В предыдущей статье мы обратили внимание на ряд весьма интересных совпадений, связанных с протестной и законотворческой активностью в России за 2019 год. Перечислим их вкратце.
1) Акциями в поддержку убивших родного отца сестер Хачатурян и продвижением законопроекта по профилактике семейно-бытового насилия занимались люди из одних и тех же, либо крайне близких структур и организаций.
2) Такие оппозиционно-белоленточные СМИ, как «Новая газета» и «Медуза», освещали акции в поддержку сестер Хачатурян и закона о СБН не меньше, чем митинги несистемной оппозиции, и в прямой связке с белоленточными протестами. В одной и той же статье от этих СМИ можно прочесть патетически-трогательное описание очередного «смелого протеста» юных подписчиков Навального и Дудя против «государственного произвола» и требование вмешательства государства в дела семьи под видом профилактики семейно-бытового насилия. В частности, такое удивительное соседство этих тезисов можно обнаружить в рассмотренном в предыдущей статье материале «Новой газеты» под названием «Политическое — это Хачатурян. Почему протесту нужно помнить о домашнем насилии».
3) Вся кампания по раскрутке темы якобы ужасающих масштабов насилия в российских семьях и необходимости в силу этого срочно принимать закон о профилактике семейно-бытового насилия до боли напоминает методы «работы с населением», которые использовались перестройщиками в 80-е годы.
Перестройщики, веря на слово А.И Солженицыну и позднесоветским диссидентам, вопили чуть не из каждого утюга о десятках миллионов невинных жертв советской власти. Сегодня же лоббисты законопроекта о профилактике семейно-бытового насилия берут статистику по числу жертв насилия в семье натурально «с потолка». При том, что официальные данные от МВД по числу насильственных преступлений в российских семьях за последние годы в сотни раз меньше тех цифр, которые предъявляют авторы и лоббисты закона. То есть МВД сообщает о нескольких сотнях убитых в семьях за прошедший год, а сторонники законопроекта хором поют, что в России ежегодно от рук мужей погибает по 14000 женщин. Складывается впечатление, будто авторы и лоббисты закона взяли эту статистику из книг Солженицына о ГУЛаге.
Кстати о ГУЛаге. После ознакомления с творческим наследием небезызвестного А. И. Солженицына может сложиться впечатление, что в ГУЛаге чуть ли не каждый сидевший сидел ни за что. Журналистка «Новой газеты» в упомянутой уже выше статье пишет, что буквально «каждая десятая убитая женщина в мире — россиянка. А 80% женщин, сидящих в тюрьме за убийство — это женщины, выбравшие жизнь, защищавшие себя». То есть почти все сидят за самооборону.
То есть как бы и ни за что. В этом свете оставшаяся с позднесоветских времен лживая поговорка, согласно которой «половина страны сидит, а половина страны охраняет», начинает играть новыми красками, не так ли? Автор умышленно создавала впечатление у потенциального читателя, что в современной России «женская половина сидит», и, естественно, ни за что, а «мужская половина охраняет»? Сейчас достоверно известно, что никаких десятков миллионов «ни в чем не повинных» по советским лагерям не сидело, что никакой достоверной статистикой Солженицын не располагал… …А откуда у «Новой газеты» информация о «каждой десятой» и о 80%?
Кампания по продвижению закона о СБН оказалась не только теснейшим образом переплетена с оправданием сестер Хачатурян, убивших своего отца. Она еще и привязана к политической активности российской несистемной оппозиции. И эта «случайность» не случайна.
Правозащитница Алена Попова, одна из организаторов всей шумихи вокруг закона о СБН, имеет давние связи с одним из активнейших участников белоленточного протеста, беглым депутатом Ильей Пономаревым, ныне проживающим на Украине и поддерживающим тесные связи с бандеровцами. В 2011–2012 годах Попова вместе с Пономаревым гуляла по Болотной и Сахарова на белоленточных митингах. В 2012 г. она вместе с Пономаревым читала лекции на оппозиционных лагерях в Поволжье, сотрудничала с ним в рамках проекта «Открытая Дума» и шла на выборы в Госдуму от Новосибирской области в одном списке с ним.
Попова участвует в интернет-проекте «Насилию.нет» на паях с юристами Консорциума женских неправительственных объединений (КЖНО) Мари Давтян и Анной Ривиной. Ривина, как и Попова, активно участвовала в белоленточных протестах 2011–2012 годов.
КЖНО со времени своего основания получал спонсорскую помощь от таких организаций, как «Институт «Открытое Общество» Д. Сороса, фонд Форда, фонд Макартуров, USAID, «Канадский фонд поддержки российских женщин» и др.
Читайте также: Иностранные хозяева борцов против семейно-бытового насилия
Стоит ли отдельно доказывать факт очевидной ценностной, идейной и даже кадровой преемственности между организаторами и участниками перестройки в СССР и нынешней белоленточно-либеральной тусовкой? Как писал Гете, «наследовать достоин только тот, кто может к жизни приложить наследство». И наследники точно следуют традициям.
Распространяя «лагерные» байки Солженицына и других диссидентов о якобы беспрецедентных масштабах насилия «над личностью» в СССР, перестройщики нагнетали массовую истерию и прививали советским гражданам комплекс неполноценности и вины. Таким же нагнетанием массовой истерии из-за якобы беспрецедентных масштабов насилия в современных российских семьях занимаются лоббисты закона о СБН вместе с примкнувшими к ним феминистскими организациями. И, подобно перестройщикам, формируют комплекс вины у населения. И, подобно перестройщикам, используют шулерский прием ведения дискуссии с оппонентами под названием «кто против нашего закона, тот насильник/преступник». Конкретные примеры подобного поведения сторонников закона о СБН приведены ниже в этой статье.
Но нагнетание истерии, формирование комплекса вины и неполноценности в людях, обвинение всех критиков продвигаемой позиции преступниками или пособниками преступников — это и есть «метод первого плевка», завещанный А. И. Солженицыным всем «совестливым и рукопожатным» людям этой планеты. Главное — плюнуть первым! Потому что «оправдываться всегда тяжелей».
Сам законопроект о профилактике семейно-бытового насилия сделан по методу «первого плевка», в каждом своем ключевом пункте.
Сторонники принятия законопроекта и его разработчики с самого начала кампании по его продвижению заявляли, что главными преимуществами предлагаемой, то есть навязываемой, новинки отечественного законотворчества, являются:
a) введение охранного ордера;
b) введение в юридическую практику новых видов насилия, как минимум, психологического и экономического.
С физическим и сексуальным насилием все в общих чертах понятно. Но что есть психологическое, или тем более экономическое насилие? Как определить, что таковое имело место? По следам от побоев на психике человека или на его банковском счету? Просто в заявительном порядке?
Да, именно в заявительном порядке, отвечают сами лоббисты и разработчики законопроекта. По новому закону, как только вы ощутили, что вас психологически, экономически или еще как-нибудь насилуют — смело пишите на насильника заявление! Ведь главное — плюнуть первым! И «жить не по лжи», разумеется.
Читайте также: Психологическое насилие как способ вторжения в семью и тоталитарный инструмент для подавления личности
А как только жертва психологического или экономического насилия передаст компетентным органам заявление на психологического насильника, его, насильника, по новому закону компетентные органы должны будут от «жертвы» изолировать. Охранный ордер запретит «насильнику» приближаться к «жертве», даже если «жертва» занимает жилплощадь «насильника». Для выдачи ордера будет достаточно просто заявления. А суд? А суд не нужен, дорогой! Он только лишнее время жрет! Ку, пацаки!
То есть де-факто объявленный по оговору «насильником» человек в одночасье может стать бомжом. Бумажка из суда запретит ему проживать в собственной квартире. Как эта бумажка защитит от него выселившую его из дома «жертву», если «насильник» пойдет на крайние меры — несущественный нюанс. Отобьется как-нибудь этой бумажкой от подкараулившего ее у подъезда или за гаражами экс-сожителя или бывшего мужа, решившего любой ценой отомстить за свою поломанную на ровном месте жизнь.
К настоящему моменту текст законопроекта о СБН, в том числе и благодаря вмешательству родительской общественности, подвергся некоторым правкам. К примеру, из него убрали пункты об определении новых видов насилия. Но взамен в последней на данный момент редакции законопроекта дается определение семейно-бытовому насилию в целом. Да и лоббисты закона уже заявили, что внесенные изменения их категорически не устраивают, и нужно сделать, как было раньше.
Семейно-бытовое насилие в новой редакции текста законопроекта определяется в том числе и как «умышленное деяние (действие или бездействие), причиняющее или содержащее угрозу причинения физического, и (или) психического страдания, и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления».
Фактически такое «определение» позволяет считать семейно-бытовым насилием любой дискомфорт, который человек может испытывать в процессе взаимодействия с другими людьми. И карать других людей за «действие или бездействие, не содержащие признаков административного правонарушения или уголовного преступления». То есть творить собственный произвол без оглядки на текущее законодательство и Конституцию.
Прочие «определения» из текста законопроекта фактически дают борцам с семейным насилием право вмешиваться в дела любой семьи даже без заявления от «жертвы». Например, подвергшимися семейно-бытовому насилию объявляются все «связанные свойством», «совместно проживающие и ведущие совместное хозяйство» лица, «в отношении которых есть основания полагать, что им вследствие семейно-бытового насилия могут быть причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред».
Согласно новому закону, для вмешательства в семейную жизнь любого человека достаточно наличия у борцов с семейным насилием оснований полагать, что этому человеку могут быть причинены страдания. А для наличия таких оснований будет достаточно просто сведений, поступивших даже от физических лиц. Или обращения «граждан, которым стало известно о свершившемся факте семейно-бытового насилия, а также об угрозах его совершения в отношении лиц, находящихся в беспомощном или зависимом состоянии». Даже если кто-то просто сочтет вас потенциальной жертвой семейно-бытового насилия, этого будет достаточно, чтобы к вам на дом выехали. «Плюнуть первым» в вас по новому закону сможет любой прохожий, сосед, конкурент по бизнесу или недоброжелатель.
А кто же, по мысли авторов законопроекта, должен «реагировать на сведения» (поступившие непонятно от кого) и своевременно пресекать даже малейшую угрозу возможного действия или бездействия, не содержащего признаков нарушения УК или КоАП РФ? Судьи — кто? Разработчики законопроекта откровенно говорят, что определять факт причинения насилия будут некие правозащитные НКО. Государству и чиновникам здесь скорее отводится роль «послушной грубой силы», ведомой многомудрыми, честными, благородными специалистами из НКО. Кто будет с большим энтузиазмом выполнять новый закон: современный российский бюрократ или активист (ка) какого-нибудь НКО, просвещенный (ая) от многолетнего чтения методичек, рекомендаций и прочих актов, написанных в зарубежных «правозащитных» фондах без какой-либо оглядки на российские законы?
…Да кого он волнует, какой-то там национальный суверенитет, местные законы, местный менталитет? В то время, когда, как нам сообщают честные журналисты из «Новой газеты», каждая десятая убитая женщина — русская!.. Когда 80% женщин сидят за самооборону! Данные из методичек лучших международных правозащитных структур самых прогрессивных стран человечества! У них там с правами человека… и этим, как его… …гендерным равенством… того! …не то, что тут! Все цивилизованно! …Благодать! Не верите? Вы что… вы что, хотите женщин бить?! Может, вы еще и гомофоб?!
Читайте также: Гендерная идеология и разрушение института семьи
Я ничего не преувеличиваю. И даже не искажаю позицию сторонников принятия закона о СБН. Редактор (редактор!) отдела политики все той же «Новой газеты» в статье «Дело Хачатуряна живет» пишет ровно о том же:
«Мы создали и согласились на такую Россию, в которой вырваться из жизни с насильником можно, лишь воспользовавшись последним средством. Если Ангелина, Крестина и Мария будут осуждены за убийство, россияне станут соавторами приговора. И поэтому правила нужно менять. Сначала спасти три жизни, затем — принять закон о противодействии семейному насилию, разработанный адвокатами Мари Давтян и Алексеем Паршиным, аналоги которого давно существуют на Западе».
Это не «Дело Хачатурян» живет. Это дело Солженицына живет и здравствует. Главное — плюнуть первым. И пусть потом доказывают, что не верблюды-насильники!
Читайте также: Семейно-бытовое насилие: риски законопроекта и международный опыт
Редактор «Новой» транслирует не только свое мнение. Одна из соавторов и главных лоббистов закона в Думе, депутат Оксана Пушкина заявила 20 ноября, что от традиционалистов, выступающих против ее закона, до экстремистов — один шаг.
Читайте также: Экстремисты! Автор закона о домашнем насилии Пушкина оценила несогласных
Но на этом Пушкина не останавливается. В интервью RT от 7 октября эта бывшая журналистка, проработавшая несколько лет в США на канале ABC, заявляла, что закон о СБН это «закон из серии „война с ментальностью“». С русской ментальностью.
Позицию Пушкиной вполне разделяет фем-активистка Мадина Амади, заявившая 14 декабря на дискуссионном клубе в Краснодаре, что «в общем культурном поле нашей страны», дескать, «на генном уровне закодированы людоедские принципы».
Рассуждения этих дам о неправильных генах, о порочной ментальности и культуре никому ничего не напоминают?
Читайте также: Краснодарская феминистка: в нашем народе «закодированы людоедские принципы»
Эрих Фромм — психоаналитик, социальный психолог, один из выдающихся ученых своего времени. Он родился в 1900 году в Германии в семье ортодоксальных иудеев. С приходом Гитлера к власти Фромм переехал в США, где и работал в дальнейшем.
В 1941 году выходит его книга «Бегство от свободы». Комментируя использованный в своем исследовании метод, Фромм пишет, что первым условием любого психологического анализа мыслей или идеологии человека «является полное понимание логического контекста идеи», то есть того, что осознанно хочет сказать носитель анализируемых мыслей или идеологии.
Однако, добавляет Фромм,
«человек, даже если он субъективно искренен, часто может бессознательно руководствоваться иным мотивом, чем думает; он может использовать концепцию, логически предполагающую определенный смысл, но для него подсознательно имеющую совсем иное значение, чем это „официальное“».
В качестве наглядной иллюстрации описанного явления автор книги приводит…нацистскую пропаганду в гитлеровской Германии. Фромм пишет:
«В гитлеровской пропаганде огромную роль играет акцент на несправедливости Версальского договора; Гитлер искренне возмущался им. Тем не менее, если мы проанализируем его политическую идеологию в целом, мы увидим, что в основе ее лежит яростное желание власти и завоеваний, и хотя осознанно Гитлер подчеркивает несправедливость, совершенную в отношении Германии, на самом деле эта мысль занимает небольшое место в системе его мышления».
Я совсем не хочу обвинять в фашизме кого-либо из сторонников принятия закона о профилактике семейно-бытового насилия. Но вместе с тем не могу не задать ряд вопросов.
Почему лоббисты и разработчики закона так настойчиво и безапелляционно стремятся выставить экстремистами и маргиналами всех несогласных с их инициативой?
Какое место в системе мышления сторонников закона занимает искреннее человеческое сочувствие к жертвам семейного насилия? Даже если эта искренность есть, что весьма сомнительно, ее наличия недостаточно для выводов о подлинных мотивах лоббистов закона. Потому что, как пишет Фромм:
«Человек может пытаться сгладить определенные противоречия в собственных чувствах при помощи идеологических конструкций или замаскировать подавляемую идею рационализацией, выражающей нечто прямо противоположное».
То есть в сознании человека могут одновременно существовать противоречащие друг другу, а то и взаимоисключающие друг друга, и при этом искренние устремления.
Как сочетаются причитания разработчиков закона о страдающих в российских семьях женщинах с разговорами о «людоедстве», о никуда не годном «на генном уровне» культурном поле и о неправильной ментальности у всего народа? Они сами-то, эти вышедшие из народа активистки, правозащитницы и народные избранницы, с кем и с чем себя соотносят? Какая у них ментальность «на генном уровне»?
Такое сочетание, казалось бы, несочетаемого в лучшем случае свидетельствует о наличии у лоббистов закона «определенных противоречий в собственных чувствах», как писал Фромм. Какая идея, в таком случае, является подавляемой? Жалость к «слабым и уязвимым» или ненависть к несогласным со своим единственно верным мнением? Ненависть лютая, заставляющая в наиболее пострадавшей от фашизма стране фактически расчеловечивать всех своих сограждан, заявляя, что в них «закодированы людоедские принципы».
Об ущербности русского народа или, как минимум, значительной его части, рассуждает не только фем-активистка Мадина Амади. О неправильной русской ментальности разглагольствует не только Оксана Пушкина. Поддерживающая закон о СБН аудитория, по крайней мере, сетевая, позволяет себе такие высказывания, за которые саму эту аудиторию можно было бы — по закону о СБН — обвешать охранными ордерами, если не посадить. Особенно агрессивно ведут себя подписчицы феминистских сообществ в социальных сетях. Милые дамы, до глубины души возмущающиеся агрессией «проклятых мужланов», не стесняются использовать угрозы и оскорбления в отношении людей, посмевших не согласиться с их «единственно верной» точкой зрения на «насилие» со стороны мужчин. Да и считают ли они вообще за людей тех, кто с ними не согласен?.
Наличие «определенных противоречий в собственных чувствах» у сторонников закона налицо. Подавляемые при помощи идеологических конструкций типа «бьет — значит, любит», устремления «борцов с насилием» рвутся наружу чуть ли не в каждой дискуссии по поводу данного законопроекта.
Когда сторонники закона утверждают, что семейные ценности в России базируются на фразе «бьет — значит, любит», они приписывают незнакомому и чуждому им российскому обществу собственные, очень специфические желания и идеи. Желания, намерения и устремления, наличие которых у себя самих эти борцы с насилием могут искренне и до последнего отрицать.
Это они так страстно «любят» свой народ, так искренне хотят привить «любимым согражданам» свои «единственно правильные» взгляды и ценности, что готовы «облагодетельствовать» российское общество, независимо от воли этого общества.
А всех несогласных с ними — на нары! Даже если это будут буквально все. Потому как если ты против борцов с насилием — то ты сам насильник! А если ты против освобождения сестер Хачатурян — то ты «соавтор приговора»! Так в «Новой газете» написано!
Еще в «Новой газете» написано, что насильника можно «отправить к праотцам», даже если это твой отец. Не зря же в рассмотренной ранее статье «Новой газеты» «Политическое — это Хачатурян. Почему протесту нужно помнить о домашнем насилии» сестер Хачатурян называют «эмблематической фигурой». Для автора статьи сестры Хачатурян — это знамя, с которым протестующие пытались «пройти через полицейские кордоны». Это флаг, с которым «слабые и уязвимые» совершали «последний выпад в сторону агрессора» — то есть в сторону государства, по словам «Новой». Так какое место в системе мышления армии «адвокатов» сестер Хачатурян занимает сострадание к самим этим девушкам?
И если феминистки разрешают убить отца-насильника (потому что, видите ли, иного выхода не дано), то что можно сделать с «государством-насильником»? При том, что насилием предлагается считать простой психический дискомфорт.
С какой же целью протестовавшие летом «братья Навального и Соболь», а вместе с ними «сестры сестер Хачатурян» делали свой «последний выпад» с отцеубийцами на штандарте?
Один известный советский диссидент уже после развала СССР сетовал, что перестройщики целили в коммунизм, а попали в Россию. Перестройщики подняли на стяг Солженицына и его ложь об ужасающих и невесть как замалчиваемых масштабах насилия в СССР. Они свели с ума население страны и с помощью доведенных до безумия толп разрушили советский строй, советский образ жизни, советский космос. Осколки этого космоса — заводы, предприятия, недра, но и не только — они фактически приватизировали. Если это удалось им, то, гипотетически, что (и, главное, кто) помешает другим повторить «фокус» в том или ином варианте? И как, кстати, обстояли дела с уровнем насилия в «святые 90-е»?
А население бывшего СССР… Оно распрощалось с правами и основами, которые казались незыблемыми, естественными и неотъемлемыми. Зато сколько возможностей открыл людям капитализм! Вместо якобы «бесконечных» очередей за бесплатной жилплощадью в СССР люди получили возможность бесконечно брать ипотеку на квартиры и прочие кредиты, не только в банках, но и в микрофинансовых организациях. Вместо права на достойную оплату достойного труда и реализацию своего творческого потенциала люди получили возможность реализовать себя в бизнесе, блогах, рэп-баттлах, реалити-шоу и… в криминале. Вместо права на качественное бесплатное среднее и высшее образование с дальнейшим трудоустройством по выбранной профессии люди получили возможность обучения сдаче ЕГЭ. А успешная сдача ЕГЭ открывает для них возможность поступления в какой-нибудь ВУЗ и получения заветной «корочки». Которая, в свою очередь, позволит пристроиться в какую-нибудь фирму не грузчиком или уборщиком, а… да все равно кем, лишь бы деньги платили. Постсоветская Россия — страна возможностей! Главное — быть умным и креативным.
Подняв на знамя убивших собственного отца девушек, нынешние «борцы с насилием» убеждают общество в наличии якобы ужасающих и невесть как замалчиваемых масштабов насилия в российских семьях. Какой актив хотят приватизировать они?
Скажете, что все уже приватизировано до нас, то есть, до них?
А кто сказал, что актив обязательно должен быть материальным? Обладание определенными правами и полномочиями может приносить неизмеримо больше выгод, чем акции, заводы и фирмы. Особенно людям идейно заряженным или болезненно-закомплексованным.
И кто сказал, что право на неприкосновенность частной жизни, на семью, на воспитание родных детей неотъемлемо и незыблемо? Чем эти права незыблемее прав на получение бесплатной жилплощади или на пенсию в 60 и 55 лет?
Кирилл Елисеев