Скандал в Ульяновске, связанный с протестом представителей местного отделения РВС против «странностей» в работе студенческого киноклуба «Катарсис», действующего в Ульяновском Государственном педагогическом университете, можно было бы счесть историей местного значения.
Киноклуб, в котором бесплатно и в отличном качестве (а «Катарсис», надо сказать, не какой-нибудь подвальный видеосалон времен «перестройки», а вполне современный киноцентр на 440 мест) показывают юным студентам артхаусные фильмы с изрядным содержанием «клубнички» – это, конечно, скверно. Но будь он такой один, если бы «культура низа» не пыталась повсеместно подменить собой гуманистическую культуру, может, и не стоило бы особо переживать. Именно об этой тенденции – и о сопротивлении расчеловечиванию человека – статья Сергея Кургиняна «Сопротивление» в газете «Суть времени».
Когда я читала про эту историю, меня заинтересовала фигура одной из рьяных защитниц киноклуба – педагога и культуролога, театрального менеджера – Анны Маркеш Карвалейру. Эта дама – кстати, сама мать дочери-старшеклассницы – вступилась за сомнительный клуб Павла Солдатова, словно львица. Если учитывать, что работает она не в какой-нибудь авангардной галерее, а во вполне классическом драматическом театре имени Гончарова, где отвечает за «развитие», то это довольно странно.
Анна Карвалейру делает все возможное, чтобы ее защита «Катарсиса» выглядела как борьба за «свободу» творчества против «мракобесия» и «тотального запретительства». Но так может показаться, если скользить только по поверхности. Если не замечать, например, языковые перлы нашей высококультурной героини. Для идейных противников она не жалеет эпитетов: «уроды», «твари», «говноморалисты».
Вообще, Анна Карвалейру питает какое-то особое пристрастие к человеческим экскрементам. А также к тому месту на человеческом теле, которое является их источником.
Вот, например, яркие образцы:
(на сайте эти фото редакция выкладывать не стала)
картинка 3
При такой любви к данной теме очень странно, что столь видный деятель ульяновской культуры пишет слово «экскременты» с ошибкой. Через Е оно пишется, ибо ни к криминалу, ни к сливкам (cream) отношения не имеет. Криминалом является претензия на принадлежность к сливкам культурного общества, сопряженная с пристрастиями, интересами и речью панкующей девицы, если не выразиться крепче.
Очень любит «замдиректора по развитию» и мужской орган плодородия. Причем, ей не суть важно, прикреплен ли этот орган к живому мужчине или к конструкции, изображающей труп в гробу. Кстати, именно в последнем случае – при созерцании «скульптуры» Сидура с огромным торчащим из гроба членом, Карвалейру, по ее словам испытала «катарсические боли в животе». Вот так и начинаешь подозревать, что под «катарсисом» она понимает явление не кульурно-духовного, а физиологического свойства. Не потому ли столь рьяно кинулась она защищать киноклуб с таким названием?
Кроме панковско-хулиганских вкусов, Анна Карвалейру проявляет и весь стандартный набор того, что в современной России считается «либеральными» взглядами. Например, она чрезвычайно озабочена возможным исчезновением хамона, сыра с плесенью и презервативов:
Ну а что поделаешь, если катарсис переживаешь исключительно животом? И тем, что пониже. Карвалейру также не может обойти стороной и тему «быдла» – иногда в связи с деликатесами и резиновыми изделиями, а иногда без таковой:
http://ic.pics.livejournal.com/pterozavtr/32945976/50946/50946_original.jpg
Ну и, конечно же, из всех этих ужасов следует простой и ясный вывод – «надо валить»:
Но пока что Анна Карвалейру никуда не валит. Вместо этого она пытается повалить устои отечественной культуры. И это не слишком громко сказано. Вот, например, что именно она видит в произведениях русской классики:
«Но я хочу узнать у этих людей – хорошо, запретим кино. Но тогда надо запретить и Достоевского читать, там Свидригайлов – педофил, Раскольников – маньяк, Соня проститутка. Помните, у Шолохова в «Тихом Доне», как Григорий вдыхал пот Аксиньи во время секса? Тоже запретить. Тарас Бульба – хохол, да ещё и сына убил. Пушкин писал про женские ножки. Ах, в зарубежное уж лучше не заглядывать! По секрету, даже в Библии одно неприличие написано».
Пытаясь выставить идиотами родителей, протестующих против разврата на экране, Карвалейру вновь выставляет себя малограмотной панкушкой, а заодно и всех классиков – коллекцией каких-то извращенцев, зацикленных на изображении порока. На деле же в классических произведениях порок и разврат никогда не приносят героям счастья, они разрушительны и губительны для личности. Авторы не относятся к пороку не только одобрительно, но даже и нейтрально-созерцательно. Образ Свидригайлова, которого болезненное пристрастие к разврату привело к отчаянию и самоубийству, вообще является сильнодействующим средством против всего того, допустимость чего яростно защищает Анна Карвалейру. А уж приравнять строки о «женских ножках» у Пушкина или трагический моральный выбор Тараса Бульбы к откровенной порнографии в фильме «Кен Парк» может только человек, ненавидящий русскую культуру, а также народ, эту культуру создавший. Да, впрочем, и классическую культуру вообще. Вот гробы с членами, голые задницы и «практические фестивали секса» (об одном таком, прошедшем в Киеве, с завистью говорит наша героиня) – это прогрессивное современное искусство, это то самое «развитие», над которым трудится Карвалейру, не покладая рук.
Вот это и есть расчеловечивание человека, антикультура телесного низа, того самого «живота», который следует услаждать пармезаном и хамоном, а также ублажать другими, весьма разнообразными способами. И не искать никаких иных катарсисов. Это вполне сознательное погружение в варварство, потому что при всем нынешнем демонстративном хамстве Анна Карвалейру – человек с высшим образованием, гуманитарий, с гуманистической культурой как минимум знакомый. И отвергший ее ради животного начала. Но когда человек в одиночку погружается в хамство и варварство – это одна, пусть и печальная, ситуация. Совсем другое, когда он тянет за собой или помогает затягивать юные души в ту бездну, которая привиделась во сне Свидригайлову перед самоубийством!