В иркутских судах в настоящее время рассматриваются не совсем обычные дела.Мамы детей-инвалидов выступают в них против иркутского детского дома для умственно-отсталых детей №2. Интернат требует, чтобы родители выплачивали алименты на содержание детей. Родители, в свою очередь считают действия администрации интерната незаконными. И дело не только в алиментах. В прошлом году дирекция учреждения без ведома родителей перевела пенсионные счета детей из одного районного отделения пенсионного фонда в другой, поменяла детям прописку и открыла банковские счета, которыми теперь не сможет управлять никто другой.
– Мы нормальные матери, – говорит Ульяна Роданич. – Мы никогда не переставали заботиться о своих детях. Все годы, пока дети находились в интернате, мы продолжали покупать им одежду и обувь. Мы водим их по врачам и покупаем им лекарства. На все праздники, выходные и каникулы мы забираем детей домой, где у них есть всё необходимое. А из пояснений, данных администрацией интерната следует, что мы уклоняемся от своих родительских обязанностей и всю ответственность переложили на интернат. Это неправда.
Ульяна Роданич отдала своего сына Сашу в детский дом-интернат для умственно-отсталых детей №2 в 2013 году. Мальчику тогда было 12 лет. Сегодня ему 17, скоро он достигнет совершеннолетия, потеряет статус ребенка-инвалида. Тогда мама снова заберет его домой и они окажутся вдвоём в своём маленьком мирке. В этом мире почти всё место занимает Саша.
Сейчас большую часть её времени занимает хождение по инстанциям в поисках справедливости. В апреле 2019 года мамы детей-инвалидов, находящихся в ИДДИ №2 Иркутска направили коллективное обращение к уполномоченному по защите прав человека по Иркутской области, в следственные органы, в министерство социальной защиты, опеки и попечительства Иркутской области, в аппарат уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ. Детский дом №2 в январе обратился в суд с иском,требуя взыскать с Ульяны Роданич и других родителей алименты в пользу детей в размере 1/4 от доходов. При этом солидную часть этой суммы детский дом сможет забирать себе. Раньше алименты взыскивались только с тех родителей, которые отказались от своих детей. Но родителей возмущает не только это.
Саша и его мама
"Нас поставили на одну доску с теми, кто просто отказался от своих детей". Мамы детей-инвалидов судятся против иркутского детдома Саша родился здоровым ребёнком. Но в годик заболел менингококковой инфекцией. Мама Ульяна тогда училась на пятом курсе Педагогического университета, планировала защищать диплом. Но вместо этого попала вместе с сыном в больницу. Врач сказал, что подтвердился самый неблагоприятный диагноз. В спинномозговой жидкости у ребёнка появился гной. Причем, количество цитоза-болезнетворных палочек просто зашкаливало. Лечение продолжалось три месяца, но победить инфекцию врачи не могли.
Возникло подозрение, что к менингококку присоединился вторичный возбудитель. На фоне антибиотиков развилась грибковая инфекция.
– Я так понимаю, пока искали второго возбудителя, произошло проникновение инфекции в мозг, – рассказывает Ульяна. – Это был какой то кошмар наяву, от которого мы не могли очнуться. Тем не менее, перед тобой вообще не стоит вопрос – а что дальше делать. Мы начали бороться и с тех пор живём в таком режиме. Когда Сашу, наконец, выписали из больницы, у мальчика начались приступы, во время которых он страшно кричал, бился в судорогах, открывалась рвота.
Врачи поставили диагноз – эпилепсия. Вот с этим диагнозом Ульяна с Сашей и пошли по жизни. Ульяна насчитывала у сына до 30 приступов в сутки. При этом данная форма эпилепсии почему-то не поддавалась таблетированному лечению. Невропатологи назначали препарат и говорили: попробуйте, поможет или нет. Получалась какая то игра в кошки-мышки. Так ребенок мучился до шести лет.
– Эпи-очаг сформировался в лобно-височной доле головного мозга, – рассказывает Ульяна. – Именно эта часть мозга отвечает за формирование интеллекта. У моего мальчика просто не было возможности развиваться. Если до 3-х лет Сашенька как-то развивался, мы читали с ним книжки, учили наизусть стихи. Но потом начался регресс и Саша стал забывать то, что уже знал. По сути, мой ребенок так и не успел осознать себя как личность, они никогда не говорил “я”, никогда не называл меня “мама”.
От постоянных судорог ребенка избавила операция на головном мозге, которую провели московские врачи. К тому времени Саше было уже 8 лет. Как раз накануне операции из семьи ушёл папа. Ульяна оказалась без работы, без собственного жилья и с ребенком-инвалидом на руках. Чтобы заработать денег на поездку в Москву, молодая женщина подрабатывала тамадой, вела юбилеи и свадьбы. По вечерам накладывала макияж и дежурную улыбку на лицо, чтобы на чужом празднике никто не заметил отчаяние в глазах тамады. Саша в это время оставался с бабушкой, которая работала воспитательницей в детском саду. Ульяна не очень верила, что операция поможет. Ехала в Москву, потому что считала своим долгом испробовать все возможности.
Но вопреки всему, операция помогла. Конечно, Саша не стал совершенно здоровым человеком.
– Сейчас у него нет части мозга, но именно той части, которая не давала ему спокойно жить, – говорит Ульяна. – При этом сохранились мелкие очаги. Он очень сильно реагирует на погоду, на полнолуние. Иногда он обхватывает голову руками и сидит так некоторое время. Я понимаю, что в голове нехорошо, но нет приступов во время которых он кричит и его трясёт. Теперь у нас хотя бы нет регресса. Он может сказать, что ему нужно. ”Поедем кататься”, “хочет супчик”, “сделать бутербродик”. Я благодарна Богу, что он хотя бы так разговаривает.
В 2011 году врачи напомнили Ульяне, что мальчик входит в пубертатный период и неизвестно, как его перенесёт. “Возможно, вы не справитесь без помощи специалистов”, - предупредил врач. Так Ульяна осознала: Саше нужно общество других людей, кроме мамы и бабушки, ему нужна социализация.
Взаимодействовать с другими людьми,нормально вести себя в их присутствии, Саша не умел. Попадая на улицу, он пытался вырвать у матери руку и бежал куда глаза глядят, не разбирая дороги и не обращая внимания на проезжающий транспорт. Это было просто опасно. Поэтому Ульяна предпочитала гулять с сыном в лесу или в поле. Благо, что живут они в деревне, в частном доме родителей Ульяны.
“Что ты переживаешь? Собирай документы”
Когда врач сказала: “Мамочка, собирайте-ка документы, есть очень хороший интернат в Иркутске, где Саша сможет общаться с другими детьми”, Ульяна восприняла это болезненно. Ей казалось, что она предаёт своего ребенка. Но её уверили что она всё равно остаётся его мамой, никто не лишит её родительских прав, она сможет забирать Сашу в любое время. В интернате хорошие педагоги-дефектологи, квалифицированная медицинская помощь. А самое главное, Саша получал возможность общаться с другими детьми и надежду на социализацию.
– Я всё равно поплакала, а потом пошла к своему духовному отцу, – говорит Ульяна. – Он мне сказал: “Что ты переживаешь? Собирай документы, а Господь всё устроит. Если это не нужно, ничего у тебя и не получится”. Тогда я успокоилась и в 2011 году написала заявление. В 2013 году Саше предоставили место в Иркутском детском доме-интернате для умственно-отсталых детей №2.
Первые несколько месяцев Ульяна каждый вечер забирала Сашу и утром отвозила обратно. Затем поняла что он с удовольствием идёт в группу, а затем точно так же – домой. Постепенно Ульяна стала оставлять ребенка в интернате на всю неделю, забирая домой на выходные и на каникулы. Женщина впервые в жизни смогла устроиться на работу на целый день. Благодаря усилиям педагогов-дефектологов у Саши началась устойчивая положительная динамика.
В общем, Ульяна Роданич и представить себе не могла, что ей придётся судиться с интернатом, а её имя будут знать и в министерстве социальной защиты опеки и попечительства, и в прокуратуре, и в аппарате уполномоченного по защите прав человека.
Когда Саша поступил в интернат, администрация предложила его маме заключить договор с детским учреждением. С тех пор 75% Сашиной пенсии по инвалидности направлялось на счета интерната. В 2013 году пенсия была около 10 тысяч рублей, в марте 2019 года она составляла уже 15198 рублей. Аналогичные соглашения заключали все родители и никому не приходило в голову усомниться в правомерности действий администрации.
В начале 2017 года Ульяне позвонили из интерната и сообщили, что соглашение нужно переоформить, так как вступили в силу новые законодательные нормы. Но буквально через несколько дней Саша вместе с другими воспитанниками попал в инфекционную больницу с сальмонеллёзом и лямблиозом. Интернат закрыли на карантин, там начались проверки. В интернат Саша вернулся только спустя семь месяцев. В итоге, подписание трёхстороннего соглашения между матерью несовершеннолетнего ребенка-инвалида, органом опеки и администрацией ИДДИ №2 состоялось 4 апреля 2018 года.
Но свой экземпляр соглашения и прилагающегося к нему договора Ульяна Роданич получила на руки только 30 ноября после неоднократных напоминаний и обещания обратиться в контролирующие органы. Всё это время 75% пенсии по-прежнему уходило на счёт интерната.
Тогда же Ульяне Роданич предложили написать соглашение об уплате алиментов на содержание своего ребенка. Женщину возмутила подобная постановка вопроса. В недоумении были и другие родители, но кроме Ульяны подписывать соглашение о взыскании алиментов отказалась только Елена Зандер, мама Андрея Панкина.
– Нас поставили на одну доску с теми, кто просто отказался от своих детей, – говорит Ульяна. – Но я даже этих родителей не осуждаю. Когда Сашин папа от нас ушёл, меня спасли только мои мама с папой, да поддержка друзей. Если бы не они, я бы наверно Сашу отдала в детский дом и сама пошла мыть там полы. А что делать, если у тебя ни крыши над головой, ни куска хлеба и ребенок-инвалид на руках? Невозможно в городе прожить на детскую пенсию по инвалидности. Не дай Бог никому оказаться перед таким выбором. Это тяжёлый крест. Поэтому мы свою путёвку в интернат рассматривали как помощь от государства, которую мы заслужили.
Дело тут не в деньгах. Чтобы сходить за продуктами в магазин, мне нужна помощь. Я вообще не могу оставить ребенка даже на 15-20 минут. Один раз оставила Сашу на 15 минут, а сама ушла в баню воду качать. Возвращаюсь, а наши дворовые собаки уже прыгают вместе с Сашей по кроватям.
Куда ушли деньги
В январе 2019 года женщины получили судебные приказы о взыскании с них алиментов. При этом пенсии своих детей они тоже не получили. Когда стали разбираться, куда ушли деньги, выяснили много интересного. В частности, оказалось, что пенсионные дела детей переведены в Свердловский район. Да и прописаны они уже были не дома, а непосредственно в интернате. Для родителей все эти манипуляции стали большим сюрпризом.
В схожей ситуации оказались мамы других детей-инвалидов. Например, Елена Гурчина рассказала, что тоже была в Октябрьском отделении ПФ, где ей зачитали заявление, на основании которой пенсионный счёт её дочери был переведен в Свердловский район. Заявление было написано от лица несовершеннолетней Арины Гурчиной. Всё бы ничего, но Арина Гурчина не умеет писать.
Кстати, оригиналы документов детей до последнего времени хранились не у родителей, а в сейфе ИДДИ №2.
– Я не понимаю, почему директор детского дома пишет заявление о переводе пенсионного дела моего ребёнка, если она ему никто? – говорит Ульяна Роданич. – Мой ребенок никогда не менял прописку, его никто не лишал постоянного места жительства. Чтобы пенсионный фонд принял такое заявление от директора, ему нужно было запросить справку о том, что мы лишены родительских прав либо умерли. Почему у пенсионного фонда не возник вопрос, а где родители? Мы просто были в шоке. Оказывается, наши права никем не охраняются.
Получилось, что администрация прописала всех детей в интернате, перевела их пенсионные счета по месту новой регистрации, и при этом подала в суд на взыскание алиментов с родителей. Только осознав, что происходит, мамы начали биться во все инстанции.
– Мы добились того, чтобы прописка детей в интернате была аннулирована, а пенсионные дела возвращены в территориальные фонды по месту жительства, – рассказывает юрист Евгений Копытов, который представляет интересы мам детей-инвалидов в суде.
– Сейчас пенсии детей перечисляют на счёт ребенка и мамы могут ими распоряжаться. Для этого пришлось написать заявление в детский дом о приостановке взыскания пенсии во-первых и возвращении средств, взысканных незаконно уже после подписания трёхстороннего соглашения. Часть мам уже получила деньги, одна из них – 117 тысяч рублей. Причём, по собственной инициативе детский дом не собирался возвращать деньги, мотивируя это тем, что норма носит заявительный характер. Максимально мы хотим добиться, чтобы с мам не взыскивали алименты.Наличие признаков преступления. Однако, теперь родители считают что 75% пенсии по инвалидности с их детей удерживали незаконно.
– Мы произвели простой подсчёт, – говорит Евгений Копытов. – Взяли справку по детям Роданич и Зандер за 4 последних года и подсчитали, что детским домом было получено от 560 до 600 тысяч рублей за каждого ребенка. Но когда мамы потребовали от детского дома отчёт о потраченных средствах, им ответили что деньги пошли на нужды детского дома в целом. Учёт затрат на содержание каждого ребенка не ведётся. В ответе от министерства социальной защиты, опеки и попечительства о переводе пенсионных дел, “бегающих” прописках и счетах, которые на детей открыл интернат без ведома родителей не говорится ни слова.
Но в общем и целом, министерство не усматривает нарушений в действиях администрации учреждения. В частности, в ответе министерства поясняется: “Взимание платы в размере 75% пенсии ребенка за социальное обслуживание до момента заключения трёхстороннего соглашения, (в данном случае до апреля 2018 года) является законным. Эти средства расходовались на содержание ребенка в учреждении. Услуги, всегда предоставлялись бесплатно. Практика взимания 75% пенсии была предусмотрена на всей территории Российской Федерации. В соответствии с ФЗ РФ от 10 декабря 1995 года № 195 “Об основах социального обслуживания населения в Российской Федерации”.”
По данным самих родителей, не на всей территории страны установлена такая практика. Мамы уже получили ответ уполномоченного по правам человека по Иркутской области Виктора Игнатенко. Омбудсмен также подчёркивает, что отношения между родителями и детским домом на момент поступления туда детей регулировались федеральным законом № 195-ФЗ. Но отмечает, что согласно этому закону, бесплатное государственное обслуживание предоставляется несовершеннолетним детям, находящимся в трудной жизненной ситуации. Ст.1, №124 – ФЗ определено, что к этой категории относятся и дети-инвалиды. Министерство социальной защиты в своём ответе об этом умалчивает.”Исходя из вышеизложенного, дети инвалиды обладали правом на бесплатное обслуживание в государственной системе социальных служб. При этом, согласно Указу министерства опеки и попечительства Иркутской области от 01.08.2011 г. № 86-мпр, плата не взималась только с детей-сирот или детей, оставшихся без попечения родителей. В то время, как в федеральным законодательством указанных ограничений предусмотрено не было”, – говорится в обращении омбудсмена в адрес министра социальной защиты, которое было направлено в результате рассмотрения коллективного письма Елены Зандер, Елены Гурчиной, Екатерины Васильевой, Ульяны Роданич.
Уполномоченный также отметил, что перевод пенсионных счетов детей был произведен без законных оснований. Косвенно это признает и администрация интерната. Из пояснения заведующей получается, что пенсионные счета были переведены в другой район “ошибочно”.
“Так как исходя из текста обращения, имеются основания полагать о наличии признаков преступлений, связанных с превышением должностных полномочий сотрудниками учреждения, мною направлен запрос в Следственное Управление СК РФ по Иркутской области”, – говорится в официальном ответе уполномоченного родителям детей-инвалидов.
“При условии, что родители от него откажутся”
"Нас поставили на одну доску с теми, кто просто отказался от своих детей". Мамы детей-инвалидов судятся против иркутского детдома2 апреля суд удовлетворил требование администрации ИДДИ №2 о взыскании с Елены Зандер алиментов на содержание её ребенка. Женщина не смогла доказать в суде, что тратит на сына не менее четверти всех доходов. Например, суд не принял во внимание траты на покупку продуктов и лекарств, поскольку продукты покупаются на всё семью, а лекарства частично предоставляются бесплатно.
В течение месяца Елена может опротестовать решение суда в вышестоящей инстанции.
Кроме Андрея, у Елены Зандер есть двое здоровых детей. Чтобы обеспечивать их всех, женщина работает в двух местах -редактором журнала и корректором. При этом семья из пяти человек живёт в стеснённых условиях на площади 33 квадратных метра.
Саше Роданичу уже в этом году исполнится 18 лет, Андрею Панкину – в будущем году.
После того, как Саша и Андрей перестанут быть детьми для государства, они всё равно останутся сыновьями для Ульяны и Елены. Мамы заберут ребят из интерната и снова окажутся с ними дома, в четырёх стенах, в своём изолированном мире, который выстроен вокруг больного ребенка. Ведь их дети по-прежнему не могут обслуживать себя и не способны оставаться дома одни.
Для взрослых людей с глубокой умственной отсталостью государство предусмотрело только один вариант пребывания вне дома - психоневрологический диспансер. Но туда лучше не попадать.
– На судебном заседании представители министерства социальной защиты сказали, что они готовы предоставить моему ребёнку место в интернате, где он сможет находиться с 18 до 23 лет, – говорит Елена Зандер. – Но только при условии, что родители от него откажутся. По моему, это чудовищное условие. Мы станем просто биологическими родителями и уже не будем иметь права ни во что вмешиваться, даже забирать детей домой. На такие условия я не пойду никогда.
В Иркутской области катастрофически не хватает учреждений для детей-инвалидов. В некоторых городах области их нет вообще. Об этом говорила уполномоченный по правам ребенка в Иркутской области Светлана Семёнова, выступая с ежегодным докладом. Отдавая детей в детский дом, матери делали это не потому, что хотели избавиться от своих чад, не от того, что им было тяжело содержать их. Просто для детей это был единственный шанс на социализацию, а для самих родителей – возможность выстроить свою жизнь таким образом, чтобы в ней хватило места на что-то ещё, кроме больного ребенка. При этом, никто из них не знает, что принесёт будущее.