Несмотря на общественный резонанс и протест прокуратуры, в Пермском крае продолжается сбор данных о семьях учащихся школ под предлогом профилактики неблагополучия. После череды скандалов власти, о чем уже писала «СП», стали делать это инкогнито. Упорство вопреки закону, с которым собираются конфиденциальные сведения о гражданах, заставляет задуматься о наличии более глубоких истинных мотивах чиновников.
«Посплетничать за рюмкой чая»
Начало нового учебного года в Пермском крае было сопряжено со скандалом. На первых родительских собраниях родителям объявили, что отныне классные руководители будут ходить в семьи и проверять, как живет ребенок. Людям объяснили, что такая работа будет проводиться в рамках реализации постановления Комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав Пермского края от 15 августа 2018 года по профилактике семейного неблагополучия. Данное постановление было подписано вице-премьером правительства региона — председателем КДНиЗП Татьяной Абдуллиной.
Разразился скандал, потому что, условно говоря, Татьяна Абдуллина заставляла классных руководителей своим документом оценивать санитарные условия помещения, где проживает ребенок, наличие долгов за ЖКУ, ассортимент питания, наличие одежды по сезону, медицинские диагнозы членов семей, материальный доход родителей. Учителям надлежало по всем названным параметрам выставлять соответствующие баллы неблагополучия. По результатам этого конкретная семья, в случае негативной оценки, должна была быть внесена в группу риска, либо поставлена на учет в КДН. В результате губернатор Максим Решетников сообщил в Инстаграмме, что постановление будет доработатываться, так как некие чиновники перегнули палку. А прокуратура Пермского края принесла протест на данный документ.
И вроде бы надо успокоиться, справедливость восторжествовала. Но на меня вышли некоторые директора школ. Они заявили, что работа по выставлению баллов неблагополучия отнюдь не остановлена, просто из публичной плоскости она переведена в не публичную и теперь проводится инкогнито. И я посетила ряд образовательных учреждений Перми, чтобы понять происходящее из первых уст. Однако директора попросили общения на условиях анонимности, так как преследований со стороны руководства.
— Вот, пожалуйста, — завуч кладет передо мной увесистую толстую папку личных дел одного из классов школы.
Открываю и вижу — заполненные родителями анкеты с данными паспорта, СНИЛС, национальностью, местами работы, данными по членам семьи, проживающих вместе с ребенком. Родитель указывает место работы, инвалидность ряда членов семьи. Где-то — и вовсе присутствуют пикантные подробности о наличии неродного отца, проживающего с имеющейся у него второй семьей.
Узнаю, что хранится вся эта информация у классного руководителя — либо в классе, либо в учительской, практически в свободном доступе. То есть любой учитель может открыть и почитать всю персональную и местами пикантную информацию из жизни семей учащихся.
— И что теперь, под бокал шампанского на День учителя, например, учителя сидят и обсуждают пикантные подробности из жизни семей своих учеников?
— Так и происходит! — вступает в разговор директор школы. — Честно говоря, я считаю всю эту информацию лишней и даже вредной. Она мешает учителям сосредоточиться на работе, и он начинает воспринимать ребенка через призму всей этой информации о жизни его семьи.
Выясняется еще одна подробность: классные руководители теперь проставляют баллы неблагополучия конкретному ребенку, не выходя, на дом, а «методом наблюдения, субъективно, из головы». Но сложно представить, как «методом наблюдения» можно оценить, например, материальное положение или наличие долгов по ЖКУ?
Безусловно, вся эта ситуация очень настораживает, и я поделилась своими опасениями с губернатором региона Максимом Решетниковым.
— Не знаю, — сказал Максим Геннадьевич. — Мне доложили, что это постановление отменено.
Глава региона предложил мне пообщаться с вице-премьером — председателем КДНиЗП Татьяной Абдуллиной, которая и подписала это несчастное постановление.
— Всё давно отменено. Это просто тупость, которой они хотят прикрыться, — ответила мне Т. Абдуллина.
Тупость это или нет, но приказов никто не отменял. Даже если этого очень захотеть — сделать это за короткий срок, чтобы преодолеть неверное управленческое решение в такой гигантской системе, как госуправление, невозможно. Примерно как невозможно за секунду остановить мчащийся на большой скорости КамАз, и если он мчится с нарушением ПДД, то он все равно кого-нибудь задавит.
Возникает очень много вопросов. Например, что делать с уже полученной учителями с помощью выходов на дом информацией? Они должны ее съесть? Сжечь на костре? Уничтожить каким-либо другим общеизвестным способом? Ведь вся эта информация является конфиденциальной и должна быть защищена способами, предусмотренными российским законодательством, в частности, в рамках 152 ФЗ. Хранение конфиденциальной информации регламентировано Законом и постановлениями правительства РФ.
Так или иначе, но ситуация в регионе в связи с подобными действиями исполнительной власти рискует наделать очень много бед — от подачи исков и возбуждения уголовных дел, до массовых конфликтов.
Всё это и заставляет взглянуть глубже на возможные мотивы чиновников.
Постричь шерсть?
Дело в том, что в регионе, начиная с 2009 года, реализовывался проект по социальному сопровождению семей с детьми. Сначала это был «пилот», а потом он лег в основу 442 Федерального закона, закрепляющего за негосударственным сектором право участия в предоставлении социальных услуг населению. Условно говоря, выявленные семьи в социально опасном положении с детьми, поставленные на учет в КДН, обеспечивались социальными услугами на аутсорсинге, которые, естественно, имеют свое стоимостное выражение. Ежегодно, с 2009 года, на эти цели бюджетом выделялось 200 млн. рублей.
Что характерно, у истоков этой работы стояла сама нынешняя председатель КДН и вице-премьер Татьяна Абдуллина. Занималась она этим тогда в ранге министра социального развития.
Именно Абдуллина создавала, приветствовала и продвигала негосударственный сектор в сфере предоставление социальных услуг населению, говоря об их эффективности по сравнению с работой государственных учреждений.
«Внедрение таких механизмов, при сохранении прежнего объема финансирования, позволило повысить доступность услуг, увеличив охват граждан, нуждающихся в социальном обслуживании на 75%, обеспечить выбор поставщика социальных услуг и более эффективно расходовать бюджетные средства на первоочередные задачи отрасли. Можно с уверенностью говорить о повышении качества предоставления услуг», — говорит Т. Абдуллина в своей статье о развитии негосударственного сектора в сфере оказания социальных услуг.
Таким образом, Татьяна Абдуллина создала и внедрила в регионе эффективную, по ее словам, систему оказания социальных услуг семьям с детьми на аутсорсинге, которая действует уже 9 лет.
И вот неожиданно в июне текущего года по факту хищения бюджетных средств при реализации госконтрактов органами полиции возбуждено уголовное дело по статье 159 ч. 4 УК РФ. И все это время представители исполнителей госконтрактов дают показания полиции. В действиях аутсорсеров правоохранители пытаются теперь найти приписки и хищения.
А, может, это неслучайно?
Эту сферу в правительстве как раз курирует вице-премьер Татьяна Абдуллина. Она же теперь является и председателем КДНиЗП края и издает то самое скандальное постановление, по которому учителя, не имея полномочий, должны собирать о семьях информацию. В неформальных разговорах педагоги говорят, что им поставлена планка в 30% по выявлению семей «группы риска». Все это наводит на очень грустные мысли.
Ну, например, что сбор информации о семьях с детьми под предлогом профилактики семейного неблагополучия являются ничем иным, как сбором базы данных потенциальных получателей данного вида услуг для получения соответствующего бюджетного финансирования. И с учетом сложившихся реалий (уголовное дело, конец действия контрактов) — перераспределения ресурсов в «нужные руки».
Если только допустить существование такой версии, то вся сфера образования, включая директоров школ и учителей, является во всей этой истории лишь инструментом сбора базы данных, а Конституция и уголовный закон - лишь нюансы, которые вряд ли стоит брать во внимание (неслучайно же чиновница употребила слово «тупость»). Что же касается населения, то оно, в такой логике, — только стадо баранов, с которых полагается стричь шерсть. Кому нужно его мнение?
Дмитрий Стровский, доктор политических наук, профессор, исследователь Ариэльского университета (Израиль):
— Происходящая в Пермском крае ситуация выглядит более, чем странно. Говоря о разрешении любых социально значимых вопросов, есть смысл обращаться в первую очередь к Конституции РФ. Во второй главе этого документа речь идет о правах и свободах граждан. В частности, статья 17 говорит о том, что осуществление прав и свобод одних граждан не должно ущемлять права и свободы других граждан. Или взять статью 21. Там говорится о том, что никто не может без добровольного согласия подвергаться медицинским, научным или иным опытам. Ну а когда учителей принуждают (!) проверять условия жизни и быта школьников, разве это не противоречит содержанию данной статьи?
Обычные люди, живущие в России, уже привыкли, что их по любым поводам попросту ставят перед фактом. Решили чиновники выехать на очередной бредовой инициативе — и будто бы так и надо. Но если вопрос затрагивает интересы десятков, если не сотен тысяч людей, то где же его публичное обсуждение? Если задуматься, то ситуация в регионе отлично подтверждает общероссийскую проблему. Плевать наши чиновники хотели на мнение людей — тех, которые, по существу, их кормят за счет своих налогов. И на действующее законодательство эти чиновники смотрят с высо-о-кой колокольни.
В Израиле, где я живу последние 2,5 года, даже представить сложно, чтобы в каком-нибудь городе случилось подобное. Да если не будет проведено публичной дискуссии по теме, волнующей население, так чиновнику точно не поздоровится. Граждане мигом напишут «телегу» во все инстанции, разразится скандал, чреватый для чиновника большими неприятностями, а то и увольнением. В России, в свою очередь, такой поворот вряд ли возможен. Люди проявляют апатию к происходящему, предпочитают шептаться по углам. Отчего же тогда представителям власти различных уровней не навешивать лапшу им на уши…
Чиновники Пермского края оправдывают принятое ими же волюнтаристское решение по поводу проверок уровня жизни школьников фактом смерти школьницы от истощения. Дескать, не примем меры, и проблем станет еще больше. Как будто одни лишь проверки что-то решают. Мне хочется спросить: а что лично сделал тот же губернатор и его замы для того, чтобы у в Пермском крае дети не умирали от голода? Если он не догадывался о такой проблеме и не сделал ничего — грош цена его компетентности. Если догадывался и принял очередное бюрократическое решение, то ему точно пора в отставку… Где, например, социальный фонд, который специально создается в этом случае для поддержки голодных детей? Во многих странах такие фонды давно существуют. Они реальные, а не бумажные, и действуют не в пиковых ситуациях, а на постоянной основе. Почему в финских или шведских школах можно организовывать обеды и полдники за счет бюджетов местных администраций, а в российских нет? Почему в той же Турции бедные семьи получают регулярные дополнительные пособия (на детей), а в России нет? Что, в стране, «встающей с колен», регионы располагают меньшими деньгами, чем территории во многих других странах? Помилуйте!
Пермские чиновники издали документ. Но толком не продумали, как будет работать система контроля, дойдет ли помощь до конкретного ребенка или его семьи. Все, как обычно, словом. И ответственность переложена на учителей, которые призваны профессионально заниматься совсем иным делом, чем то, что им «впаривают» сегодня.
Позиция краевой администрации по данному вопросу, на мой взгляд, не ведет к его разрешению. Но зато она неминуемо создает еще больший рост социальной напряженности в регионе. А по-другому и быть не может. Когда вместо реальных мер по разрешению конфликтности на первый план выходит бюрократическая отписка и отсутствие сколько-либо продуманной стратегии действий, там нет места защите прав и интересов ребенка.