Луиджи Руссоло. Плотность тумана. 1912
В летний период, который длится для меня с начала июня по начало сентября, я полностью погружаюсь в постановочную деятельность и не занимаюсь ничем, кроме постановки спектаклей и совсем неотменяемых общественных дел. При этом я свожу к минимуму все остальное, включая выступления по Центральному телевидению. Но этот сериал, посвященный коронавирусу, я доведу до конца, потому что я считаю его абсолютно необходимым как в моральном плане или интеллектуальном, так и в плане собственно политическом.
9 июня 2020 года завершилась карантинная эпопея в столице нашей Родины городе Москве. Вскоре она завершится и на необъятных просторах нашей Родины. Значит ли это, что мы можем забыть коронавирусную эпопею, как некий кошмарный сон, что она развеялась «как сон, как утренний туман»? Вряд ли.
Во-первых, даже кошмарные сны иногда оставляют в психике достаточно глубокие следы. И мы знаем, что любое травматическое событие оставляет след не только глубокий, но и долгоживущий. Если вы завершили развод, то это не значит, что после этого всё, что его сопровождало, не оставит следов в вашей психике. Так что коронавирус будет жить с населением России и человечеством достаточно неопределенное время.
Во-вторых, то, что я могу назвать ковидной травмой, породило не только психологические, но и иные — социальные, экономические — последствия. А также последствия политические. Уверяю вас, что они еще впереди. Поэтому опять-таки коронавирус будет с нами, пусть и в иных обличьях.
В-третьих, кто-то уже вкусил от ковидных радостей. Можно запирать в домах, командовать направо-налево и так далее. Знаете, когда живую кровь беспредельной власти начинают очень сильно вкушать, то это рождает у вкушающего устойчивые соблазны. И я убежден, что они есть.
В-четвертых, и это главное, нам ведь обещают уже и вторую, третью, четвертую ковидную волну. Вот господин Фаучи говорит, что их будет пять. А если это загадочное явление под названием «ковид» возьмет и мутирует, то, возможно, все «радости» повторятся заново или даже усилятся.
В-пятых, отвратительность непонятного перевода всей жизни на какие-то новые рельсы в связи с этим самым ковидом, а значит, сама возможность такого перевода, осуществляемого вновь и вновь под любыми предлогами, будет очень долго довлеть над сознанием тех, кто не любит (как, например, я, да и, убежден, большинство тех, кто смотрит эту передачу), чтобы с ним играли в абсолютную непонятку. «На проклятые вопросы дай ответы нам прямые».
В-шестых, навряд ли этот самый ковид просто так взял, нахлынул и отхлынет. Слишком уж масштабны последствия ковидного экстаза. А значит, велика вероятность того, что этот экстаз сооружен с далеко идущими целями. Но цели-то тогда никто не отменил. Они пока еще не достигнуты. А значит, те, кто соорудил этот ковид, будут продолжать игру. И поэтому понимание смысла игры нам будет необходимо завтра в не меньшей, а в большей степени, чем вчера.
Ну, а раз так, то продолжим обсуждение смысла игры, ведущейся под этими ковидными масками. Я считаю работу над политической герменевтикой ковида именно стратегической. И поэтому предлагаю очередную серию спокойного, неторопливого разбирательства этой самой ковидной эпопеи.
Согласно правдоподобной политической притче, ряд людей из ближайшего окружения Иосифа Виссарионовича Сталина был обеспокоен тем, что Сталин особо симпатизировал Ивану Алексеевичу Лихачеву, выдающемуся советскому государственному деятелю, одному из организаторов советской автомобильной промышленности, директору 1-го Московского государственного автомобильного завода, который потом стал называться Заводом имени Лихачева или ЗИЛом.
Лихачев был не просто талантливым советским директором, но и реальным создателем советской автомобильной промышленности. Одно время он был народным комиссаром среднего машиностроения СССР. Средмаш — это штука серьезная. Но окружение Сталина, если верить притче, беспокоило не только нахождение Лихачева на высоких постах, но и особое благоволение вождя к Ивану Алексеевичу. И окружение боялось, что это будет иметь какие-нибудь политические последствия. Ну типа того, что Лихачев станет преемником вождя, чем черт не шутит?
И якобы — подчеркиваю: якобы! — ближайшее окружение Сталина занялось компрометацией Лихачева в том, что касалось симпатий данного соратника Сталина к представительницам женского пола.
Вождю были показаны фотографии, имевшие, по мнению ближайшего окружения Сталина (еще раз подчеркну, что это правдоподобная притча), компрометирующий характер. Вождь внимательно, заинтересованно рассматривал эти фотографии. И продолжалось это устрашающе долго. После чего один из добытчиков компрометирующей информации спросил Сталина: «Так что мы будем делать, Иосиф Виссарионович?»
Сталин якобы сначала сказал, как бы размышляя: «Что дэлать будем, что дэлать будем…» Потом сделал паузу, которая всегда устрашала его соратников, и добавил: «Завидовать будем!»
Мне приходится по необходимости (иначе мои передачи превратятся в спецслужбистский ребус, непонятный для большинства) посвящать часть передач вопросам организации интеллектуальной элитной жизни на Западе, прежде всего в США и Великобритании. То есть тому, что можно называть контекстом, в котором разворачивается ковидная история. Но, положа руку на сердце, хочу сказать, что пафос мой, когда я рассматриваю те или иные вопросы, связанные с организацией этой самой элитной жизни на Западе, или, например, проблемы образования элитного и так далее, — пафос мой в этом случае примерно такой, как у вождя: «Что дэлать будем? Завидовать будем».
Да, я завидую возможностям самых выдающихся образовательных заведений Соединенных Штатов, Великобритании или Западной Европы в целом. И мне бы хотелось, чтобы в моем отечестве, раз уж оно выбрало для себя определенную дорогу, подобных возможностей было еще больше. Поэтому, когда я эти возможности рассматриваю, я делаю это не так, как делалось в журнале «Крокодил», где была рубрика «Их нравы» («О, ужас! Как они там всем ворочают!»). Я про другое. Про то, что не грех бы было присмотреться и поучиться чему-то из того, что есть там. Я имею в виду проблемы элитного образования, воспитания и так далее.
Да, я считаю, что можно завидовать тому, как именно организована в Соединенных Штатах Америки так называемая «Лига плюща», в которую входят восемь лучших частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке страны.
Высшая тройка этой лиги — Гарвардский, Принстонский и Йельский университеты. Это самые богатые из частных американских университетов. И нам для понимания контекста необходимо установить — насколько богатые.
Есть такое понятие: эндаумент — целевой капитал некоммерческой организации, в том числе университета, переданный в доверительное управление для получения дохода, используемого для финансирования уставной деятельности. Эндаумент — это, между прочим, дело древнее, существующее со времен платоновской Академии. Платон наделил целевым капиталом свою знаменитую Академию, закрытую после девятисот лет существования в VI веке нашей эры императором Юстинианом.
Ну так вот, эндаумент Гарвардского университета, входящего в «Лигу плюща», на 2019 год составлял 38,3 миллиарда долларов. Эндаумент Йельского университета в том же 2019 году составил 29,3 миллиарда долларов.
Сходными возможностями обладают и другие из восьмерки самых престижных американских университетов, входящие в «Лигу плюща», они же «плющи».
Но есть и другие американские университеты, находящиеся не на северо-востоке, а в других частях Америки. И их возможности вполне сравнимы с возможностями «плющей».
Когда я все время противопоставляю то, чем я занимаюсь, конспирологии, то дело не в том, что я оправдываюсь. А дело в том, что есть два способа мыслить. И мне бы хотелось, чтобы вот тот второй способ, который я предлагаю (в худшем или лучшем исполнении — не мне судить), возобладал. Этот способ — аналитический, спецаналитический, специсторический — состоит в том, чтобы какую-то целостность рассматривать как сумму многих элементов. А конспирологический состоит в том, чтобы выхватить один элемент, абсолютизировать его, приписать ему какие-то суперхарактеристики, и потом все происходящее сводить к этому элементу. Это глубоко ошибочный способ понимания реальности, мышления. Я понимаю, что так проще, я понимаю, что так соблазнительнее. Я понимаю, что так в каком-то смысле даже «вкуснее». Но это не дает понимания реальности, а для борьбы необходимо понимать, какова реальность и чем она отличается от выдумок.
Так вот, есть конспирологи, которые убеждены, что внутри наиболее престижных центров подготовки американской элиты — этих самых «плющей» и так далее — размещено нечто исключительно демоническое, чаще всего называемое «череп и кости».
Мне такая версия кажется банальной и избыточно алармистской. На каждый «череп» и на каждые «кости» найдется какая-нибудь «роза» и какой-нибудь «крест». И так далее. Всего так много, что абсолютизировать что-то одно было бы странно.
Но столь же странно было бы, если бы такие кузницы кадров американской элиты, как «плющи» и прочие, вообще никак бы никем не окормлялись. Это значило бы, что американская элита лишена субъектности или ядра какого-то. А она ведь, мы видим, явно этого не лишена.
И вопрос не в том, хорошее это ядро или плохое, злое или доброе. Вопрос в том, что оно есть. И вполне намерено съесть всё остальное. Ну так надо понимать, что оно есть. И следить за тем, как оно действует, а не отрицать его наличие, что, повторяю, выглядит столь же комично, как абсолютизация «черепов» и «костей».
Так что истина находится посредине между истерической алармистской избыточностью, она же конспирология (которую очень любят и от которой все время приходится отвращать, потому что иначе в нее и погрузятся с головой вплоть до смертного часа), и упорными утверждениями по поводу того, что американская элита вообще никак никем не окормляется, каждый действует, как хочет, что эту элиту не готовят по определенному плану, что внутри того, что можно назвать ведущими американскими кузницами кадров, вообще не происходит никакой селекции. Ну вот нет ее! А она есть.
А что такое невероятно могучие США по отношению к давно ослабшей и все более слабеющей Великобритании?
Во-первых, тут вполне правомочно провести аналогию между упивающимся своей силой накачанным подростком и старцем, занимающимся практикой и мистикой восточных единоборств на протяжении ста лет.
А, во-вторых, безусловно, имеет место эффект подражательности. США копируют Великобританию во всем, что касается воспроизводства элиты, они подражают ключевым британским образовательным центрам, методам преподавания в этих центрах, способам селекции элиты, которые веками осуществляла британская аристократия. Одновременно, конечно, американцы и терпеть не могут Великобританию с момента Войны за независимость. И это очень устойчивая тенденция.
Но это такое ревнивое фырканье. И оно является малой и слабо ощутимой частью в отношениях США и Великобритании. А главной и наиболее декларируемой частью этих отношений является американская подражательность. Плюс британская покорность в том, что касается следования формальному курсу США. Плюс британское очень тонкое и хитрое манипулирование этим курсом. Подростку надо говорить: «Да-да, мы с тобой! Мы пойдем туда, куда ты захочешь! Но ты не задумывался, куда лучше пойти? Ой, а тут преграда! А давай-ка лучше сюда». Так что это все осуществляется в полной мере.
Ну так вот, аналогом американской «Лиги плюща» является британская группа университетов, именуемая группой «Рассел». В эту группу входит 24 самых престижных университета Великобритании, включая знаменитые Оксфорд и Кембридж.
И вновь мы имеем дело с огромными целевыми фондами и предельно цепким замыканием на данное интеллектуальное сообщество всего, что касается финансирования тех или иных исследований. Там ведь вопрос не только в том, что у них есть фонды. У них есть гранты, у них есть линии финансирования. У них есть заказы и много чего еще. Это огромная финансово-интеллектуальная, финансово-политическая, финансово-социальная, финансово-антропологическая, в конце концов, машина, которая производит то, с чем мы потом имеем дело. То есть тут опять в принципе речь идет не о миллиардах и не о десятках миллиардов, а о сотнях миллиардов долларов. То есть о тех деньгах, которые уже вполне себе пахнут властью. При том что власть — это всегда нечто большее, чем деньги.
Мы убедились вновь на ковидной истории, что там, где власть, — там колоссальное финансирование в моменты кризисов. А там, где власти нет, — там банкротства и скупка собственности тех, кто не причастен к власти, теми, кто к ней причастен. Мы же убедились в этом опять, мы убеждались в этом и в предшествующие годы. Lehman Brothers проиграл, а Goldman Sachs выиграл. Почему? Понятно, почему. Одним помогли, потому что те были вписаны во власть, а другие оказались от власти чуть дальше. И им не помогли. Вот и всё. Это проблема жизни и смерти.
В группу «Рассел», которая в Великобритании имеет такое же значение, как «Лига плюща» в Соединенных Штатах, наряду с другими университетами входит то учебное заведение, которое будет нас больше всего интересовать на протяжении данной передачи. Оно называется Имперский колледж Лондона.
Более того, Имперский колледж Лондона входит не только в достаточно широкую группу «Рассел». Он входит в так называемый «золотой университетский треугольник». Два угла этого треугольника — город Кембридж с его Кембриджским университетом и город Оксфорд с его Оксфордским университетом. А третий угол — Лондон, в котором находится три колледжа Лондонского университета и тот Имперский колледж Лондона, который я не могу не обсуждать в связи с экстазами вокруг ковида. Потому что он крайне важен именно в связи с этими экстазами, и я это докажу. При этом Имперский колледж в данном «золотом треугольнике» имеет отдельное значение. Иначе он бы не выделился из совокупности лондонских суперпривилегированных колледжей. А он выделился.
В 2019 году Имперский колледж Лондона занял восьмое место в списке двухсот лучших университетов мира. Так что это совсем не маленькая величина в том, что касается святая святых группы престижных образовательных заведений, формирующих элиту.
А теперь необходимая, хотя, на первый взгляд, и не очень обязательная деталь.
В июне 2004 года при Имперском колледже Лондона открылась собственная Бизнес-школа, которая была названа в честь некоего Гарри Танаки. Кто такой Гарри Танака? Это японец, родившийся в США во время Второй мировой войны. Гарри Танака появился на свет в концентрационном лагере, устроенном американцами для всех японцев, которых угораздило проживать на их территории. Образование Танака получил сначала в Массачусетском технологическом институте, а затем в том самом Имперском колледже Лондона, ради понимания роли которого я отвлек внимание зрителя от COVID-19, обсуждая «Лигу плюща», группу «Рассел» и «золотой треугольник».
Хосе Мария Кано де Андрес. Гари Танака. 2006
На настоящий момент я не берусь утверждать, что семья Танаки и прежде всего ее глава, виртуозно минимизировавший издержки своего нахождения в тюрьме, имеют прямое отношение к той деятельности Имперского колледжа Лондона, которая связана с экстазами вокруг COVID-19, притом что деятельность Имперского колледжа Лондона имела весьма существенное, исключительное по сути, значение в том, что касается ковидной эпопеи. Но на всякий случай я проинформирую зрителя по поводу того, как переплелись судьбы господина Танаки и Имперского колледжа Лондона. При этом я не хочу ни преувеличивать степень этого переплетения, ни выводить ее за рамки своего рассмотрения.
Начнем с того, что именно в Имперском колледже Лондона Гарри Танака завершил свое образование и получил степень кандидата наук по математике. Но занимался сам Танака и его сыновья — Марк и Майкл — вовсе не математикой, а инвестициями в разного рода интернет-начинания.
Гарри Танака прославился в качестве соучредителя инвестиционной компании Amerindo Investment Advisors. Чем знаменита эта компания?
С одной стороны — своими успешными инвестициями в очень крупную интернет-компанию Yahoo!
А с другой стороны — своей особой замаранностью в так называемом буме доткомов, то есть раздувании курсов акций интернет-компаний, породившем крах этих очень специфически раздуваемых пузырей.
Когда пузыри лопнули, пострадали очень многие. Но история с Танакой и его компаньоном Альберто Виларом была наиболее громкой, потому что Танака и Вилар были осуждены за мошенничество, причем сразу по нескольким статьям.
В мае 2005 года, когда с момента торжественного открытия бизнес-школы Танаки при Имперском колледже Лондона не прошло еще и года (а Танака пожертвовал на создание этой бизнес-школы 27 миллионов фунтов стерлингов), Танака и Вилар были арестованы. Поводом для ареста стало заявление одной из давних клиенток Amerindo Investment, что Танака и Вилар украли у нее 5 миллионов долларов.
В 2006 году им предъявили обвинение в том, что когда акции Amerindo Investment упали в цене, партнеры украли деньги у клиентов, чтобы оплатить свои счета. Прокуроры утверждали, что компания Amerindo инвестировала в рискованные акции вопреки желанию клиентов, предлагая инвесторам фиктивный продукт в депозитах с фиксированной ставкой.
Гарри Танака был оправдан по 9 из 12 обвинений. Тем не менее оставшихся трех обвинений оказалось достаточно для того, чтобы в 2010 году суд приговорил Танаку к пяти годам заключения. А в 2014 году суд добавил к пяти годам еще один год после апелляции.
Альберто Вилар — партнер Танаки по Amerindo Investment — получил в итоге десять лет тюрьмы.
У меня нет возможности детально разбираться в том, как именно мошенничество Танаки было связано с его филантропическим жестом в адрес альма-матер, она же Имперский колледж Лондона, сумевший обзавестись своей бизнес-школой именно благодаря Танаке. Но то, что связи не может не быть, достаточно очевидно. Нет в такого рода затеях места случайным людям! Для того чтобы сделать то, что он сделал, Танака для Имперского колледжа Лондона должен был быть неслучайным человеком. И тут мало того, что он там обучался. Это ничто. Все просматривается через очень разные оптические системы, которые распознают, кто является человеком, чьи пожертвования можно принять, да еще и присвоить его имя Бизнес-школе, а где лучше бы поостеречься. Слишком престижное, подчеркиваю, заведение Имперский колледж Лондона. И именно для того, чтобы это показать, я на время отвлек ваше внимание от непосредственных деталей того, что называется эпопеей с COVID-19.
В 2008 году построенная на сомнительные деньги Танаки бизнес-школа при Имперском колледже Лондона была переименована из Бизнес-школы Танаки (далеко не каждый, кто дает пожертвования, имеет право, чтобы некая структура, которая воспользовалась этими деньгами, получила его имя) в Бизнес-школу Имперского колледжа Лондона. Переименование произошло скорее всего потому, что Танаке не удалось до конца уклониться от обвинений в мошенничестве. Хотя Имперский колледж, конечно же, отрицал то, что переименование вызвано этим.
Как сообщила газета «Лондонский студент» в сентябре 2008 года, «переименование породило спекуляции, что Имперский колледж хочет дистанцироваться от доктора Танаки, который был обвинен в мошенничестве в 2005 году. Представитель колледжа сказал, что нет никакой связи между обвинениями и решением о переименовании».
Ну что ж. Во-первых, связь, конечно, есть. Во-вторых, ее никогда никто не будет афишировать. А в-третьих, когда так говорят, то подчеркивают роль доктора Танаки. Говорят: «Мы даже в этих условиях от него открепляться не будем. Потому что любое открепление наносит нам ущерб, а он — человек, от которого открепляться не надо. Он человек с будущим».
Выйдя на свободу, Танака снова занялся и бизнесом, и своими знаменитыми скаковыми конюшнями. В любом случае — нет оснований для того, чтобы сводить к нулю связь Имперского колледжа Лондона и семейства Танаки. Велика ли эта связь? И имеет ли она отношение к ковиду — отдельный вопрос. Но даже если история с Танакой — всего лишь заметка на полях моего исследования (а я для начала исхожу из этого, подчеркиваю — для начала), то такая заметка как минимум небессмысленна и, безусловно, достоверна. А я в истории с ковидом придаю особое значение достоверности.
Ну, а теперь о том, почему тема Имперского колледжа Лондона требует нашего пристального внимания. Причем требует его еще до того, как мы начнем разбираться с начинанием под названием Коалиция по инновациям в сфере готовности к эпидемиям (Coalition for Epidemic Preparedness Innovations — CEPI). Я ведь закончил предыдущую передачу упоминанием об этой самой CEPI и о ее особом значении. Ну так вот, я не забыл об этом. Я просто вынужден начать с другого, чтобы история CEPI была достаточно выпуклой.
Я не берусь утверждать, что сам COVID-19 взрастили в колбах такого-то института. Я могу предположить это. Могу считать это вполне правдоподобной гипотезой, но и не более того. Но то, что Имперский колледж Лондона являлся колбой, в которой взрастили ковидные и иные инициативы некоего Фергюсона, Андерсона и других организаторов ковидного экстаза, абсолютно очевидно для любого, кто мало-мальски ответственно занимается аналитикой этого ковидного экстаза.
Начнем с персонажа по фамилии Андерсон.
Рой Малкольм Андерсон родился в 1947 году.
В 1968 году получил диплом бакалавра по зоологии в Имперском колледже, который в тот момент входил в Лондонский университет.
Там же, в Имперском колледже, Андерсон получил в 1971 году степень доктора. Областью его исследований стала паразитология, его диссертация называлась «Количественное экологическое исследование гельминтов леща обыкновенного».
Получив в 1971 году ученую степень, Андерсон стал научным сотрудником фирмы IBM по биоматематике в Оксфорде и проработал там до 1973 года.
С 1973 по 1977 год Андерсон читал лекции по паразитологии в Королевском колледже Лондона.
В 1977 году он перешел в Имперский колледж Лондона и читал курс лекций по паразитологии уже в этом учебном заведении до 1982 года.
В 1982 году 35-летний Андерсон стал самым молодым профессором Имперского колледжа Лондона (область, которой он занимался, — паразитарная экология).
В 1984 году он возглавил кафедру биологии Имперского колледжа.
В 1986 году Андерсон был избран членом Королевского общества (аналог Российской академии наук).
С 1989 года начинается взаимодействие Андерсона с фондом Wellcome Trust — тем самым, который в 2017 году стал сооснователем CEPI.
В 1989 году Wellcome Trust основал в Имперском колледже Лондона так называемый Wellcome Центр паразитарных инфекций. А Андерсон стал директором этого Центра.
В 1991 году связи Андерсона с Wellcome Trust еще больше укрепляются. Андерсон становится одним из попечителей Wellcome Trust (в то время в Попечительский совет входили физические лица). А когда в 1992 году было учреждено юридическое лицо Wellcome Trust Limited в качестве единого попечителя Wellcome Trust, Андерсон и другие попечители вошли в совет управляющих, где Андерсон и оставался вплоть до 2000 года.
А теперь мы оставим ненадолго сэра Роя Малкольма Андерсона, чтобы ознакомиться с тем, что представляет собой этот Wellcome Trust.
Ну, прежде всего, это именно та организация, которая в 2017 году, наряду с фондом Билла и Мелинды Гейтс, консорциумом ряда государств и так далее, вошла в число сооснователей той самой CEPI, которая нас интересует больше всего. Вот мы и добрались до CEPI, одним из учредителей которой стал этот Wellcome Trust. Почему нас так особенно интересует CEPI? Потому что именно CEPI была заранее вменена роль главного создателя вакцины против COVID-19. Про это говорили, как про «дважды два — четыре». Еще самого ковида фактически не было, а роль CEPI уже была определена.
Но мы не разберемся с CEPI до тех пор, пока не проступит на нашей переводной аналитической картинке вся совокупность далеко идущих хитросплетений, сопровождавших появление CEPI.
Ради создания такой многофакторной переводной картинки сто́ит набраться терпения и заняться соучредителями CEPI, такими как Wellcome Trust.
Вот какова краткая история этой организации, в руководство которой в течение чуть ли не десяти лет входил организатор ряда необоснованных алармистских инфекционных экстазов (именно ряда экстазов, как мы вскоре убедимся), последним из которых, но не единственным, является ковидный экстаз, этот самый сэр Рой Малкольм Андерсон.
Так что ж такое Wellcome Trust, с которым так сильно связан этот Андерсон?
Жил да был некий сэр Генри Соломон Уэлком, британский предприниматель, родившийся в США.
В 1880 году этот самый Уэлком вместе со своим коллегой Берроузом основал фармацевтическую компанию Burroughs Wellcome and Co.
Это начинание было не единственным начинанием сэра Генри. И в 1924 году он основал холдинг Welcome Foundation, чтобы объединить все свои активы под одной корпоративной крышей.
В 1936 году этот выдающийся фармацевт умер. Уэлком был человеком практичным и сохранил практицизм вплоть до смертного часа. Перед смертью он решил создать благотворительную организацию — фонд Wellcome Trust. Wellcome Trust стал единственным акционером холдинга Welcome Foundation. Согласно решению сэра Генри, фонд Wellcome Trust должен был заниматься медицинскими исследованиями на прибыль от принадлежащего ему фармацевтического бизнеса.
А дальше все стало развиваться следующим образом.
На протяжении первых двух десятилетий, вплоть до 1952 года, Wellcome Trust существовал достаточно скромно. А вот в период с 1952 по 1986 год он сумел нарастить объем в пятьдесят раз — с 10 до 500 миллионов фунтов стерлингов. В значительной степени такой скачок был связан с тем, что Wellcome Trust финансировал создание новых лекарств, и ряд его инвестиций оказались успешными.
В 1986 году холдинговая компания Welcome Foundation выходит на фондовый рынок под названием Wellcome PLC. Напомним, что до этого момента единственным акционером Welcome Foundation был благотворительный фонд Wellcome Trust.
Но в 1986 году Wellcome Trust продал 25% принадлежавших ему акций в холдинговой компании Welcome Foundation. В 1992 году было продано еще 35% акций. А в 1995 году Wellcome Trust продал оставшиеся у него 40% акций Wellcome PLC фармацевтической компании Glaxo. В результате образовалась компания Glaxo Wellcome, и Wellcome Trust получил часть акций этой компании.
К началу XXI века в результате слияния компании Glaxo Wellcome и компании SmithKline Веесham родился монстр под названием GlaxoSmithKline, сокращенно GSK.
В целях диверсификации инвестиций Wellcome Trust продал в 2001 году 100 миллионов акций GSK за 1 млрд 780 тысяч фунтов стерлингов, сохранив за собой «скромную» позицию в 50 миллионов акций.
GSK — компания не то чтобы наикрупнейшая, но не маленькая. Рыночная капитализация GSK — всего лишь 82,8 млрд фунтов стерлингов, или 105 млрд долларов США.
Когда я говорю «всего лишь», я не вполне шучу. Потому что есть фармацевтические монстры с несравненно большей капитализацией. Но и эта капитализация, как вы понимаете, отнюдь не маленькая.
Но дело не в капитализации. Или не только в ней. Компания GSK специализируется в том числе на создании вакцин. Поэтому, когда мы говорим, что нас спасет эта самая CEPI, учрежденная в том числе Wellcome Trust, который теснейшим образом связан с GSK, не означает ли это, что нас спасет GSK? Это смелая гипотеза, но как мы убедимся чуть позже, вполне достоверная. А раз так, давайте разбираться дальше и с GSK, и с другими.
Итак, GSK специализируется в том числе на создании вакцин. И впаривает свою продукцию с избыточной резкостью. Об этом говорят не мои инсинуации, а несомненный факт, который состоит в том, что в 2012 году GSK признала себя виновной в преступлениях. Речь шла о предоставлении ложной или неполной информации при продвижении препаратов от сахарного диабета, антидепрессантов и другой лекарственной продукции.
Согласившись признать себя виновной в подобных преступлениях (а это дело тяжелое — признать себя виновными), компания выплатила аж 3 млрд долларов. Вы подумайте, это очень богатая компания, выплатить она должна сумасшедшие деньги. Ей лучше всего не признавать себя виновной. Так насколько же у нее рыльце-то в пушку? Насколько она спец по агрессивным незаконным «впариваниям» своей медицинской продукции? И не важно, касается она диабета или ковида. Когда кто-то впаривает, он впаривает всё подряд, если у него такая природа. А такова природа данной компании. Впаривание компанией GSK своей продукции признается сегодня крупнейшим случаем мошенничества в сфере здравоохранения и фармацевтики. Вот какое у нас GSK, рожденное Wellcome Trust, в котором в тот момент процветал господин Андерсон и другие, а также Имперский колледж Лондона. Вот какие мы знаменитые, агрессивные, боевые и так далее.
Кому-то может показаться, что я слишком порывисто выстраиваю связи между прошлым и настоящим. Но я пока еще даже и связей не выстраиваю. Я просто обсуждаю прошлое с тем, чтобы оно не оказалось полностью оторвано от будущего. И в конце концов, если компания со 100-миллиардным капиталом является чемпионом в сфере мошеннической деятельности по продвижению лекарственной продукции и прочему сходному фармацевтическому бизнесу, если при этом данная компания связана с тем, в чье руководство входил господин Андерсон, который и панику вокруг COVID-19 раскручивал, и CEPI сооружал вместе с фондом, имевшим отношение к этой компании, то, согласитесь, это уже немало.
В сентябре 2019 года стоимость активов Wellcome Trust превышала 36 миллиардов долларов.
И весь этот финансовый кулак, бронированный кулак — обладающий, как мы видим, отнюдь не филантропической нацеленностью, умеющий стремительно делать деньги, что очень важно, — сориентирован на что? На завоевание позиций в том, что касается вакцинаций. Новых лекарств вообще и вакцин — в первую очередь.
По всем официальным данным, Wellcome Trust — это один из крупнейших по своим финансовым возможностям как бы благотворительных фондов. Который связан с очень специфическим, совсем уж не благотворительным, а ответственным за крупнейшие мошенничества фармацевтическим гигантом GSK. И кто же участвовал в руководстве Wellcome Trust в течение многих лет? Господин Андерсон, подрядивший господина Фергюсона на псевдоматематический антиэпидемический алармизм.
Вернемся к биографии Андерсона.
Итак, в 1992 году Андерсон входит в Совет управляющих Wellcome Trust Limited и является одним из управляющих до 2000 года.
В 1993 году Андерсон покидает Имперский колледж Лондона — уходит с должности зав. кафедрой биологии, а также с поста директора Wellcome центра паразитарных инфекций — с тем, чтобы переместиться в Оксфорд.
Его назначают в Оксфорде заведующим кафедрой зоологии, он также читает лекции в Мертон-колледже — одном из старейших колледжей Оксфорда, созданном в XIII веке выдающимся английским аристократом Уолтером де Мертоном, епископом Рочестерским, который занимал пост канцлера при королях Генрихе III и Эдварде I, а затем решил посвятить себя делу обучения и воспитания английской элиты.
Переезд Андерсона в Оксфордский университет послужил толчком к созданию в этом университете Wellcome Центра по эпидемиологии инфекционных заболеваний. В том же 1993 году Андерсон возглавил этот Центр. А в 1994 году данный центр получил пять крупных грантов от Wellcome Trust. Как мы помним, Андерсон являлся в тот период одним из управляющих Wellcome Trust.
В 1998 году Андерсона сменил на посту заведующего кафедрой зоологии Пол Харви — запомним это имя. При этом Андерсон остался работать в Мертон-колледже в качестве исследователя. А также продолжал руководить Wellcome Центром по эпидемиологии инфекционных заболеваний.
А в 2000 году в карьере Андерсона произошел крутой перелом — ему пришлось со скандалом уйти со своей оксфордской кафедры, с поста директора возглавляемого им Wellcome Центра по эпидемиологии инфекционных заболеваний и из совета управляющих Wellcome Trust.
Скандал фактически начал сам Андерсон, заявив, что его коллега по имени Сунетра Гупта, получившая должность в Оксфорде, якобы получила эту должность благодаря неподобающим отношениям с Полом Харви — преемником Андерсона на посту заведующего кафедрой зоологии Оксфордского университета.
Неизвестно, хотел ли Андерсон скомпрометировать Харви и добиться его отставки с тем, чтобы самому вновь занять этот пост, или же он был движим иным мотивом. В любом случае результатом его выпада против Гупты и Харви стали два внутренних расследования.
И если первое расследование, начатое Оксфордским университетом, касалось того, оклеветал ли Андерсон Гупту, то второе касалось уже бизнес-интересов Андерсона. Причем в этом расследовании участвовал уже не только Оксфорд, но и Wellcome Trust. В итоге Оксфорд и Wellcome Trust заключили, что Андерсон скрывал информацию о коммерческой деятельности основанной им биомедицинской консалтинговой компании International Biomedical and Health Sciences Consortium (IBHSC), что создавало конфликт интересов у него как у профессора Оксфорда и как члена управляющего совета Wellcome Trust.
После этого скандала в журнале Nature вышла статья, где говорилось о необходимости реформы управления Wellcome Trust, чтобы повысить его прозрачность:
«Фонд Wellcome Trust по праву может претендовать на роль спасителя британской биомедицины. Без его щедрости Британия к концу 1990-х годов наверняка превратилась бы во второсортную биомедицинскую державу. Вместо этого лаборатории, получающие финансирование от Wellcome, развивали науку, а то, что Wellcome Trust сделал упор на повышение зарплат и возможность карьерного роста для исследователей — пристыдил правительство Великобритании, которое начало действовать.
…некоторые из друзей Wellcome Trust призывают его рассмотреть вопрос о проведении внутренних реформ для защиты своей репутации. В некотором смысле Wellcome Trust становится жертвой своего собственного успеха. Благодаря практичному управлению инвестициями, возможность расходования средств и влияние Wellcome Trust феноменально выросли за последние восемь лет. Но управляющие структуры и процедуры, которые подходили для благотворительной организации среднего размера, могут оказаться неуместными для бегемота, который — работая с правительством как равный партнер — помогает определять направления политики страны в области науки».
Nature Medicine утверждает, что внутренние расследования раскололи Оксфордский университет. «Было несколько разрушительных голосований, — вспоминает Нил Фергюсон, работавший тогда под началом Андерсона на кафедре зоологии в Оксфорде. — Кафедра зоологии вынесла Рою вотум недоверия, в то время как большинство сотрудников Центра поддержали его — атмосфера была ужасной».
Казалось бы, Андерсон, со скандалом покинувший Оксфорд и лишившийся поста управляющего в Wellcome Trust, был обречен на то, чтобы стать персоной нон грата в научном сообществе. Однако его статус в международном сообществе инфекционистов остался неизменным.
По словам Саймона Левина, известного биолога-эволюциониста и биоматематика из Принстонского университета, Андерсон внес очень существенный вклад в эту область как подготовкой нового поколения ученых, так и тем, что он, по сути, был лидером для международного научного сообщества на этом направлении.
«Андерсон был одной из ключевых фигур в создании совершенно новых и действенных способов изучения динамики заболеваний, — говорит Левин. — Его математические подходы… произвели революцию в этой области».
Несмотря на скандал, Андерсон не стал изгоем не только в международном научном сообществе, но и у себя на родине — в Великобритании.
Покинув стены Оксфорда, он вскоре переехал в новое отделение эпидемиологии в Имперском колледже Лондона. А за ним последовали многие коллеги из Оксфордского университета.
Как сообщила 2 сентября 2000 года газета The Guardian, вместе с Андерсоном ушли профессор Брайан Спрэтт, специализирующийся на бактериальных инфекциях, и профессор вирусологии Джофф Смит. Эти профессора и Андерсон увели 80 ученых из Оксфорда в Лондон. А вместе с ними «уплыли» и гранты на сумму семь миллионов фунтов стерлингов от Wellcome Trust. «80 человек пробьют огромную брешь в репутации Оксфорда и в доходах от исследований», — сказал один из ушедших.
Отголоском этого давнего конфликта стало нынешнее острое соперничество между исследовательской группой Оксфорда, ключевым участником которой является профессор теоретической эпидемиологии Сунетра Гупта, и группой Имперского колледжа Лондона, лидерами которой являются Фергюсон и Андерсон.
Обе группы создали модели для прогноза развития ситуации с ковидом. И эти модели имеют принципиальные отличия.
Прежде всего, Имперский колледж вводит разные коэффициенты летальности для разных возрастных групп населения ̶ от 0,002% (двух тысячных процента) для детей младше 10 лет до 9,3% для людей старше 80 лет.
Оксфордская модель использует гораздо меньшее значение коэффициента летальности при заражении — 0,14%.
Кроме того, Оксфорд и Имперский колледж ищут ответы на разные вопросы.
Модель Имперского колледжа отвечает на вопрос, каким образом стратегия смягчения и стратегия подавления повлияют на кривую эпидемии COVID-19.
А Оксфордская модель отвечает на вопрос: «Является ли COVID-19 уже распространенным среди части населения?»
Ответ оксфордских исследователей такой: «Продолжающаяся эпидемия в Великобритании и Италии началась как минимум на месяц раньше, чем была официально зафиксирована первая смерть, и уже привела к накоплению значительного массива коллективного (стадного) иммунитета в обеих странах».
Соответственно, в модели Оксфорда нет того алармизма, который присутствует в модели Фергюсона — Андерсона.
Когда в 2001 году в Великобритании началась эпидемия ящура, правительство в значительной степени оперлось именно на опыт Андерсона в области математического моделирования во время эпидемий. Мы подробно остановимся на этом сюжете чуть позже.
В 2003 году Андерсон вошел в научный совет Grand Challenges in Global Health (GCGH). Напомним, что инициатором создания GCGH и одним из соучредителей был фонд Билла и Мелинды Гейтс.
С октября 2004 года по сентябрь 2007 года Андерсон работал главным научным советником в министерстве обороны Великобритании.
В 2006 году во время празднования по случаю 80-летия британской королевы Елизаветы II Андерсон был посвящен в рыцари.
1 октября 2007 года Андерсон вошел в правление GSK, где получил должность независимого неисполнительного директора и эксперта по науке и медицине. В правлении GSK Андерсон работал до 2018 года. То есть в момент основания CEPI он входил в состав правления.
В 2008 году Андерсон стал ректором Имперского колледжа Лондона. Одна из идей, которую он активно продвигал, будучи ректором, — создание филиала Имперского колледжа за границей. Как сообщает The Independent, наиболее привлекательным Андерсону представлялся Персидский залив, и прежде всего Абу-Даби (Объединенные Арабские Эмираты) и Катар. Андерсон считал, что если бы Имперский колледж создал филиал в Катаре, он сконцентрировался бы на инженерных специальностях, связанных с разведкой месторождений газа и нефти.
Но Имперский колледж присматривался также к Китаю и Индии. И даже начал переговоры с учреждениями в Дели, Мумбае и Калькутте о готовности помочь Индии в создании медицинской школы.
Как отметила The Independent, «Андерсон стремится сделать Имперский колледж более независимым от правительства, искусно входя в разные коммерческие проекты».
На посту ректора Андерсон продержался недолго — год с небольшим. Его уход с поста ректора в ноябре 2009 года для многих стал неожиданностью. Официальная мотивировка ухода: «Желание вернуться к главному интересу — исследовательской деятельности».
Однако журнал The Lancet называет уход Андерсена дворцовым переворотом: «Инсайдеры в Имперском колледже указывают на дворцовый переворот, стоящий за его отставкой, поскольку управляющие советом действовали под давлением жалоб на стиль управления Андерсона».
Андерсон — сторонник приватизации элитных государственных вузов и резкого повышения цены обучения в них. На сегодняшний день список регалий Роя Андерсона таков. Он является:
- профессором эпидемиологии инфекционных заболеваний в Школе общественного здравоохранения (медицинский факультет Имперского колледжа Лондона);
- директором Центра исследований редких тропических заболеваний;
- попечителем Национального исторического музея;
- членом Совета по стипендиям Национального научно-исследовательского фонда Сингапура;
- членом Международного консультативного комитета Агентства по развитию национальной науки и техники Таиланда;
- членом Консультативного совета по биотехнологиям Малайзии;
- председателем международной консалтинговой компании Oriole Global Health;
*, а также входит в Международный консультативный совет консалтинговой компании Hakluyt and Company Ltd. The Times пишет по поводу данной компании, что это частное британское разведывательное агентство, «персонал которого практически полностью состоит из бывших сотрудников разведслужб».
А теперь перейдем к еще одной фигуре, тесно связанной с Андерсоном, — Нилу Фергюсону.
(Продолжение следует.)