Месяц назад мэр Москвы Сергей Собянин сообщил, что власти уже приняли решение об открытии реанимационных палат для посещения родственниками пациентов. И хотя часть врачей еще блюдут прежние традиции, есть еще множество объективных проблем, перевод всех реанимаций в «режим открытости» — это только вопрос времени. ИА Красная Весна попросила практикующих врачей рассказать об особенностях работы реанимационных отделений и о своем отношении к их «открытию». Выяснилось следующее.
Во-первых, не надо путать посещение пациентов в палатах реанимации и пребывание с пациентами в палатах реанимации. Против посещений уже давно никто не выступает. Плохо только, что не все об этом знают, — и поэтому в некоторых отделениях реаниматологи вымогают «благодарности» за «входной билет», мол, вообще-то нельзя, но для вас сделаем исключение.
Во-вторых, нельзя не учитывать тяжелые условия, в которых сегодня работают наши больницы, — и здравый смысл:
«Право пребывания родственников в палате должно быть обеспечено каким-то вменяемым режимом работы реанимации. А в условиях жесткой перегрузки реанимационного отделения — минимум 30% — одна ерунда получается: мельтешение и нервозность».
В-третьих, надо четко представлять, что за пациенты находятся в отделениях реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ).
В неврологическом ОРИТ пациенты с инсультами лежат долго, и, не считая короткого начального периода, обстановка там достаточно спокойная, лечение планомерное (внутривенные инфузии, кормление, уход, профилактика пролежней и т. д.). Поэтому посетители почти не мешают, большой угрозы не представляют, даже могут приносить пользу в уходе.
«У нас для ухода за тяжелобольными пускают родственников, которые почти целые дни проводят в реанимации. Иногда посменно с другими членами семьи. При этом палаты — на 3 человека, и рядом лежат другие пациенты. Эти же родственники почти всегда помогают ухаживать и за другими пациентами».
Совсем другое дело в общих ОРИТ, а также токсикологических, хирургических и т. д.
«Постоянно поступают пациенты с травмами, после тяжелых, сложных, травматичных операций, с тяжелыми отравлениями, массивными кровотечениями, в состоянии психо-моторного возбуждения, связанного с осложненным течением заболевания или алкогольными делириями, передозировкой различных наркотических средств и т. д. и т. п. При этом пациенты часто умирающие, в агональном состоянии или в состоянии клинической смерти.
В таких ОРИТ больные лежат в больших палатах на 6–9–12 коек, разделенные легкими ширмами, полностью обнаженные, мужчины и женщины вперемешку. Это позволяет дежурной бригаде (1–2 врача, 2–4 медсестры) постоянно видеть всех пациентов, подключенные мониторы, работающие аппараты искусственной вентиляции легких (ИВЛ), инфузионные системы и своевременно или немедленно выполнять назначения и оказывать необходимую помощь.
При поступлении таких пациентов приходится делать все и сразу — укладывать, раздевать, обрабатывать раны, останавливать кровотечения, обеспечивать проходимость дыхательных путей (удалять рвотные массы и инородные тела из полости рта), если больной дышит сам, или проводить ИВЛ, если уже не дышит, ставить катетеры в магистральные вены для обеспечения инфузии кровезаменителей и лекарств и взятия (частого и многократного) анализов, проводить сложные диагностические манипуляции и еще много чего.
Каждому, кто работал в таких условиях или наблюдал за работой таких отделений, понятно, что даже один посетитель является существенной помехой.
Более того, не всегда родственники помогают, бывают особенности: снимают на мобильные, выкладывают в интернете, со словами «вот, врачи издеваются». Манипуляции по уходу в реанимации бывают болезненные и выглядят со стороны очень неприглядно. Так нужно — но этого родственникам не объяснить. Комментировать свои действия родственникам, как это показывают в сериалах, у работающей бригады времени нет. А объяснения своих действий задним числом воспринимаются плохо».
Добавим, что многие пациенты (в силу заболевания или — часто — опьянения) являются неадекватными: буянят, пытаются убежать, сорвать повязки, вырвать катетеры и зонды, ударить работающих с ними врачей и медсестер. Таких пациентов приходится фиксировать, иногда прилагая немалые физические усилия и попутно выслушивая оскорбления и отборную матерщину. Выглядит это не очень красиво — но иначе, когда счет идет буквально на минуты, надежды спасти жизнь нет.
Есть, наконец, и юридический аспект проблемы. Медицинские работники обязуются хранить врачебную тайну, а при нарушении несут административную или, в некоторых случаях, уголовную ответственность. А посетители?
Даже если забыть про любителей снимать телефонами открыто или исподтишка острые, критические ситуации при авариях, несчастных случаях, работе пожарных, МЧС, медиков... то ведь и вполне адекватные, корректные люди, находясь под сильным впечатлением от увиденной стрессовой ситуации, начинают делиться впечатлениями в курилке, вестибюле, на лавочке, с коллегами на работе и дома на кухне. При этом они упоминают услышанные мимоходом фамилии, имена, должности, характер травмы или заболевания, проведенные операции, прогнозы и т. д., а среди слушающих (особенно вблизи больниц и реанимационных отделений) часто «пасутся» журналисты и блогеры. Неприятно, если о болезни и деталях лечения знают хотя бы соседи. Что, если предметом обсуждения, не дай бог, конечно, окажется близкий вам человек или — после выздоровления — вы сами?..
Но пиар-команду мэра Москвы не интересует ни реальность, ни будущее отечественного здравоохранения. Поэтому они апеллируют к эмоциям: «Для выздоровления пациенты особенно нуждаются в поддержке родных. А если уж это неизбежно, нельзя лишать родственников права в последнюю минуту держать руку уходящего близкого человека».
Им не важно, что ненадолго родственников в реанимацию пускали и раньше (о чем и рассказывает сам Собянин), тем более чтобы проститься — пускали всегда. Им не важно, что необходимость прибегать к помощи родственников свидетельствует о нехватке персонала, а не о всеобщем братстве и благолепии. Им не важно, что присутствие в палате родственников, которые далеко не всегда помогают или даже слушают медработников, мешает работе врачей. А значит, для того, чтобы родственники могли сидеть рядом и держать пациента за руку, нужны отдельные палаты. Но ведь процесс оптимизации здравоохранения направлен, наоборот, на сокращение палат, коек, врачей и времени пребывания больных в медучреждениях. Поэтому отдельных палат никто выделять не будет, а вот усложнять и без того уже невыносимый труд медработников — всегда пожалуйста.
Но для создания образа благородного и нравственного, преисполненного заботы о страждущих градоначальника — которому скоро переизбираться — все средства хороши. Включая душещипательные сказки, напоминающие легенды о святых старцах.
Читать также: Одобрен законопроект: родственников пациентов пустят в реанимацию
От лица мэра Москвы Сергея Собянина в его блоге написано: «У меня самого была ситуация, когда в реанимации я держал за руку… шансов на выздоровление был ноль, и она меня не узнала, но при этом крепко держала мою руку. Вопреки всему, врачи сами были в крайнем удивлении, без всякой медикаментозной терапии она вернулась, по сути, с того света и через несколько недель ее выписали из больницы».
Отметим мимоходом, что в России лечение в ОРИТ проводится до последней секунды — без вариантов. Ну, да бог с ним. Все равно отечественное медицинское сообщество умилено до глубины души. Поскольку теперь нам известен второй после Христа персонаж, возвращающий человека с того света наложением рук.
Анатолий Янченко
Источник