АКСИО-10. Какой должна и какой не должна быть школа в России

АКСИО
Изображение: Сергей Анашкин © ИА Красная Весна

Последний блок вопросов анкеты был посвящен тому, какой должна быть и какой не должна быть школа в современной России. Гражданам был задан широкий круг вопросов об их представлениях о должном в современном образовании: от вопроса о том, должно ли образование быть платным или бесплатным до вопросов о допустимости использования в образовательных целях компьютерных игр и контента социальных сетей.

По большому счету, спрашивать граждан о том, какой должна быть школа, довольно-таки бессмысленно: граждане об этом не особенно задумываются. Нет, конечно, когда в школе обижают их собственного ребенка — они волнуются и пытаются как-то повлиять, чтобы этот печальный факт не повторился. Или когда решают, в какую школу отдать дитё (если есть выбор, что бывает далеко не всегда, не везде и не у всех), они пытаются узнать, какая школа из возможных имеет наилучшие характеристики по соотношению цена/качество или престижность/безопасность. Однако по большому счету граждане не имеют четких представлений о том, какова должна быть школа, и что они, собственно, от нее хотят, помимо возможности сдавать туда ребенка каждый день, чтобы он был в безопасности и не болтался дома под ногами, и получить по прошествии нужного количества лет оттуда ребенка с аттестатом, которого уже можно сдать куда-нибудь еще — в техникум, колледж, в армию или вуз. И когда во время карантина, объявленного в связи с эпидемией коронавируса, жизнь людей и семей внезапно поломалась, а школы полностью или частично позакрывали, на родителей школьников свалились совершенно неожиданные переживания и приключения: дети таки не только все время были дома, путались под ногами, сидели у родителей на головах, но и требовали постоянного внимания. Не в силу капризности, а в силу необходимости дистанционно учиться, что оказалось сопряжено с многочисленными трудностями и проблемами. Родители оказались в тяжелом положении: нужно было не только проследить, чтобы ребенок занимался, а не отлынивал, но и помогать ему в понимании материала и выполнении заданий. Тут выяснилось, что многие родители не в состоянии помочь даже младшим школьникам, не говоря уже о старших, — собственные школьные годы давно позади, всё, чему учили, начисто забыто, и надо начинать заново. Да и просто добиться того, чтобы ребенок, сидя за компьютером, выполнял все образовательные дистанционные предписания и именно учился, а не играл в игры или просто лазил по сети с умным видом, оказалось совсем не просто. И всё это вместе очень расстроило родителей. Кроме того, пытаясь помочь детям, родители внезапно и вынужденно ознакомились с учебниками и программами, по которым детей учат, и расстроились дополнительно. Когда же многие родители осознали, что детям нравится такое дистанционное обучение, что они совсем не рвутся в школы и вузы, а готовы учиться так и дальше (то есть постоянно находясь дома, в зоне ответственности родителей), то граждане просто пришли в ужас. И начали справедливый и оправданный с их точки зрения поход против дистанционного обучения. Однако это не значит, что они вдруг осознали, какой должна быть школа, как она должна обучать и воспитывать, кого она должна выпускать и т. д. Большинство родителей просто хотят, чтобы вернулось то, что было до эпидемии, — «блаженное» время, когда дети ходили в школу и можно было на эту тему не беспокоиться. То, что современная российская школа плохо и непонятно чему учит, совсем не воспитывает (или воспитывает что-то ужасное) и совсем не безопасна для детей, — мало кого волнует. Потому что если бы волновало, массовые протесты родителей начались бы давно, вне всякой связи с эпидемией и карантином. Но их что-то не было. Всё это только подтверждает простой вывод (и не только нашего опроса, но и других опросов и исследований): родители и общество в целом не имеют понятия, какой должна быть школа, и более того — даже вопрос о том, каковы должны быть желаемые качества современной школы, перед собой не ставят. В такой обстановке нет ничего удивительного, что мы имеем такую школу, какую имеем. Тем не менее некоторые вопросы о желаемом качестве современной школы в нашем опросе были поставлены — хотя бы по той части, которая напрямую связана с дистанционными технологиями обучения.

В целом, опираясь на данные нашего исследования, можно констатировать, что большинство граждан хотели бы, чтобы современная школа была такой, какой они ее помнят, то есть такой, в какой они учились сами. Поскольку в нашей стране все граждане старше 40 лет как минимум начинали учиться в советской школе, а многие и окончили не только советскую школу, но и советские ПТУ, техникумы и вузы, то большинство хотят, чтобы современная школа была похожа именно на советскую. А вот у людей младше 30 лет представления другие: они в советских учебных заведениях не учились, а учились (или учатся) в постсоветских. И эти заведения, мягко говоря, разного качества, поэтому делать школу «как мою» хотят не так сильно, но и мнения о должном в школе у них тем не менее сильно отличаются от мнений «советских школьников».

«В среднем по больнице» получилось так: на вопросы № 23.1–23.5 о том, как должно быть устроено образование в России (см. рис. 44), граждане почти единодушно (за исключением одного вопроса о необходимости единой программы для всех учеников) ответили, что:

1. Обучение должно быть бесплатным, чтобы каждый ребенок мог получить качественное образование — так считают 87% опрошенных — в противовес 3% тех, кто считает, что образование должно быть платным, потому что ничто бесплатное не бывает качественным; еще 10% не ответили.

Причем если этих воздержавшихся не учитывать, а считать только тех, кто ответил, то выходит, что за принципиально бесплатное образование выступают 97% наших сограждан — как ни крути, а это результат. Который одновременно и радует, и печалит. Радует то, что какие-то социалистические представления всё еще живы в народе, печалит то, что никаким образом, кроме как в кухонных разговорах и опросах, народ их не проявляет. Если бы это были не невнятные ностальгические мечтания, а ответственные желания, выражающиеся в каких-то действиях, — давно бы в стране многое было по-другому.


2. Учить детей должен учитель — живой, а не виртуальный, находящийся с детьми в непосредственном контакте, а не в телевизоре или в компьютере, — потому что ничто не заменит «роскошь человеческого общения» и потому что школа не только место обучения, но и место воспитания, которое трудно представимо без живого контакта. Так считают (по ответам на два разных вопроса) 73–75% наших соотечественников — в противовес 10–11% тех, кто считает, что живого учителя вполне можно заменить «современной системой обучения»; еще 15–16% затруднились с ответом — вполне возможно, что это люди, которые давно не имеют никакого касательства к школе: дети выросли, внуки тоже выросли или где-то далеко, так что проблемы школьного обучения людям неведомы, рис. 44.



Если опять же не учитывать «воздержавшихся» от ответа в общей оценке, то получится, что за приоритет живого учителя над «современными системами обучения» выступает 87–88% людей, что, согласитесь, подавляющее большинство. И можно было бы порадоваться такому почти единодушию, однако удается не очень. Потому что вопрос это практический: а ну как ребенку попадется «живой учитель» такого умопомрачительного нравственного и профессионального качества, что сможет только буквально «умопомрачать» вместо просвещения и воспитания? Разве такого не бывает? И что тогда делать?

Проблема качества учителей в массовой школе всегда стояла остро, в Советском Союзе тоже, а нынче это уже даже не проблема, а проблемища: за время уничтожающего «реформирования» образования учителя в массе своей тоже не улучшились, а совсем наоборот. Но общество не хочет отдавать себе в этом отчет, родители, как прежде, «сбывают» детей в школу, где «им должны» выучить и воспитать детей «как следует», совершенно не интересуясь человеческими и профессиональными качествами конкретных людей, которые этим занимаются с их конкретными детьми. Ну и… конец известен, и плохое знание русского языка или недоуменное молчание в ответ на вопрос «Когда началась Великая Отечественная война?» — это еще далеко не самое худшее, что можно получить из школы с детьми, которых «живые учителя» «должны были» обучить и воспитать за школьные годы чудесные. Потому что с воспитанием, мягко говоря, очень плохо, да и задача такая, в общем-то, не стоит. А если бы и стояла — так не справятся с нею нынешние учителя. И все мы знаем, что часто получаем из школы детей, которые уже не совсем наши дети или совсем не наши — чужие люди с противоположными ценностями и взглядами. Это не говоря уже о том, что для воспитания нужно не только «живого учителя» иметь, но и некую идеологию, которой в России, согласно Конституции, нет и не может быть, — иначе куда воспитывать-то, кого воспитывать?

По всему по этому желание подавляющего большинства граждан иметь «живого учителя» в школе якобы ради «живого общения и воспитания», а также потому, что «современные системы образования» не в состоянии его заменить, выглядит, как бы это сказать… не вполне продуманным.

Конечно, нет сомнений, что современные дистанционные системы образования (особенно если еще сделать ударение на слове «современные») не в состоянии заменить живых людей в деле общения и воспитания.

Во-первых, потому что живого человека в деле общения и воспитания вообще заменить, наверное, невозможно, как минимум в обозримое время.

Во-вторых, потому что «современные» системы все сплошь недоделанные, непродуманные и работают через пень-колоду.

Но последнее — поправимо, и, возможно, дистанционные технологии вскорости смогут решать какие-то образовательные задачи для школы, как решают они сейчас уже много где задачи образования взрослых. Что же касается первого, то дистанционные технологии и не претендуют на решение воспитательных задач, как, впрочем, и «живые учителя». Решение этих задач должны целиком взять на себя родители, если им не всё равно, что выйдет из их детей в результате образования в школе. И тогда не останется, в сущности, проблем: дистанционное обучение поможет с качеством преподавания вне зависимости от того, на каком удалении от Москвы или хотя бы от железной дороги довелось жить ребенку и хотят ли в этом месте жить и работать первоклассные учителя, а дело воспитания по старинке возьмут на себя родители, потому что в нынешней России воспитание детей больше никого не интересует.

В сущности, мы в этом вопросе имеем ложное противопоставление: очень плохую, «реформированную» школу с очень плохими учителями (не забудем, что они все вместе тихо согласились на то, чтобы натаскивать детей как попугайчиков на сдачу ЕГЭ, вместо того чтобы учить детей своим предметам), перед которыми даже не может быть поставлена задача воспитания, мы противопоставляем кое-как сделанным дистанционным технологиям (которые к тому же много где вообще неприменимы из-за отсутствия на местах необходимой инфраструктуры), единственной задачей которых является донесение предметных знаний. А если школа станет еще хуже? А если в «технологиях» исправят ошибки и глупости и подтянут инфраструктуру? Представляется, что противопоставлять «живого учителя» и «технологии» куда менее уместно, чем подумать о том, как бы можно было использовать «технологии» (естественно, исправленные и улучшенные) для компенсации школьных недостатков, и как сделать так, чтобы «живой учитель» участвовал в обучении с помощью «технологий».

3. Современные технологии обучения должны вводиться в практическое образование очень осторожно, после всесторонней проверки — так считают 72% граждан (без учета не ответивших — 90%) — против 8% (10%) тех, кто считает, что современные технологии нужно вводить немедленно везде, так как они совершенно безопасны для детей; пятая часть опрошенных затруднилась ответить на соответствующий вопрос.


С этим вопросом, в общем-то, всё более или менее понятно. Поскольку «технологии» в реальности были введены в авральном порядке, во время форс-мажора с карантином в связи с эпидемией, все они были не только не проверены «всесторонне», но даже и не опробованы, и не продуманы, часто сделаны на коленке, в спешке и кое-как. И правила их использования были не проработаны, и правила безопасности их применения были не сформулированы и т. д. И, конечно, вводить вот именно эти системы и технологии в качестве постоянно действующих никак нельзя. А никаких других людям не предъявили, ошибок не признали, и ощущение такое, что вот прямо их и сделают основными. Поэтому тот факт, что большинство против немедленного внедрения, удивления не вызывает.

Вызывает удивление, что начальники российского образования (как и вообще российские начальники всего) как-то запамятовали, что Россия — демократическая страна, в которой вполне можно и нужно обсуждать с обществом критически важные для общества вопросы, а не продавливать их силой. Результатом этой забывчивости, в частности, и является глубокое и всё усиливающееся недоверие граждан к любым предприятиям власти, даже, может быть, в принципе полезным. А на фоне тотального недоверия сделать что-либо хотя бы приличное вряд ли возможно. И с внедрением «новых технологий образования» — граждане не зря опасаются — будет как всегда, каковы бы ни были намерения власти, в добропорядочность каковых, к слову, тоже уже никто не верит.

4. В школе должна быть единая программа для всех детей — так считает 51% российских граждан, то есть чуть более половины, в то же время треть опрошенных — 33% — считает иначе: ученики сами должны выбирать, какими предметами заниматься. По сути, по этому пункту, в отличие от всех остальных в вопросе № 23, никакого единодушного мнения не наблюдается — скорее, можно говорить о расколе общества.


Можно предположить, что если бы вариант ответа об индивидуализации программ обучения был сформулирован более нейтрально, например, вместо «ученики сами должны выбирать, какими предметами заниматься», было бы что-то вроде «в школе должны подбирать индивидуальные программы для разных учеников», то раскол был бы еще более явным. Потому что взрослому человеку трудно поверить, что ребенок может сам выбрать для себя программу обучения — «да что они понимают?!», но сама по себе мысль об индивидуальных программах, похоже, не сильно пугает граждан. Собственно, это и есть результат опроса: отношение к индивидуализации программ обучения меняется, и сторонников индивидуальных программ становится больше.

Таким образом, если подытожить общие (по всей выборке) данные по вопросам 23.1–23.5, то можно сказать, что в головах большей части граждан выявляется некоторый беспорядок в представлениях об образовании. Люди как будто не очень понимают, в какой стране они живут и о каком образовании говорят. Они хотят, чтобы всё было, как раньше (то есть как в СССР): бесплатное образование, школа, которая и учит, и воспитывает, которая как бы берет маленького ребенка в работу и «должна» выпустить готового всесторонне образованного человека и гражданина, воспитанного в уважении к ценностям и истории нашего общества. Непреложные факты, что СССР давно нет; что Россия — страна дикого капитализма, где по существу не может быть ничего бесплатного, а если что и называется бесплатным, то это вранье и оно всё равно платное; что качество всего в стране определяется количеством денег (если, конечно, определяется, потому что есть сферы, где и за большие деньги никакого качества не получишь); что качество «живых учителей» нынче оставляет желать много лучшего; что учитель превращен в бессловесного раба государственной системы образования в лице директора школы или частного хозяина учебного заведения, и направленность и качество деятельности учителя определяются исключительно личными качествами соответствующего директора или хозяина; что цели современной российской системы образования, хоть не вполне ясны, но точно очень далеки от «воспитания всесторонне образованного человека и гражданина»; что, наконец, общество российское (частью которого являются и учителя со своими директорами и хозяевами) расколото по многим основаниям, в частности по вопросу о том, что суть наши ценности и наша история, — всё это как-то не сложено в головах людей. По сути, граждане в большинстве совсем не понимают происходящее, да и не очень стремятся его понять. Поэтому и ответы их на вопросы нашей анкеты получаются несколько вразнобой, неупорядоченными.

Чтобы лучше понять те тенденции, результатом которых являются те или иные ответы, рассмотрим влияние на них социально-демографических и иных характеристик респондентов.

Начнем, как всегда, с возраста (см. рис. 45). Легко видеть, что молодежь по всем вопросам сдвигается в сторону, противоположную мнению большинства населения: если в среднем за платное образование выступает 3% ответивших, то среди молодежи их более чем в два раза больше — 7%; если замену «живых учителей» «современными технологиями» в среднем по выборке одобряет 12% ответивших, то среди молодежи их почти 30%; если за внедрение современных технологий «немедленно везде» среди всех ответивших ратует 10%, то среди молодежи таких 27%; наконец, если с индивидуальными программами обучения по выбору учеников в среднем по стране согласны треть граждан, то в группе «До 17 лет» таких 70%, а в группе «18–29 лет» — 57%.


Таким образом, можно считать, что, думая о том, каково должно быть образование в стране, молодежь исходит из каких-то совсем иных, нежели старшие поколения, представлений, которые, очевидно, основаны на другом понимании реальности, или просто на другой реальности. А поскольку все мы знаем, что молодость — это преходящий недостаток, легко спрогнозировать, что если ничего кардинально не поменяется, то уже лет через 10 по всем вопросам мы будем иметь совершенно другое распределение мнений — большинство будет поддерживать мнения, которые сейчас поддерживает меньшинство. Рис. 45.





Зависимость ответов на вопросы 23.1–23.5 от уровня образования (см. рис. 46) только подтверждает предыдущий вывод. У людей с неполным средним, средним и неоконченным высшим образованием (среди которых много школьников и студентов колледжей и вузов) существенно другое, чем у граждан со средним специальным и высшим образованием, представление о том, как должно строиться образование в стране. Рис. 46.



Интересна и зависимость представлений о том, как должно строиться образование, от самооценки уровня доходов (см. рис. 47). Конечно, нет ничего удивительного в том, что чем богаче чувствует себя человек, тем чаще он склонен выступать за платное и неравное образование. Удивительно другое — что даже в самой субъективно богатой группе респондентов, которые считают, что их доходы значительно выше среднего уровня, за платное образование выступают всего 14%, то есть сугубое меньшинство, хоть оно и в разы больше, чем среди субъективно бедных. Можно было бы объяснить это как-нибудь просто — например, привычкой к «халяве» или тем, что каким бы богатым человек себя ни ощущал, а денег всё равно жалко. Но, скорее, это всё те же атавистическо-социалистические представления, что и у субъективно бедных. То есть даже люди, ощущающие себя относительно богатыми, продолжают считать, что наше родное капиталистическое государство им что-то может дать бесплатно. Например, образование. Странные люди, ей-богу. Рис. 47.


В целом результаты проведенного опроса еще и еще раз подтверждают главный вывод — граждане России не только не имеют представления о том, какой должна быть школа и вообще система образования (воспитывающая, между прочим, наших детей, то есть определяющая наше будущее), но и не считают нужным такие представления иметь.

Наши граждане выступают тут в качестве коллективного осовремененного Митрофанушки, считавшего, как известно, что географию учить не надо, потому что «есть извозчик, который всегда довезет», — российские граждане полагают, что разбираться в том, каким должно быть образование в стране, не надо, потому что «есть школа, которая сама научит и воспитает».

На этом месте даже зарождается неприятная мысль о том, что когда наша власть превратила образование в «услуги» (помните, сколько копий было сломано об эти «услуги»?), она таки двигалась навстречу «пожеланиям трудящихся», хоть и не осознанным. Потому что услуга, помимо прочих аспектов, — это нечто целокупное, готовое, не требующее от потребителя услуги никакого «включения», никакого разбирательства относительно того, как эта услуга устроена. Вот, например, нам всем почти оказывают известные жилищно-коммунальные услуги, от которых очень многое зависит в нашей жизни. Но разве граждане интересуются устройством водопровода или организацией технического надзора за состоянием крыш, или еще чем-нибудь подобным? Нет ведь! Это услуга: мы платим — нам предоставляют, а как там оно устроено — неинтересно и не нужно. Так и со школой: мы сдаем детей, платим, что просят, — нам предоставляют, а как там оно устроено и каким оно должно бы быть — неинтересно и не нужно. По сути, большинство наших граждан думают (или чувствуют) относительно образования в России именно в таком ключе и в таких пределах. Тогда им и нужна именно «услуга», не правда ли?

Газета Суть Времени