1 июня 2012 года в соответствии с Указом Президента РФ № 761 вступила в законную силу Национальная стратегия действий в интересах детей на 2012 - 2017 годы (далее – Стратегия).
В своих комментариях к Стратегии остановлюсь на тех её моментах, которые представляются принципиально важными для понимания сути данного документа в целом.
Вопреки правилам формальной логики следует начать, на мой взгляд, с одного из заключительных положенийСтратегии, а именно – с раздела VI, так как здесь содержатся номы, которые определяют основную направленность документа и носят наиболее яркую «ювенальную окраску».
Раздел VI Стратегии называется «СОЗДАНИЕ СИСТЕМЫ ЗАЩИТЫ И ОБЕСПЕЧЕНИЯ ПРАВ И ИНТЕРЕСОВ ДЕТЕЙ И ДРУЖЕСТВЕННОГО К РЕБЕНКУ ПРАВОСУДИЯ».
Практически первое, что мы с удивлением узнаём из указанного раздела – это то, что, оказывается, «значительная часть преступлений против жизни, здоровья и половой неприкосновенности детей совершается в семье, а также лицами, обязанными по закону заботиться о ребенке» (раздел VI, п.1, абз. 3 Стратегии).
Тезис о том, что значительная часть преступлений против детей совершается в семье, требует более пристального к себе внимания, поскольку он является основополагающим и определяющим логику законодателя в плане дальнейшего нормативного регулирования. Прошу заметить – ни на улицах и перекрестках, ни в подворотнях и переходах, ни в клубах и дискотеках, ни в каких-то других местах, а именно – в семье таится настоящая угроза для детей! Иными словами, «семья – это потенциально опасная среда в жизни ребенка». Именно такую мысль старается навязать обществу законодатель, когда говорит о «значительности» семейного насилия.
Теперь давайте посмотрим, насколько «опасна» для ребенка семья на самом деле. Для этого достаточно привести всего лишь одну цифру. По данным, размещенным на сайте информационно-аналитической службы «Русская народная линия», со ссылкой на статистику МВД России за 2011 год (Ф. 455 кн. 709 ГИАЦ МВД России), «относительно общей численности детей, проживающих в России, число несовершеннолетних жертв семейного насилия составляет 0,02%». При этом отмечается, что в целом по стране за последние годы «зафиксировано снижение числа преступлений, совершенных в отношении несовершеннолетних» (более подробно см. http://b23.ru/yu4g). Согласитесь, статистика весьма красноречива, и вряд ли цифру «0,02%» можно назвать «значительной».
Постулирование заведомо несоответствующего действительности тезиса о «значительном» семейном насилии в России, а также постоянное педалирование и раздувание этой темы в СМИ, вне всяких сомнений, действует крайне разрушительно на институт семьи и пагубно влияет на общественное сознание. Однако «ювенальщикам» без него не обойтись, иначе они не смогли бы двигаться дальше и вводить своё законодательство в сфере семейных отношений. Ведь, если семья представляетпотенциальную опасность для ребенка, значит именно туда и следует направить весь арсенал средств и методов нормативно-правового регулирования.
Что и демонстрирует нам Стратегия, когда в целях «обеспечения соблюдения прав и законных интересов ребенка в семье» устанавливает принцип «своевременного выявления их нарушений» (раздел I, п. 2, абз. 1 Стратегии). На протяжении всего дальнейшего текста данный принцип развивается и конкретизируется.
Так, в качестве одной из задач «семейной политики детствосбережения» названо «обеспечение профилактики семейного неблагополучия, основанной на его раннем выявлении» (раздел II, п. 2, абз. 4 Стратегии).
В числе мер, направленных на «формирование безопасного и комфортного семейного окружения для детей» должно быть «формирование действенных механизмов раннего выявления жестокого обращения и насилия в отношении ребенка»(раздел II, п. 5, абз.7 Стратегии).
Для реформирования действующего законодательства предписывается, в том числе, совершенствовать работу органов опеки и попечительства, и усилить «профилактические меры» по «защите прав и интересов детей, находящихся в социально опасном положении», на основе обеспечения «раннего выявления семей, находящихся в кризисной ситуации» (раздел VI, п. 3, абз. 9 Стратегии).
Что такое «профилактические меры» и «раннее выявление» уже наглядно было показано в законопроекте, получившем название «О социальном патронате» (пока, к счастью, непринятом), в соответствии с которым органы опеки и попечительства наделены правом вмешиваться в дела любой семьи, которая, по их мнению, находится в «социально опасном положении» (более подробно см., напр., http://b23.ru/ydlo , http://eot.su/node/13228).
Таким образом, на протяжении всего текста Стратегии мы видим, по существу, введение в российское законодательствопрезумпции виновности семьи, как субъекта права. С другой стороны, семья, как объект защиты этого права, практически исчезает. Иначе говоря, заранее предполагается, что в любой момент интересы ребенка в семье могут быть нарушены, а чтобы этого не произошло, как раз и требуется установить специальные нормы, которые позволили бы, например, органам опеки и попечительства иметь беспрепятственный доступ в каждую семью, дабы обеспечить «раннее выявление» таких нарушений.
Однако презумпция виновности семьи вступает в противоречие не только с основными началами и принципами семейного законодательства, которое, кстати, и предлагается «привести в соответствие», но и с конституционными установлениями.
Рассмотрим несколько основных норм Конституции Российской Федерации и ныне действующего семейного права, отраженного в Семейном кодексе Российской Федерации (далее – СК РФ).
В Конституции РФ закреплено, что «материнство и детство, семья находятся под защитой государства», и что «забота о детях, их воспитание – равное право и обязанность родителей» (пп.1и 2, ст. 38 Конституции РФ).
«Семья, материнство, отцовство и детство в Российской Федерации находятся под защитой государства. Семейное законодательство исходит из необходимости укрепления семьи, построения семейных отношений на чувствах взаимной любви и уважения, взаимопомощи и ответственности перед семьей всех ее членов, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи…» (п. 1, ст. 1 СК РФ)…
«Родители имеют равные права и несут равные обязанности в отношении своих детей (родительские права)» (п. 1, ст. 61 СК РФ).
«Родители имеют право и обязаны воспитывать своих детей» (п. 1, ст. 63 СК РФ).
Как видим, провозглашенный в семейном праве принцип укрепления семьи и конституционное право родителей самостоятельно воспитывать своих детей без постороннего вмешательства, никак не увязываются с принципом «раннего выявления» нарушений прав ребенка в семье. Какое может быть право на воспитание своего ребенка и укрепление семьи, когда в любой момент в любую семью в целях «профилактики» и «раннего выявления» могут придти люди, наделенные государством соответствующими полномочиями, и вмешаться в любые внутрисемейные отношения.
Что же касается ситуаций реальной опасности, в которых действительно может оказаться ребенок, то здесь всё давно проработано. Семейный кодекс Российской Федерации в таких случаях предусматривает следующее:
«При непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью орган опеки и попечительства вправе немедленно отобрать ребенка у родителей (одного из них) или у других лиц, на попечении которых он находится.
Немедленное отобрание ребенка производится органом опеки и попечительства на основании соответствующего акта органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации» (ст. 77, п. 1 СК РФ).
Поэтому, учитывая не столь многочисленные (вспомним 0,02% по стране) случаи семейного насилия, которые все-таки имеют место, названной нормы представляется вполне достаточным для помощи детям, попавшим в тяжелые жизненные обстоятельства.
Говоря о противоречиях содержания Стратегии с основами всего остального действующего законодательства, и прежде всего, с вышеупомянутыми конституционными нормами, нельзя не обратить внимание на текстовое построение раздела I «Введение» Стратегии, который и «задает тон» всему документу.
Стратегия начинается ссылкой на Всеобщую декларацию прав человека, согласно которой «дети имеют право на особую заботу и помощь». Далее законодатель, как бы, вспомнив про Основной Закон своей страны, говорит о том, что «Конституция Российской Федерации гарантирует государственную поддержку семьи, материнства и детства». А затем, посчитав, вероятно, формальность выполненной, вновь обращается к международному законодательству и устанавливает, что, «подписав Конвенцию о правах ребенка и иные международные акты в сфере обеспечения прав детей, Российская Федерация выразила приверженность участию в усилиях мирового сообщества по формированию среды, комфортной и доброжелательной для жизни детей».
В дальнейшем тексте Стратегии мы уже больше не встретим ссылок на Конституцию РФ и другое национальное законодательство, зато без труда найдем множество отсылочных норм, апеллирующих к различным «международным» актам.
Так, например, в разделе о «семейной политике детствосбережения» в качестве одной из мер, нацеленных на «формирование безопасного и комфортного семейного окружения для детей» признаётся необходимым направить усилия на «реализацию Рекомендаций Комитета министров Совета Европы о политике в поддержку позитивного родительства» (раздел II, п.5, абз. 4 Стратегии).
В разделе, посвященном «детям, нуждающимся в особой заботе» предлагается «разработать меры, направленные на защиту прав и интересов детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», в числе которых называется «обеспечение выполнения в учреждениях для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, Рекомендаций Комитета министров Совета Европы о правах детей, находящихся в учреждениях опеки (раздел V, п. 3, абз. 10Стратегии).
Из раздела, регламентирующего создание системы «дружественного к ребенку правосудия» мы узнаём, что «в настоящее время в Российской Федерации отсутствует эффективная система защиты детства, не разработаны стандарты обеспечения и защиты прав ребенка, механизм планомерного выполнения на межведомственном уровне положенийКонвенции о правах ребенка и заключительных замечаний Комитета ООН по правам ребенка…» (раздел VI, п.1, абз.1Стратегии).
В целях развития «дружественного к ребенку правосудия» предусматривается, в том числе, и «обеспечение выполненияМинимальных стандартных правил ООН, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних(Пекинские правила 1985 года), Руководящих принципов ООН для предупреждения преступности среди несовершеннолетних (Эр-Риядские руководящие принципы 1990 года), рекомендаций Комитета министров Совета Европы о европейских правилах для несовершеннолетних правонарушителей, подвергаемых наказанию и мерам воздействия» (раздел VI, п. 4, абз. 6 Стратегии).
Перечень отсылочных норм такого свойства можно продолжать. Хотя в исследуемом документе и сказано, что «Национальная стратегия разработана с учетом Стратегии Совета Европы по защите прав ребенка на 2012 - 2015 годы…» (см. раздел I, п. 2 «Ключевые принципы Национальной стратегии»), однако создается полное ощущение, что Евросоюз вместе с «дружественным» международным сообществом просто навязывает нам свои «рекомендации». Россия же должна действовать не «с учётом», а «во исполнение» данных «рекомендаций». В таком случае становится не совсем непонятно, почему данная Стратегия именуется «Национальной»? Оставляю этот вопрос открытым.
Дальше логика законодателя развивается в русле усиления возможностей влияния на институт семьи, так сказать, с другого края, или вернее, с тыла. Ведь недостаточно одного только вмешательства государственных чиновников в семейные дела, необходимо и ребенку предоставить возможность самому быть полноправным субъектом «взрослых» отношений, а, по существу, субъектом разложения семейных устоев изнутри.
Поэтому в Стратегии предполагается в соответствии, опять-таки, «с международными обязательствами Российской Федерации обеспечить доступ детей к правосудию вне зависимости от их процессуальной правоспособности и статуса, что будет способствовать созданию дружественного к ребенку правосудия» (раздел VI, п. 1, абз. 2Стратегии).
Не говоря уже о том, для чего законодатель собирается «обеспечить доступ детей к правосудию», совершенно непонятно, каким образом он собирается это сделать «вне зависимости от их процессуальной правоспособности и статуса»? И что понимает законодатель под «статусом ребенка» в данном контексте?
Ныне действующее процессуальное законодательство вкупе с семейным правом довольно четко регламентирует участие детей в гражданском судопроизводстве и административных правоотношениях. При этом представляется, что права детей в настоящее время и без того достаточно широки, чтобы расширять их еще больше, и даже делать независимыми от «процессуальной правоспособности».
Чтобы понять, насколько велик или мал спектр прав, обеспечивающих современному ребенку в России «доступ к правосудию», необходимо сделать краткий обзор текущего законодательства в этой сфере.
В соответствии с Семейным кодексом Российской Федерации ребенком следует считать «лицо, не достигшее возраста восемнадцати лет (совершеннолетия)» (ст. 54, п.1 СК РФ).
Согласно статье 36 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее – ГПК РФ) «гражданская процессуальная правоспособность признается в равной мере за всеми гражданами и организациями, обладающими согласно законодательству Российской Федерации правом на судебную защиту прав, свобод и законных интересов».
Правоспособность, то есть способность иметь права и обязанности, всегда реализуется через дееспособность, то есть способность своими действиями осуществлять права и приобретать обязанности.
В соответствии с пунктом 1 статьи 37 ГПК РФ «способность своими действиями осуществлять процессуальные права, выполнять процессуальные обязанности и поручать ведение дела в суде представителю (гражданская процессуальная дееспособность) принадлежит в полном объеме гражданам, достигшим возраста восемнадцати лет».
Несовершеннолетние в возрасте от 14 до 18 лет приравниваются в своих правах к ограниченно дееспособным совершеннолетним гражданам (за исключением случаев применения эмансипации в соответствии с главой 32 ГПК РФ). Права, свободы и законные интересы таких несовершеннолетних в процессе защищают их законные представители, то есть, главным образом – это, конечно же, родители, а также лица, их заменяющие. При этом устанавливается, что «суд обязанпривлекать к участию в таких делах самих несовершеннолетних». Кроме того, по некоторым категориям гражданских, семейных, трудовых и иных дел закон предоставляет несовершеннолетним в возрасте от 14 до 18 лет правосамостоятельно отстаивать свои интересы в суде, но может (хотя и не обязан) привлекать к участию в деле и законных представителей (ст . 37, пп. 3 и 4 ГПК РФ).
Несовершеннолетние в возрасте до 14 лет приравнены к недееспособным гражданам и их права, свободы и законные интересы также защищают в процессе их законные представители. При этом суд вправе привлечь к участию в таких делахтолько недееспособных совершеннолетних граждан, детей же к участию в процессе не привлекают (ст. 37, п. 5 ГПК РФ).
Семейный кодекс Российской Федерации закрепляет право ребенка «на защиту своих прав и законных интересов» и указывает, что, за исключением случаев применения эмансипации, данное право «осуществляется родителями (лицами, их заменяющими)…» (п. 1, ст. 56 СК РФ).
Таким образом, мы видим, что правоспособность в процессуальном смысле, то есть право на самостоятельное участие в процессе отправления правосудия по некоторым категориям дел, у несовершеннолетних частично возникает лишь с 14 лет. В большинстве же случаев интересы ребенка в суде представляют его родители.
Если следовать буквальному толкованию Стратегии, а именно такое толкование представляется на данный момент единственно возможным, то получается, что все дети независимо от их возраста, могут сами обращаться в любые органы правосудия с различного рода заявлениями и жалобами, при условии умения писать. А если ребенок еще не умеет писать, то, вероятно, предполагается, что ему должны помочь это сделать соответствующие государственные органы. Тем более чтоСтратегия в разделе «ДЕТИ - УЧАСТНИКИ РЕАЛИЗАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ СТРАТЕГИИ» предусматривает «воспитание у детей гражданственности, расширение их знаний в области прав человека» (раздел VII, п. 2, абз. 4 Стратегии). То есть, попросту говоря, едва взяв в руки букварь, ребенок уже будет получать знания о «правах человека», а значит, и о праве детей на «доступ к правосудию». Примечательно, что законодатель ставит воспитание гражданственности в один рад с «правами человека», а не в один ряд с воспитанием патриотизма, любви к Родине, воспитанием ответственности гражданина перед государством и обществом.
С введением принципа «доступа детей к правосудию вне зависимости от их процессуальной правоспособности» в значительной степени нивелируется рассмотренный нами институт законного представительства родителей. Ведь, если ребенку предоставлено право самостоятельно обращаться в судебные органы, то зачем ему для этого родители. Причем, в Стратегии идет прямой намек именно на родителей, как на потенциальных ответчиков в таких делах. В противном случае, просто не имело бы смысла наделять детей такого рода независимостью, поскольку их права во всех сферах жизни всегда могут защитить родители. И только для того, чтобы пожаловаться на самих родителей, ребенку и требуется свободный «доступ к правосудию».
Продолжая краткий обзор текущего законодательства в области прав детей, необходимо перечислить основные права, которыми сейчас обладают дети в сфере семейных отношений, и о части которых было упомянуто выше.
Глава 11 Семейного кодекса предусматривает следующие основные права ребенка:
- жить и воспитываться в семье (ст. 54 СК РФ);
- на общение с родителями и другими родственниками (ст. 55 СК РФ);
- на защиту (ст. 56 СК РФ);
- выражать свое мнение (ст. 57 СК РФ);
- на имя, отчество и фамилию (ст. 58 СК РФ);
- имущественные права, в том числе право на получение содержания от своих родителей и других членов семьи (ст. 60 СК РФ).
Семейный кодекс Российской Федерации содержит также достаточно широкий перечень случаев, когда не просто учитывается мнение ребенка, а его согласие на то или иное действие является обязательным.
Так, например, «изменение имени и (или) фамилии ребенка, достигшего возраста десяти лет, может быть произведено только с его согласия» (ст. 59, п. 4 СК РФ); «восстановление в родительских правах в отношении ребенка, достигшего возраста десяти лет, возможно только с его согласия» (ст.72, п. 4 СК РФ); «для усыновления ребенка, достигшего возраста десяти лет, необходимо его согласие» (ст. 132, п. 1 СК РФ); «назначение опекуна ребенку, достигшему возраста десяти лет, осуществляется с его согласия» (ст. 145, п. 4 СК РФ). Современным законодательством предусматривается и ряд других обстоятельств, при возникновении которых согласие ребенка на что-либо признаётся обязательным.
Кроме того, «ребенок вправе выражать свое мнение при решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы, а также быть заслушанным в ходе любого судебного или административного разбирательства. Учет мнения ребенка, достигшего возраста десяти лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам» (ст. 57 СК РФ).
Однако разработчикам Стратегии такой объем прав детей кажется явно недостаточным. Не достаточно им даже того, чтоСтратегия предписывает «обеспечить доступ детей к правосудию вне зависимости от их процессуальной правоспособности». Законодатель на этом не останавливается и идет еще дальше, когда «в целях развития дружественного к ребенку правосудия» признаёт необходимым «принятие мер по обеспечению доступа детей к международному правосудию для защиты их прав и интересов» (раздел VI, п. 4, абз. 3 и 5 Стратегии). Дальше уж, кажется, «расширять» права детей больше некуда. Комментировать такое нововведение довольно сложно, да и, по-моему, излишне, поскольку данная норма говорит сама за себя не менее красноречиво, чем предыдущая. Скажу только, что законодатель, видимо, не очень надеясь на наше правосудие, оставляет ребенку возможность напрямую обращаться в международные судебные органы, чтобы те, в свою очередь, могли «спускать» российским судам свои «директивы» и «рекомендации» о том, как надо «правильно» защищать права детей.
В целом Стратегия предполагает выработать конкретные механизмы реализации Конвенции о правах ребенка и прочих уже упоминавшихся документов международного права по таким направлениям, как обучение, воспитание и культурное развитие детей (раздел III Стратегии); здравоохранение (раздел IV Стратегии); защита прав детей-сирот и детей-инвалидов (раздел V Стратегии) и целому ряду сопутствующих направлений.
Для подробного и основательного анализа всех этих направлений «действий в интересах детей» необходимо более фундаментальное исследование, и формата статейного комментария не вполне достаточно. И, тем не менее, можно со всей убежденностью констатировать, как минимум, два основных негативных следствия, которые со всей очевидностью вытекают из существа предложенных в Стратегии концепций.
Первое – это уничтожение семьи, как единого социального организма, её распыление и атомизация: во-первых, вследствие вмешательства извне, либо постоянной угрозы такого вмешательства; во-вторых, вследствие реализации ребенком предоставленных ему прав и неполучения корреспондирующих им естественных запретов и обязательств (с одной стороны), и отсутствия прав влияния и пресечения у родителей (с другой стороны), что с неизбежностью приведет к разложению семьи изнутри.
Второе – это развращение детей, как результат воспитания в них эгоцентрического и потребительского начала, по тем же самым причинам, то есть, вследствие обилия прав и недостатка обязанностей у ребенка из-за раннего ознакомления его с «правами человека» при условии невозможности родителей влиять на ситуацию.
В заключение необходимо отметить, что в целях осуществления всех содержащихся в Стратегии установок, предусматривается кардинальная переработка всего текущего российского законодательства.
В частности, предполагается:
«Ратификация Европейской конвенции об осуществлении прав детей, подписанной Российской Федерацией в 2001 году, конвенций Совета Европы о защите детей от эксплуатации и надругательств сексуального характера, о противодействии торговле людьми, о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и насилием в семье.
Приведение законодательства Российской Федерации в части, касающейся защиты прав и интересов детей, в соответствие с общепризнанными принципами и нормами международного права, международными договорами с участием Российской Федерации и международными стандартами в области прав ребенка, а также с рекомендациями Совета Европы по правосудию в отношении детей…» (раздел VI, п. 3, абз. 1 и 2 Стратегии).
Однако нет полной уверенности в том, что все те нормы и принципы, которые заложены в самой Стратегии и в указанных документах международного права, а также «общепризнанные международные стандарты» пойдут на пользу нашим детям и нашим семьям. Скорее, есть уверенность в обратном.
По крайней мере, одно совершенно ясно – семья, как единый социальный организм и правовой институт, пока еще находящийся под защитой закона, подвергается в связи с принятием Стратегии серьезной опасности. Полагаю, не ошибусь, если скажу, что необходимо всеми законными способами противодействовать реализации предложеннойСтратегии.
Кузнецов Михаил
участник рабочей группы
«Юридический фронт» 22 ноября 2012 г.