечно, да что вы. На самом деле это не то. А я вот думал, что это может спасти ребёнка».
На самом же деле это не спасает ребёнка. Наоборот, провоцирует. Это незаконно. Это античеловечно. Это безнравственно. И люди понимают. Но ведь большинство людей, которых опрашивают, ими манипулируют. Это люди, которые сами в беби-бокс никогда не пойдут и не будут туда своего ребёнка относить.
РВС: Знаете такой аргумент — «А что, лучше помойка?» Это первый аргумент, который приводится…
П. А.: Когда говорят про помойку, я вам приведу несколько случаев, когда в том же Пермском крае дети оказались на помойке, хотя беби-бокс стоял через квартал. Объясните мне, пожалуйста, в чём же эффективность беби-бокса в Пермском крае, в той же Берёзовке, где он стоит, когда на помойке находят регулярно детей?
Я вам приведу пример Краснодарского края, где беби-боксы стоят с 2008 года. В прошлом году было как минимум три случая убийства и подкидывания новорожденных, в том числе студентка, которая зашла в жилой дом, родила и бросила новорожденную девочку в целлофановом пакете. Её по следам кровавым нашли. Так беби-бокс стоял через дорогу. Почему она туда не пошла? Объясните мне, в чём эффективность? Вы говорите об эффективности, где она — эффективность эта?
Поэтому это совершенно недоказанные вещи, но есть и опыт, на который сегодня уже не ссылаются. Не ссылаются на международный опыт вот эти лоббисты беби-боксов. А международный-то опыт что говорит? Проведено исследование Ганноверского университета. Проведены исследования в Комитете ООН по правам ребёнка. Который прямо сказал: добиваться того, чтобы не было беби-боксов у членов Конвенции по правам ребёнка. То есть все страны, присоединившиеся к Конвенции по правам ребёнка, а это сегодня все страны, кроме США и Сомали, они обязаны выполнять свои обязательства перед ООН и не ставить эти беби-боксы.
Сегодня в Бельгии, в которой в начале 2000-х годов пытались внедрить эти беби-боксы, введена уголовная ответственность не только за установку беби-боксов, но и за пропаганду беби-бокса. Вот то что мы с вами говорим, если бы мы в Бельгии сидели, или вот эти ребята из Пермского края, которые производят эти ящики, приехали туда, — извините, будьте любезны, до трёх лет тюрьмы за пропаганду беби-бокса.
Вопрос. Почему? Там что, какие-то другие люди, они более человечные? Да нет, они просто всё это попробовали и поняли, что это преступно. В Великобритании — уголовная ответственность за подкидывание детей, анонимное оставление детей в беби-боксах — их нет.
В Японии существует всего один-единственный беби-бокс, он установлен в евангелической общине. И вот в этот единственный беби-бокс в Японии умудрился дядя принести своего племянника. По какой причине? По одной простой причине. Племянник оказался наследником большого состояния. И вот, чтобы избавиться от наследника, дядя принес племянника в беби-бокс. Это тоже, между прочим, «решение вопроса». Понимаете? Это криминальный ход, криминальное действие, которое было спровоцировано беби-боксом.
В Германии муж поссорился с женой — когда они пытались что-то внедрять, в начале 2000-х годов, — и принес полуторагодовалого мальчика, запихнул в беби-бокс.
РВС: Он погиб?
П. А.: Нет, он не погиб, слава Богу, он не погиб, просто — сам факт! Вы понимаете? А при анонимности вы вообще не узнаете, откуда этот ребенок. Что это такое? И я уже не говорю, что ребенок, который оставлен там без имени, без рода, без племени, лишен права знать своих родителей, лишен права наследовать, вообще-то, за своими родителями — помимо нематериальных благ есть еще и материальные. И с какой это стати, интересно, кто принимает решение, способствует тому, что были нарушены права ребенка? А если говорить о том, что важнее — жизнь ребенка или беби-боксы — конечно, жизнь ребенка важнее. Так вы сделайте все, чтобы детей не убивали. Но не провоцируйте новых и новых сирот, новые и новые отказы, новое и новое горе.
Поэтому, практика такая была, она доказала свою несостоятельность, никакого мирового опыта положительного нет. Наоборот, есть отрицательный опыт, есть уголовная ответственность в нескольких странах, есть полный запрет в нескольких странах. Есть рекомендация настойчивая Комитета ООН по правам ребенка — не допускать в странах, соблюдающих Конвенцию ООН по правам ребенка, установки беби-боксов.
РВС: Павел Алексеевич, это рекомендация. Вот после 21 марта, когда у нас прошел круглый стол в стенах Общественной палаты — по защите прав новорожденного ребенка, — Вы обмолвились о том, что, скорее всего, вероятнее всего, законопроект [легализующий беби-боксы в РФ] будет отклонен. Потому что все ведущие профильные ведомства дали отрицательное заключение…
П. А.: — Конечно. Он должен быть отклонен, потому что все высказались против. Это вот, кстати, еще одно подтверждение того, что люди, которые ратуют за то, в чем они не разобрались и не понимают, — они просто не читают законы, не стремятся узнать что-то большее, и, можно сказать, невежественны просто, не разбираются в вопросе. А надо разбираться в вопросе. Надо почитать на эту тему — хотя бы уже тем, кто прошел этот путь. Посмотреть на мировой опыт тот самый отрицательный.
Так вот, люди, которые разбираются в законодательстве, в частности — два ведущих правовых института — это Институт правоприменения при Правительстве РФ, который экспертизу проводит законодательства, — выступала представитель на этом круглом столе, очень четко все сказала и ответила. Потому что она абсолютно права — еще в 1911 году Гернет написал трактат, можно сказать, докторскую диссертацию, монографию — «Детоубийство», где все про это рассказал. И про опыт Средневековья, и про попытки патриарха Никона ввести значит вот эти урны — беби-боксы. И весь был отрицательный опыт — даже на 1911 год в России.
Дальше. Второй важный институт правовой — это Центр частного права при Президенте РФ. Его глава Леонид Федорович Яковлев — уважаемый юрист, бывший председатель Высшего арбитражного суда Российской Федерации — дали отрицательное заключение правовое. Не соответствуют ни одному закону в Российской Федерации эти беби-боксы.
Читайте также: Астахов: 99% общественных палат регионов против беби-боксов
РВС: Хорошо, законопроект отклонен. А как быть с теми беби-боксами, которые уже сейчас функционируют? Они же сейчас работают здесь. Как убрать?
П. А.: А с ними надо разбираться. Тут вопрос. Я специально вытащил только часть переписки со Ставропольским краем. Из всех этих документов я вижу, что есть некая сила, которая стремится хоть как-нибудь по-кривому, но на этой козе кривой въехать туда, куда невозможно въехать. Потому что ну нет этой щели в законодательстве, в которую можно поставить беби-бокс. Ну что, будем добиваться того, чтобы они отвечали за то, что сделали. И Пермский край, и Ставрополье, и Московская область, которая сегодня вновь пытается на эти грабли наступить.
РВС: Я хочу сказать, что мы направляли обращение в антитеррористическую комиссию. Нам пришёл ответ почему-то из министерства образования и молодёжной политики. И нас он удивил. Что, согласно нашей логике, нужно убирать не только беби-боксы, но и все урны и мусорные контейнеры с территории больниц. А то, что мы вообще говорим об этом вслух, мы якобы рекомендуем террористам использовать беби-боксы таким образом.
П.А.: Вы удивитесь, но так и поступают. Мусорные контейнеры и урны убирают. В аэропортах Франции их нет. Убирают. Или ставят прозрачные пакеты, чтобы было видно. Потому что люди, которые столкнулись с настоящим терроризмом, с терактами, они знают, что это такое. Можно использовать всё что угодно. А пытаться решить проблему тем, чтобы её вообще не обсуждать в общественном пространстве и заткнуть всем рот — не получится. Вы меры предпринимайте действенные. Чтобы вы, те, кто принял такое решение, взял на себя ответственность за установку этого ящика. Сделали дырку в медицинское учреждение — неохраняемую, без видеокамер, анонимную. Тогда отвечайте за ваши действия.
РВС: Где круглые сутки находятся дети…
П. А.: Да. Отвечайте за то, что вы сделали. А не ругайте общественность и журналистов за то, что они к этой проблеме привлекают внимание. Это проблема, прежде всего, органов исполнительной власти местной. Отвечайте на эти вопросы. Если вы берёте на себя такую смелость, принимаете решение — отстаивать его, я только за прямой диалог. Пожалуйста, докажите, что вы предприняли меры антитеррористической безопасности, что это никакое не анонимное место, что там есть видеонаблюдение, как и должно быть на этой территории, — правда? Что есть порядок взаимодействия — не тот, который прокуратура отменила, а есть какой-то определённый, что он соответствует закону. Напишите это. А мы же не слышим этих оснований. Мы лишь слышим ответ: «Сам дурак!» Так не пойдёт.
Статья впервые опубликована на: http://regnum.ru/news/society/2126968.html?t=1461918962