Плита с символикой Народного союза Германии по уходу за военными захоронениями на немецком военном захоронении в г. Себеж, Псковская область
Статья производит сильное впечатление. После прочтения естественное желание — понять, какова ситуация с описанными явлениями в твоем регионе.
Быстро оказывается, что они представлены в полной мере и в провинции — публикации в СМИ, круглые столы, «научные» статьи и т. п. Можно только посетовать на собственную невнимательность и неспособность разглядеть лес за деревьями.
В числе материалов, которые легко находятся по запросу «Народный союз Германии Ярославль», — статья Мудрова С. Н. и Гурьянчика В. Н. «Восстановление исторической памяти (по материалам деятельности Народного союза Германии по уходу за военными могилами на территории Ярославской области)», опубликованная в научном рецензируемом журнале «Вестник ЯрГУ. Серия Гуманитарные науки».
Авторы статьи (как минимум на момент публикации) — преподаватели Ярославского высшего военного училища противовоздушной обороны (ЯВВУ ПВО).
Гурьянчик Виталий Николаевич — полковник запаса, профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин кандидат исторических наук, доцент.
Мудров Семен Николаевич — кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин.
Тем более странно смотрится примечание в начале статьи: «Статья подготовлена при финансовой помощи и информационном содействии Народного Союза Германии по уходу за военными могилами».
Преподаватели военного вуза (в том числе офицер), пишущие статьи на деньги и при «информационном содействии» НСГ? Не слишком ли неразборчивы в связях господа ученые, преподающие историю, а потому напрямую оказывающие воздействие на мировоззрение подрастающего поколения офицеров, которым вскоре принимать «небесный щит России» из рук старших товарищей и вставать на боевую вахту?
Статья производит впечатление в лучшем случае заказного материала, но никак не научного труда.
Первое, что бросается в глаза, — авторы статьи настойчиво предлагают «предать земле» нацистов, погибших в советском плену. Настойчивость эта выглядит тем более странно, что погибшие мечтатели о Третьем рейхе, очевидным образом уже находятся в земле. Благо, как упоминают в статье сами авторы, «результатом кропотливой деятельности стала систематизация хранящейся в архиве картотеки, был произведен подсчет контингента в целом, определено примерное количество умерших и похороненных военнопленных на территории Ярославской области, частично была воссоздана история 8 официальных кладбищ и судьба захоронений». То есть к военнопленным в советском плену относились как к людям, и умерших нацистов именно хоронили, а не закапывали сотнями во рвах, не сжигали тела в промышленных масштабах и не применяли другие способы избавления от тел, практиковавшиеся в нацистской Германии.
Что же означает это «предать земле»? Видимо, «перезахоронить»? Почему тогда авторы избегают этого слова? Чтобы выдавить нужную эмоцию у читателя? Или по причине косноязычия?
Основной же лейтмотив статьи — попытка обоснования необходимости подведения черты под «историческим забвением» и необходимости «подарить надежду на историческую память» умершим в плену солдатам вермахта.
В практическом плане на первом этапе это означает, конечно же, создание мемориалов и поименное восстановление списков военнопленных. Следующим шагом, очевидно, должно стать изучение биографий и боевого пути каждого немецкого солдата, умершего в советском плену, по примеру уже проделанных трудов Коли из Уренгоя со товарищи.
Стремясь обосновать свой главный тезис, авторы идут на различные уловки.
Говоря о советских солдатах слова, с которыми сложно не согласиться, вроде «сотни тысяч, миллионы солдат, чьи имена безвестны, лежат в земле. Установить их имена, возможно, уже не удастся никогда, но увековечить память о них необходимо. Это долг живых перед павшими. <...> До сих пор на бескрайних просторах России покоятся останки тех, кто отстоял ее независимость в войне», авторы тут же переходят на солдат немецких: «Кроме них, в российской земле лежат останки сотен тысяч немцев [...] Большинство из них погибли в ходе ожесточенных боев, но есть и те, кто умер по различным причинам в советском плену. Их имена также должны быть установлены, а останки преданы земле».
Если необходимость поиска и перезахоронения останков, а также установление имен советских воинов понятна и очевидна («это долг живых перед павшими», «они отстояли независимость России в войне»), то тезис о том, что потомки советских солдат должны устанавливать имена и «предавать земле» (?) останки пришедших уничтожать советский народ обосновывается, видимо, только тем, что «есть (среди погибших нацистов — Д.Д.) и те, кто погиб в советском плену».
Пытаясь смерть в советском плену выставить как достаточное основание для вывода солдат вермахта из «исторического забвения», авторы неминуемо встают на стезю антисоветизма, ведущую их к необходимости, с одной стороны, создать ощущение якобы чудовищности советского плена, а с другой — обелить самих пленных. Чем они и занимаются далее в статье.
В следующих абзацах, обвинив советскую историческую науку в использовании «истории Великой Отечественной войны» в качестве «мощного идеологического инструмента идеологической пропаганды», авторы отмечают, что «современная историческая наука (очевидно, в противовес „неправильной“ советской — Д.Д.) всё чаще в исследованиях концентрирует внимание на проблеме исторической памяти». После чего приводят в обоснование цитату почему-то немецкого историка Рюзена о том, что «воспроизведение прошлого является необходимым условием обеспечения человеческой жизни культурной рамкой ориентации, которая открывает будущую перспективу, основываясь на опыте прошлого». При этом непонятно, какое отношение предлагаемый авторами вариант памяти о пришедших на советскую землю карателях и убийцах (по сути, приравнивающий советских и немецких солдат) имеет к «культурной рамке ориентации» именно русского человека?
Далее авторы уделяют внимание подробному рассказу об успехах НСГ в компании с ярославскими учеными в деле создания мемориалов немецким пленным, умершим в плену на территории Ярославской области. При этом то, что «в России между тем немало как сторонников, так и противников его [НСГ] деятельности», авторов не смущает, так как «восстановление исторической памяти необходимо». То есть тезис о необходимости восстановления некой «исторической памяти» намеренно абсолютизируется и подается как догма ввиду невозможности его обосновать в том виде, в каком его продвигает НСГ.
Обозревая достижения ярославских ученых, исследовавших историю лагерей для военнопленных на территории Ярославской области, авторы (следуя схеме, описанной выше), рассказывают нам о тяжелой и неквалифицированной работе пленных, о плохом медицинском обслуживании, «плохой гигиене» и питании в лагерях, высоком проценте смертности. Тут же приводятся воспоминания местных жителей, рассказывающих о высоком качестве работ, выполняемых пленными, что среди них было много хороших специалистов и «немало рационализаторов», чем вполне намеренно создается образ пленных как «неплохих в общем-то парней», оставивших о себе добрую память среди населения области.
В итоге авторы высказывают надежды на то, что путем дальнейших исследований удастся «хоть немного, но приблизить конец исторического забвения, приоткрыть правду, подарить кому-то надежду на историческую память».
Тезисы об «ужасах» положения немецких солдат в советском плену хорошо рассмотрены в диссертации Н. В. Барановой, посвященной истории лагерей для военнопленных на территории в том числе Ярославской области. Даже не знакомясь с этой диссертацией, можно порекомендовать рассмотреть положение немецких пленных в плане выполняемых работ, условий питания и доступной медицины с положением обычных советских граждан. Такой подход сразу выявит простой факт — советские люди содержали пленных так хорошо, как только могли. Зачастую, в лучших условиях, чем были доступны им самим. Причем делали они это не только после войны, но и в ходе нее. Единичные же случаи халатности руководства лагерей, выливавшиеся в ухудшения условий содержания пленных, пресекались и карались.
Нельзя не согласиться с авторами рассматриваемой статьи в одном — история лагерей военнопленных должна быть беспристрастно изучена и опубликована. Только это будет не памятник карателям и поработителям, уже увековеченным в народной памяти под именами «гансов» и «фрицев», драпавших от Красной Армии и осужденных по заслугам в Нюрнберге, а памятник величию и милосердию советского народа, который даже по отношению к самому страшному врагу в своей истории проявил высшие человеческие качества.
Достаточно сказать, что лагеря военнопленных рассматривались советским руководством исключительно как инструмент по перевоспитанию бесславных «гансов» в людей. Бывшие военнопленные далее отправлялись в ГДР, где они могли начать новую, честную, трудовую жизнь.
Именно такой была судьба подавляющей массы немецких (и не только немецких) военнопленных.
К сожалению, раскрытие этой темы в рамках одного сочинения вряд ли возможно.
Так продуктом чего является рассматриваемая статья? Гримаса «рыночного» мышления от истории, когда безразлично о чем писать, главное — чтобы за деньги? Или четкая идейная установка? Мне кажется, разобраться с этим и противодействовать этому жизненно необходимо, иначе Коли из Уренгоя неминуемо заполнят собой органы власти, школы, вузы самой России — а это ознаменует ее бесславный конец.
Дмитрий Данилов