Я уже пробовал объяснить, почему нам нужна совсем новая модель социальной работы. Данное продолжение прямо связано с вопросом: кому и как вы доверите выявлять неблагополучие в вашей семье? Попытка ответа на вызов, обозначенный в 5-м "Тезисе РВС о семейной политике".
Распространённая модель межведомственного взаимодействия по выявлению семейного неблагополучия (на основе ФЗ-120) имеет принципиальные недостатки.
1) Она тотальна ("тоталитарна"!) – всё государство солидарно выступает по отношению к семье. А значит, не гибка и даже опасна: семья обращается за помощью в соц.защиту или поликлинику, а приходит опека: вы не справляетесь!
2) Она разрушает доверие в обществе – в первую очередь к каждой из этих служб, а следовательно, и к государству в целом. (см. "Бесстыдство в законе".)
Продумывая заново модель социальной работы, то есть функции и взаимодействие социальных служб, нужно учесть, что у разных служб функции не обязательно общие, а возможно, даже конкурирующие.
Так, например, очевидно, что выявление случая “ребёнка, оставшегося без попечения родителей” является:
а) доблестью службы, которая обязана такие случаи выявлять,
б) головной болью службы, которая обязана жизнь этого ребёнка устраивать, и
в) провалом социальной защиты в широком смысле этого слова (то есть уже не как отдельной службы, а как функции государства по защите семьи).
Простое рассуждение приводит к выводу, что эти три функции должны исполнять разные службы (даже проще и надёжнее, если в разных ведомствах), и что у них не может быть общих показателей работы – их отношения должны строиться, скорее, на принципе “сдержек и противовесов”, чем в духе солидарности. Система взаимодействия, в которой службы заинтересованы контролировать друг друга, повысит и устойчивость системы в целом (создав внутри неё механизмы самоконтроля), и защищённость общества от произвола.
Для начала обсуждения такой системы можно оттолкнуться от простой схемы распределения функций отдельных служб:
а) социальная защита занимается материальной и другой социальной помощью, заинтересована в объёме оказанной помощи и пропагандирует такую помощь; при этом навязывание “услуг” строжайше запрещено, то есть контролируется полицией. В случае недостаточности регламентированной этим ведомством помощи, она выносит вопрос о защите семьи (не детей в семье!) на надведомственный уровень.
б) полиция занимается криминальными случаями, в частности, выявляет детей, оставшихся без попечения (сейчас это функция опеки), передаёт их опеке.
б) опека занимается только сиротами, переданными ей другими службами, она должна быть НЕзаинтересована как в выявлении неблагополучия, так и в наличии неустроенных детей (сейчас наоборот, заинтересована).
В таком варианте опека будет стремиться быстрее снять детей со своего учёта (“устроить в семью”) и будет сама придирчива к “смежникам”:
– и к соцзащите, которая должна быть заинтересована не довести дело до опеки,
– и к полиции, которая фиксирует, что уже довели.
Во всяком случае (и с этим "на ура" соглашаются работники опеки от зав. райотделом и выше), служба опеки не только не должна заниматься выявлением неблагополучия, но и вообще не должна касаться “неопекунских” семей, иначе её собственный ведомственный интерес становится очевидно двусмысленным. Ни по природе своей, ни по способу подготовки специалистов опека не приспособлена ни судить семьи (это функция суда), ни “выявлять неблагополучие” (это функция полиции).
Это только самая общая идея. Чтобы на её основе выстроить готовую модель, нужны две вещи.
Во-первых, нужно точно и подробно описать полномочия и взаимодействие служб. У наших практиков (руководителей детдомов и комплексных центров социального обслуживания населения – КЦСОН), как я убедился на их конференции в ноябре 2013 года, есть интерес к такой работе. Они сами высказывались в таком духе, что вместо навязывания готовых реформ (речь шла о “реформе” детских домов) лучше было бы просто аккуратно разобраться с полномочиями. Практиков нужно просто выслушать, сделать соразработчиками новой модели, вместо того, чтобы “доводить до них” сверху модную линию.
Во-вторых, нужно продумать показатели работы, на которые в новой модели будет ориентироваться каждая служба. Для этого надо суметь спрогнозировать, "проиграть", варианты поведения разных субъектов, связанных с семьёй, при разных системах показателей. Качество прогнозирования зависит от полноты представления о реальном множестве таких субъектов, представленных как интересы – и не только номинально-идеальные интересы разных служб, родителей, детей и других заинтересованных лиц, но и самые разные виды реальных мотиваций в каждой из категорий субъектов, включая мотивации корыстные и даже криминальные.
Эти размышления лежат не в русле главной парадигмы семейной политики последних 15 лет, которая плавала на двух китах – на лжи о небывалой жестокости в семьях и на приоритетности задачи “семейного устройства” имеющихся “социальных сирот”. Однако президентская установка на “смену вектора” и правдивая статистика убивают обоих китов старой стратегии, требуя обсуждения и разворачивания работы по изменению социальных условий в интересах не только сирот, но и большинства семей в России.
Александр Коваленин, РВС.