Украинский национализм сквозь века — «Украинство…» Глава XIV


Густав Седерстрём. Карл XII и гетман Мазепа на берегу Днепра
В XIV–XVI веках юго-западная часть древнерусского государства, будущая Западная Украина, попала сначала под власть Литвы и Польши, а затем, после их объединения, под власть польско-литовского государства Речь Посполитая. Позже под власть поляков попала и восточная, Левобережная Украина.

Польские историки уже с XV века работали над обоснованием территориальных претензий Польши.

Историки Ян Длугош и Мацей Меховский развивали идею о том, что «руссы» — это русские, живущие на территории Речи Посполитой. Что поляки — их «старший брат» (Длугош рассуждал о двух братьях, Лехе и Чехе, и «потомке Леха Русе», а Меховский подытоживал: «Русс — потомок Ляха. От этого Руссия»). Лех, Чех и Русс при этом назывались потомками библейского Иафета, сына праотца Ноя.

Тут надо оговорить, что само по себе то, что европейские народы и, в частности, славяне, происходят от Иафета, было общим местом для средневековых историков. Потомками Иафета называла русичей и древнерусская «Повесть временных лет». Однако рассказ о трех братьях, старший из которых был Лех, а также настойчивое указание на то, что руссы — это исключительно жители Речи Посполитой, то есть малороссы, а не подданные московского царя, — отличает именно польских историков.

Длугош и Меховский утверждали, что «руссы» — единственные наследники древней Киевской Руси. При этом Меховский так определял земли «Руссии» (она же — Малороссия): «Ограничена Руссия — с юга Сарматскими горами [Карпаты] и рекой Тирасом, которую жители называют Днестром (Niestr); с востока — Танаисом [Дон], Меотидами [Азовское море] и Таврическим островом [Крым]; с севера — Литвой, с запада — Польшей». «Моски» же, по утверждению Меховского, — это вообще не русские, а отдельный народ, обитающий на границе с варварской Тартарией (название, которым в те времена в Европе обозначали область проживания татаро-монгол, объединяя ее с мифической адской бездной Тартаром). Из этого следовало, что «моски» не могут претендовать на территориальное наследие древнерусского государства.

Меховский также был основоположником сарматской теории, весьма полюбившейся польской шляхте. Теория эта гласила, что славяне произошли от сарматов, потомков Иафета. При этом польские последователи Меховского, дооформившие его теорию, утверждали, что, в отличие от поляков, произошедших от Иафета, русские — это варвары, чьим предком был другой сын Ноя — Сим. Такое различие подводило историческое обоснование под высокомерное презрение польскими шляхтичами, мнившими своими предками сарматов, малороссийской и литовской «черни».

Обсуждалась в Речи Посполитой и другая теория, «мосохова», более благосклонная к жителям Московского царства. Эта теория встречалась в трудах таких симпатизировавших Литве и склонных к антикатолицизму историков, как Марцин Бельский или Мацей Стрыйковский. Они вели родословную славян от сына Иафета Мосоха. Признавая, что Мосох основал Москву и непосредственно от него произошли жители Московии, эти историки указывали на родство поляков и русских как потомков Мосоха.

В ответ на окончательное закабаление в XVII веке в Малороссии поднялась мощная освободительная борьба под предводительством Богдана Хмельницкого. Борьба эта успешно завершилась для населения Левобережья в 1654 году воссоединением с Россией по решению Переяславской рады.

Вскоре после Переяславской рады православными монахами Киево-Печерской лавры была написана книга «Киевский синопсис», доказывавшая историческую справедливость воссоединения. «Синопсис» возводил происхождение россов (то есть народа Киевской Руси) и московского народа к Иафету (в качестве возможного общего праотца упоминался также Сим). Таким образом, обосновывалось единство двух народов.

К концу XVIII века Речь Посполитая пришла в упадок, и ее территории начали отходить к соседям. Потеряла Польша и Правобережную Украину, одна часть которой перешла к Австро-Венгрии, а другая — к России.

В России отмечали: мы всего лишь возвращаем исконные древнерусские территории. Поляки же яростно стремились доказать свои права на Малороссию. Именно тогда польские теоретики развязали вокруг темы украинства полномасштабную идеологическую войну. Как писал позднее крупный украинский историк А. Стороженко:

«Настали разделы Польши, и вот когда польские ученые заговорили об особой украинской национальности. Им хотелось доказать, что русских нет в границах погибшей Польши, и что Екатерина II напрасно приказала вычеканить на медали в память разделов «отторженная возвратих».

Идеологические польские сочинения публикуются одно за другим.

В 1795 году — в год последнего раздела Речи Посполитой, когда она прекратила свое существование, — в Париже была издана книга польского писателя и путешественника Яна Потоцкого «Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах». В этом псевдоэтнографическом сочинении впервые фигурируют «украинцы» как некий отдельный от русских («славян Новгорода») народ, «также называемый Мало-Россиянами или жителями малой России». Потоцкий сообщает, что основными племенами, от которых произошли украинцы, были поляне, построившие Киев, и древляне.

Александр Вранек. Портрет Яна Потоцкого (фрагмент). 1810
В 1801 году идею Потоцкого развил польский историк Тадеуш Чацкий. В своей работе «О названии „Украина“ и зарождении казачества» он заявил, что украинцы напрямую происходят от племени… «укров» (да-да, именно тогда появилось это пресловутое словцо!). «Укры» якобы и были той дикой славянской ордой (horda barbarzynskih Slowican), которая пришла на Днепр из Заволжья в первые века нашей эры.

Но не только поляки были недовольны воссоединением Малороссии с Россией. Казачья верхушка (старши́на) вплоть до XIX века не оставляла надежд установить в Малороссии свою независимую власть, и не раз еще казачьи гетманы будут изменять России.

В 1846 году впервые публикуется антироссийский текст под названием «История Русов или Малой России». Издатель Осип Бодянский, напечатавший этот текст в московской типографии, назвал его сочинением преосвященного Григория (Георгия) Конисского, архиепископа Могилевского, Мстиславского и Оршанского. Якобы, утверждал издатель, Конисский передал рукопись своему ученику, Григорию Полетике, от которого его и получила типография.

Учитывая антирусскость текста и явную симпатию его сочинителя к казацкой старшине, авторство Григория Конисского крайне сомнительно. Ведь Григорий был не только борцом за укрепление православия в Малороссии, но и резким критиком усиливавшегося в то время произвола старшины, захватывавшей земли у простых крестьян. Так, в своей драме «Воскресение мертвых» Григорий Конисский весьма живописно показал, что будет на том свете с богачами, отбирающими у крестьян земли.

Позднее, в авторитетном журнале «Киевская старина» было высказано предположение, что автором «Истории Русов» является сам Григорий Полетика (основанием для такого утверждения стали письма его сына Василия). Полетика, действительно, куда более соответствовал личности автора, стоявшего за «Историей Русов». Он не только принадлежал к казацкому старшинному роду, но и был ревностным сторонником соблюдения прав казачьей верхушки.

Портрет Григория Полетики (фрагмент). 1891
«История Русов» — ключевой идеологический текст, надолго ставший для украинских националистов источником, откуда они черпали свою ненависть к Москве. Во многом повторяя польских авторов, «История Русов» впервые сделала главным действующим лицом местной истории именно малороссов.

Автор «Истории Русов» утверждает изначальную обособленность малороссов, как подлинных русов, от «москалей». Вслед за польскими историками он обосновывает это тем, что якобы малороссы — потомки одного из сыновей Иафета Росса (или Руса), «москали» же произошли от другого сына Иафета, князя Мосоха. «Москали» при этом именуются то «скифами», то «волками», то «рабами, которых обменивают на собак».

Союз с Литвой описывается ее автором как «равный и вольный». Когда же повествователь доходит до Переяславской рады, то облик «москалей» рисуется исключительно черной краской. Якобы соратник Богдана Хмельницкого есаул Богун отговаривал его от союза с Москвой:

«В народе Московском владычествует самое неключимое [непотребное] рабство и невольничество в высочайшей степени, и что у них, кроме Божьего, да Царского, ничего собственного нет и быть не может, и человеки, по их мыслям, произведены в свет будто для того, чтобы в нем не иметь ничего, а только рабствовать. Самые вельможи и бояре Московские титулуются обыкновенно рабами Царскими, и в просьбах своих всегда пишут они, что бьют ему челом; касательно же посполитого народа [имеются в виду крестьяне, мещане], то все они почитаются крепостными, как бы не от одного народа происшедшими, а накупленными из пленников и невольников, и сии крепостные или, по их названию, крестьяне обоего пола, то есть мужчины и женщины с детьми их, по неведомым в мире правам и присвоениям, продаются на торжищах и в жилищах от владельцев и хозяев своих на ряду скота, а не редко и на собак промениваются, и продаваемые повинны при том быть еще нарочито веселыми и отзываться о своем голосе, доброте и знании какого ни есть ремесла, чтобы по тому скорее их купили и дороже заплатили. Словом сказать, соединиться с таким неключимым народом есть тоже, что броситься из огня в пламя».

Далее на страницах «Истории Русов» Хмельницкого предостерегает крымский хан. От его лица автор извергает очередную порцию поношений «москалей»:

«Войны же с Московией, суть неизбежны и бесконечны для всех народов ибо… в ней все чины и народ почти безграмотны и множеством разноверств и странных мольбищ сходствуют с язычеством, а свирепостью превосходят диких, несмотря, говорю, на невежество и грубиянство, припомнить надобно привязчивость их за самые мелочи и бредни, за которые они вели сумасбродную и долголетнюю ссору и войны со Шведами и Поляками… между собою они безпрестанно дерутся и тиранствуют…».

В «Истории Русов» превозносилась роль гетманов в малороссийской и даже европейской истории как «истинно благородных рыцарей». Весьма характерным тут является изложение эпизода 1723 года с наказным (временным) гетманом Павлом Полуботком.

Здесь нужно уточнить, что после Переяславской рады казачьи гетманы поначалу обладали в Малороссии большой властью и свободой действий, превышавшей де-факто власть царских воевод. Казачья знать, по сути, установила систему крепостного права по отношению к бедным казакам и крестьянству. При этом степень ее лояльности и честности по отношению к Москве была невысока.

В 1722 году имперский центр учредил Малороссийскую коллегию. Эта коллегия, во-первых, стала взимать налог с казачьих старшин. Во-вторых, простые казаки получили право подавать в коллегию жалобы на притеснения со стороны старшины, а крестьяне — на притеснения со стороны помещиков.

Тогда гетман Полуботок, явно превысив свои полномочия, выпустил универсал, требовавший от крестьян повиновения помещикам.

Петр I вызвал Полуботка с его приближенными в Петербург для объяснения. Там Полуботок подал царю челобитную об отмене новых порядков. Разгневанный Петр велел препроводить гетмана в Петропавловскую крепость.

Автор «Истории Русов» утверждал, что якобы гетман произнес в этот момент такую вдохновенную и торжественную речь: «Я знаю, что нас ждут оковы и мрачные темницы, где уморят нас гладом и притеснением, по обычаю Московскому; но пока еще жив, говорю тебе истину, о Государь! что воздашь Ты непременно отчет перед царем всех Царей, Всемогущим Богом, за погибель нашу и всего народа».

Петр I, по тексту, «терпеливо выслушивает» Полуботка, но всё же сажает его в темницу.

Однако когда через год Полуботок чувствует приближение кончины, царь якобы приходит к нему проститься. И тут гетман, не менее вдохновенно, чем раньше, заявляет ему, что их рассудит Бог: «Я вражды к тебе никогда не имел и не имею, и с тем умираю, как христианин. Верю несомненно, что за невинное страдание мое и моих ближних, будем судиться от общего и нелицемерного Судии нашего, Всемогущего Бога, и скоро пред Ним оба предстанем, и Петр с Павлом там рассудятся».

Иван Никитин. Портрет напольного гетмана (фрагмент). 1720-е
Исследовавший явление украинского сепаратизма историк Николай Ульянов пояснял:

«Эти речи Полуботка, сохраненные нам „Историей Русов“, пользовались необычайным успехом среди фрондирующей казачьей старшины, расходясь по рукам во множестве списков. Кроме „Истории Русов“, они попали в Les annales de la Petite Russie Бенуа Шерера, вышедшие в Париже в 1788 г. Кроме того, портрет Полуботка с выгравированной под ним цитатой из его „речи“ висел чуть не в каждом полковничьем и сотницком доме. По мнению позднейших исследователей, изображен был на нем не Павел, а его отец Леонтий Полуботок, но это нисколько не мешало почитанию черниговского полковника, причисленного к лику национальных героев».

Еще одним объектом мифотворчества в «Истории Русов» стал гетман Мазепа, известный своей неожиданной изменой России и помощью шведскому королю Карлу XII во время Северной войны. Формирование нужного образа Мазепы как «отца отечества» автор «Истории Русов» достигает за счет введения фальшивых документов. В том числе, «воззвания» Мазепы, в котором тот якобы заявлял о «вооруженном нейтралитете» Малороссии: «Виделся я с обоими воюющими Королями: Шведским и Польским, — якобы писал Мазепа, — и всё искусство мое употребил пред ними, чтоб убедить первого о покровительстве и пощаде отечества нашего от воинских поисков и разорений в будущее на нее нашествие; а в рассуждении Великороссии, нам единоверной и единоплеменной, испросил у него нейтралитет, то есть не должны мы воевать ни с Шведами, ни с Поляками, ни с Великороссиянами; а должны, собравшись с воинскими силами нашими, стоять в приличных местах и защищать собственное отечество свое, отражая того, кто нападет на него войною…».

Как отмечал тот же историк Н. Ульянов: «Самостийнические историки видят в этом воззвании свой идеал национальной независимости. „История Русов“ была, по-видимому, главной виновницей того, что с этим идеалом связано имя Мазепы — самого непопулярного и самого ненационального из гетманов».

Дэниел Бейел. Иван Мазепа (фрагмент). 1715.
И, действительно, реальный, а не выдуманный Мазепа был крайне непопулярен — ведь его измена породила шведское нашествие, раскол казачества и междоусобицу.

«История Русов» была опубликована в 1846 году, накануне революций 1848−1849 годов в Европе. Впечатление от нее было огромным. В год ее публикации в Киеве было создано Кирилло-Мефодиевское братство, выступавшее за либерализацию культурной и политической жизни в Малороссии и за панславянскую федерацию. Члены братства — историк Николай Костомаров, поэт Тарас Шевченко, писатель Пантелеймон Кулиш — совершенно прониклись идеями «Истории Русов».

Так, Костомаров в своей статье «Две русские народности» писал:

«Оказывается, что русская народность не едина; их две, а кто знает, может быть их откроется и более». Костомаров заявлял, что «племя южно-русское [малороссы] имело своим отличительным характером перевес личной свободы, а великорусское — перевес общинности». И что южнорусы якобы исторически всегда «держались за федеративный строй <…> с Московией».

Идеологической программой Кирилло-Мефодиевского братства стала небольшая брошюра Костомарова, получившая претенциозное название «Книги бытия украинского народа». Отметим, что «книгами» назывались параграфы, редко занимающие более одного абзаца. Таких параграфов в тексте больше ста. А все тексты вместе умещаются на 30 обычных книжных страницах. В этих «Книгах Бытия» Костомаров уже прямо ставит вопрос об угнетении «проклятой московщиной»:

«Но скоро увидела Украина, что она попалась в неволю, ибо она по своей простоте не узнала, что такое значит царь московский, а царь московский значил то же, что идол и мучитель. <…> А немка царица Катерина, распутница всесветная, безбожница, мужеубийца, кончила казацтво и свободу, ибо, отобравши тех, которые были в Украине старшинами, наделила их дворянством и землями и отдала им вольную их братию в ярмо, одних поделала господами, а других рабами. <…> И погибла Украина. Но так только кажется».

Таким образом, Костомаров сознательно возводил вину за угнетение старшинами простых казаков на Россию. Притом что на деле неравенство между казачьей верхушкой и простыми казаками, безусловно, существовало задолго до Екатерины II и насаждалось отнюдь не центральной властью: к моменту официального закрепления Екатериной крепостного права в Малороссии существовали порядки, ничем от него не отличимые.

Другой идеолог Кирилло-Мефодиевского братства, писатель Пантелеймон Кулиш стал известен как создатель первой версии украинского алфавита — «кулишовки».

К тому времени уже почти тысячу лет в Малороссии, как и по всей России, пользовались кириллицей. С эпохи Петра I использовался гражданский кириллический шрифт, не вызывавший никаких нареканий по части несоответствия фонетике малороссийского говора.

Однако Кулиш в своей работе «Записки о Южной Руси» начинает конструировать новое правописание: выбрасывает букву «ы», вводит «i» там, где она до этого не употреблялась, — вместо «й», «ѣ», а также «о» и «е» в целом ряде случаев и т. д. Оправдывал Кулиш свою деятельность так: «Передать в точности характер Южно-Русской речи на Северно-Русском языке нет никакой возможности, по недостатку многих соответственных форм в языке Северно-Русском. Часто то, что по-Малороссийски выражается нежно и живописно, по-Великорусски выходит грубо и вяло». Однако на деле алфавит Кулиша отнюдь не придавал малороссийскому языку «нежности», но попросту отдалял его от русского языка.

Еще один видный член Кирилло-Мефодиевского братства, поэт Тарас Шевченко, облек идеологию ненависти к «московству» в поэтическую форму.

Так, в знаменитом сборнике Шевченко «Кобзарь» есть среди прочих стихотворение «Сон». В нем автор, путешествуя по Петербургу, видит памятник Петру I, известный как «Медный всадник». Приведем для точности буквальный перевод этого стихотворения с украинского:

Иван Крамской. Портрет Тараса Шевченко (фрагмент). 1871
 

То ли в кафтане, то ли не в кафтане
И без шапки. Какой-то листвой
Голова обвита.
Конь играет, вот-вот речку
Вот… вот… перепрыгнет.
А он руку простирает,
Как будто весь мир хочет
Загрести. Кто же это такой?
Вот я и читаю,
Что на скале выковано,
Первому — Вторая Такое чудо поставила.
Теперь же я знаю:
Это тот Первый, который распинал
Нашу Украину,
А Вторая доконала
Вдовую сироту.
Палачи! Палачи! Людоеды!
Наелись оба,
Накрались, а что взяли
На тот свет с собою?
Тяжко, тяжко мне стало
Так, словно я читаю
Историю Украины
Стою, замираю…

И тут Шевченко слышит голос некоего «невидимого», в ком без труда опознается уже известный нам гетман Полуботок — любимый герой «Истории Русов». Полуботок поет:

О царь поганый,
Царь проклятый, лукавый,
Аспид голодный!
Что ты сделал с казаками?
Болота засыпал
Благородными костями;
Поставил столицу
На их трупах казненных <…>
Украины далекой
Может, уже нет <…>
Может, Москва сожгла
И Днепр спустила
В синее море, раскопала
Высокие могилы —
Нашу славу.

Не только Москва и ее цари становятся объектом бичевания в стихах Шевченко — он не жалует вообще всех «москалей» без разбора. Еще одно стихотворение из сборника «Кобзарь» — «Катерина» — начинается так:

Любитесь, чернобровые,
Но не с москалями,
Потому что москали — чужие люди,
Сотворят с вами беду.

В поэме «Невольник» заявляется, что «москали» хуже поляков-ляхов:

Ляхи были — всё взяли,
Кровь повыпивали!..
А москали и свет Божий
В путы заковали.

Ярая ненависть к «москалям» — и в стихотворении «Чигирин, Чигирин»:

За что боролись мы с ляхами?
За что мы резались с ордами?
За что мы бороновали копьями
Московские ребра? Засеивали,
И кровью поливали…
И саблями бороновали.

В 1847 году Кирилло-Мефодиевское братство разогнали. Шевченко был сослан в солдаты, а Костомаров — отправлен в ссылку в Саратов.

Идеология раннего украинского национализма, выраженного Кирилло-Мефодиевским братством, тем не менее, еще не однозначна. Здесь и чуждость, вредоносность «москалей» — но и панславизм. В «Истории Русов», на которую ориентировались мефодиевцы, всё же говорилось о близости славянских предков и религии, допускалось построение общего славянского мира.

Шевченко был настроен наиболее антирусски из всех мефодиевцев, но и он позже заметно смягчил свою позицию. Костомаров же и вовсе под конец жизни разочаровался в исторической подлинности «Истории Русов».

Очередной всплеск украинского национализма — или, как его стало модным называть, «украинства», — относится к 1860−70-м годам XIX века и связан с именем приват-доцента Киевского университета историка-социалиста Михаила Драгоманова. Пользуясь большой популярностью, Драгоманов занимал ведущее положение в студенческом националистическом кружке «Громада», а также в связанном с ним Юго-западном отделе Русского географического общества.

Драгоманов мечтал о возвращении «Украины» «в семью культурных европейских народов», в которую она якобы входила до конца XVII в., «пока раздел Украины не подорвал ее силы, пока деспотическое Российское государство не провело труднопроходимой границы между огромным большинством украинцев и Западной Европой и пока всеиссушающая государственная централизация не парализовала развитие украинских культурных центров».

В работе под красноречивым названием «Пропащее время: украинцы под Московским царством, 1654−1876» Драгоманов писал:

«Тогда, как наша Украина примкнула к Московскому царству, вольности создавались не только по старинному обычаю, как это было… в Пскове и Новгороде, которые выбирали и выгоняли князей „по старине“ (то есть, по своему усмотрению — И. Р.); нет, двести лет назад уже мысль о вольности поддерживалась образованием, чтением книг про народоправие у греков и римлян… Поэтому можно предположить, что на Украине должна была соединиться старосветская воинская вольность с новой, всенародной, о которой уже беспокоились образованные люди в Европе, можно было ожидать, что то, что сформировалось на Украине само собой, будет поддержано специальной идеей, потому что на Украине тогда уже слышали и писали, например, про Голландскую республику, которая также отбилась от королей испанских, как Украина отбилась от королей польских… Украина, оторвавшись от Польши, стала бы отдельным княжеством или королевством, а хотя бы и казацкой республикой…».

Заметим, что вряд ли казаки Богдана Хмельницкого много читали греков и римлян… При этом простые казаки, в отличие от старшин, перед гетманством и казачьей вольницей никогда не благоговели, так как хорошо знали им цену.

Ко второй половине XIX века на место прогетманских идей Кирилло-Мефодиевского братства и прозападных идей Драгоманова в Малороссию приходит новый тип национализма — галицийство. Украинский национализм, такой, каким мы его знаем по бандеровцам, родился именно в Галиции. И члены Кирилло-Мефодиевского братства, и Драгоманов всё же допускали общность славянского мира. Галицийский же национализм имел жесткий и четкий стержень — расистскую ненависть к русским.

Тут надо оговорить, что к середине XIX века к России вернулась большая часть Западной Украины — всё, кроме отошедшей к Австро-Венгерской империи провинции Галиция. К этому моменту галицийское население уже пятьсот лет просуществовало внутри Польши и Австро-Венгрии и было в наибольшей степени окатоличено. Управляли провинцией, по поручению австрийцев, жившие там поляки. Помимо них в Галиции жили «русины» — местные русские, называвшиеся в России «червоноруссами» и сохранявшие русскую идентичность.

С 30-х годов XIX века зарождается движение за независимость русинов. Революция 1848−1849 годов и поход русской армии через Галицию ускорили национальный подъем. Выдвигаются идеи равенства национальностей и языков. Звучат требования раздела Галиции на польскую и русинскую части.

Однако австрийское правительство, шедшее на некоторые уступки русинам и порой стравливавшее их с поляками, отнюдь не собиралось предоставлять русинам слишком много прав. Австрийцы планировали при помощи русинов распространить свое влияние на Малороссию и, как только представится удобный случай, отобрать ее у Москвы. Исполнение мечты поляков о «Великой Польше» также было немыслимо без присоединения малороссийских земель. А для этого необходимо было создать мощное псевдонационалистическое движение.

И такое движение активно создавали. Так, польский иезуит Калинка призывал поляков не только не противодействовать росту национального самосознания русинов, но и всячески способствовать ему. Начало отделению «души русина» от «души москаля», по мнению Калинки, положила Брестская уния, в результате которой появились грекокатолики. И теперь иезуит требовал, опираясь на унию, добиваться полного разрыва этих двух душ. Ради такой цели Калинка даже соглашался поддерживать в русинах стремление к независимости: «Пускай Русь останется собой и пусть с иным обрядом, но будет католической — тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единству с Польшей… А если бы — пусть самое горькое — это и не сбылось, то лучше Русь самостоятельная, нежели Русь российская. Если Гриць не может быть моим, то да не будет он ни моим, ни твоим».

Псевдонационалистическое украинское движение — галицийский национализм — вскоре было создано. В 1870-х годах в провинции появляются псевдоборцы за национальную идею — народовцы. Они создают общество «Просвита», «Литературное общество им. Тараса Шевченко», издают газеты «Правда», «Дело», «Батьковщина», журнал «Зоря». Ядро народовцев составили священники-униаты.

Галицийские националисты положили в основу своей идеологии теорию расовой неполноценности «москалей», разработанную в псевдонаучных трудах польского историка Франциска Духинского. Духинский учился в униатской Василианской школе в Умани. В 1846 году он эмигрировал в Париж, где со временем занял пост вице-президента парижского этнографического общества. Дооформив до логического конца построения своих польских предшественников, Духинский заявил, что «москали» якобы незаконно узурпировали русское имя и славянство. Он призывал именовать великороссов не русскими, а именно «москалями», утверждая, что они «не являются ни славянами, ни христианами в духе [настоящих] славян и других индоевропейских христиан».

Духинский утверждал, что галицийские русины и малороссы («Русь») — разновидность польского народа. Обосновывал он это тем, что якобы этнонимы «поляки» и «поляне» (славянское племя, проживавшее в древности возле Киева) — тождественны. Русины всегда-де хотели заключения союза с папой римским, да только козни Москвы мешали.

Проблему мощнейшего антипольского восстания под руководством Богдана Хмельницкого и воссоединения на Переяславской Раде Левобережной Украины с Москвой Духинский решал при помощи еще одного мифа: якобы так произошло потому, что казаки не настоящие славяне, а «ославяненные татары».

Теория Духинского — уже насквозь расистская. Население Западной и Центральной Европы, а также славянскую расу (поляков, малороссов и белорусов) он относил к благородным цивилизованным земледельцам — «арио-европейцам». Земли Смоленска, бассейнов Днепра и Днестра Духинский объявлял «славянскими» — то есть польскими. «Москалей» же он причислял к варварской кочевнической расе туранцев. Непосредственными предками «москалей», по утверждению польского идеолога, были финские племена весь, меря, мурома и пр.

При этом Духинский заявлял, что «иудаизм москалей» является «отличительной чертой их характера», как и «коммунизм». Что «москали», руководствующиеся чисто физиологическими законами природы, чрезвычайно плодовиты. Что их женщины более аморальны, чем мужчины. Негативной отличительной чертой «москалей» называлось также отсутствие у них каст (они же классы — духовенство, дворянство, буржуа, крестьяне и т. д.), с которыми арио-европейцы прибыли в Европу.

Главным форпостом, защищающим Европу от «варваров-москалей», объявлялась Польша. Для обеспечения такой защиты Польше, само собой разумеется, надлежало расшириться до своих прежних границ — то есть вобрать в себя Украину и Белоруссию. При этом Духинский не скрывал, что, по его мнению, кровь малороссов и белорусов подпорчена по причине их долгого нахождения под «москалями» и казаками: «Славяне, в том числе из районов Днестра и Днепра, долго находились под турано-монгольским и татарским господством; в Малороссии славянский элемент портил элемент казацкий, по крайней мере в течение некоторого времени».

В Малороссии галицийские пропольские идеи изначально вызвали отторжение. Костомаров и Драгоманов резко критиковали Духинского. Костомаров писал: «Великоросы — не финны, а славяне, потому что не знают финских наречий, а разговаривают по-славянски».

Зато в Галиции антирусские идеи Духинского и народовцев активно пропагандировались и быстро приобретали популярность. Их распространению способствовали австрийское правительство, польские магнаты и Ватикан, под влиянием которого находилось местное униатское духовенство. К примеру, в одной из своих энциклик римский папа Лев XIII рассуждал «о племени южнорусском, как об интегральной части польского народа».

Первым малороссийским идеологом галицийства стал в конце 1880-х годов Владимир Антоно́вич — бывший киевский историк, член кружка Драгоманова, разочаровавшийся в распространении на Юге России украинства и переехавший во Львов. По воспоминаниям его соратника Александра Барвинского, Антонович говорил о задаче украинского образованного сословия пробуждать народную «свидомость». И — поддерживал в личных беседах идею ввода австрийских войск в Россию для «помощи» украинцам: «Когда мы разговорились <…> о возможности входа австрийской армии в границы российского царства, Антонович заявил, что украинское население не позволило бы поставить себя за топорище российского топора против австрийской армии и отнеслось бы к ней дружелюбно».

Идеи галицийства начинают распространяться во Львове «Обществом им. Тараса Шевченко», возрожденным Антоновичем и переименованном из «Литературного» в «Научное».

В 1890 году при посредстве Антоновича был произведен ряд попыток проведения в жизнь соглашения между народовцами, поляками и австрийским правительством Галиции. Курс этот получил претенциозное наименование «Новая эра».

Как писал историк украинского сепаратизма Сергей Щеголев, «имея связи с польской аристократией Юго-Западного края, Антонович вступил, при ее посредстве, в переговоры с правящими сферами Галиции [т. е. поляки]; переговоры имели целью формальное соглашение между галицийскими властями и партией народовцев, поддерживаемых Антоновичем и его единомышленниками». В обмен на обещание лояльности к Австро-Венгрии народовцы требовали для себя определенного количества мест в парламенте и в Галицком сейме, открытия подконтрольных им гимназий, поддержки национального языка (на тот момент это был еще диалект русского) и культурной самобытности.

«Новоэровский» курс просуществовал недолго, прежде всего потому, что перестал устраивать австрийское правительство.

Главным идеологом галицийства вскоре стал ученик Антоновича историк Михаил Грушевский. Вслед за своим учителем Грушевский перебрался из Киева в Галицию и занял во Львовском университете пост заведующего кафедрой всеобщей истории. В 1897 году он сменил Антоновича на посту главы «Научного общества им. Шевченко».

Изображение: Национальный банк Украины
Проект тысячегривенной купюры с изображением Пантелеймона Кулиша

В 1898 году во Львове, при содействии австрийских властей, начинает печататься десятитомная «История Украины-Руси» Грушевского. Термин «Украина-Русь» был придуман для того, чтобы дать общее название жителям Галичины и надднепрянской Украины, которые идентифицировали себя как русины. По воспоминаниям все того же А. Барвинского, термин этот изобрел и предложил Грушевскому его учитель Антонович для определения народа и края «наперекор Московщине». Грушевский оформляет антирусскую украинскую идентичность, основываясь на расистской концепции Духинского и его предшественников. Красной нитью через всю «Историю Украины-Руси» проходит мысль о том, что единственные русские — это украинцы. Всю южнорусскую территорию — Малороссию, Новороссию и Галицию с Буковиной — Грушевский именует «Украиной». Он настаивает на том, что именно — добавим, сконструированная на пустом месте, — «Украина» и есть единственная наследница Киевской Руси. Грушевский развивает версию истории, согласно которой «украинцы», во-первых, существовали отдельно от «москалей», во-вторых, древнее «москалей», а также всех других русских племен, и, в-третьих, в прошлом обладали военной и культурной гегемонией над этими племенами.

Великороссы, по утверждению Грушевского, «появились на финской почве» и сформировались в результате ассимиляции славянами «финского населения». Таким образом, Владимиро-Суздальское и Московское княжества становились некоей побочной ветвью истории.

При этом Грушевский подчеркивал, что галицийцы являются передовой частью украинского народа, которая давно обогнала бедную российскую часть Украины, — «до сих пор Галиция шла, а Украина стояла или шла за Галицией». (Забегая вперед, отметим, что последователи Грушевского из числа бандеровцев в будущем выразят эту идею еще более емко. Так, оуновец (организация, деятельность которой запрещена в РФ) Евген Онацкий, воспитанник «Научного общества им. Тараса Шевченко», объявит малоросса «национально-дегенерировавшим украинцем, страдающим комплексом неполноценности по отношению к Москве».)

В своих произведениях Грушевский ничтоже сумняшеся «украинизирует» даже древнеславянские племена антов: «Движение украинско-русских племен на юг проявилось в колонизации „антами“ черноморских степей — между Днепром и Доном… Это первая украинско-русская колонизация, которую можем констатировать…».

Грушевский сыграл ведущую роль в разработке «украинско-русского» языка («мовы»), насаждавшегося в Галиции с одобрения австрийских властей. Основой этого языка стал наиболее распространенный в Галиции подгорский диалект русского, к которому в обилии добавлялись польские, немецкие, а также новоизобретенные слова. Слова же, имевшие общерусские признаки в фонетике, синтаксисе и морфологии, безжалостно вымарывались и заменялись иностранными. Из алфавита были вычеркнуты буквы «ы», «э», «ъ» и введены «є», «ї» и апостроф. Объявив о создании письменности «родного» языка, Грушевский на деле наполнил мову буквальными транскрипциями с польского. Так, «лист бумаги» превратился в «аркуш» (польское arkusz), «согласие» — в «згоду» (zgoda), «влияние» — во «вплив» (wplyw), «общество» — в «громаду» (gromada).

Именно этот искусственный галицийский язык и стал основой современного украинского языка, официально принятого в Киеве. Тот же Тарас Шевченко писал еще не на украинском языке, а скорее на малороссийском наречии, так что его тексты теперь переводят на современный украинский.

На примере открытого письма на двух языках, польском и мове, опубликованном в те годы вождем украинской радикальной фракции в Галиции доктором К. Трилевским в краковском журнале «Krytyka», ясно видно, как мова буквально копировала польский:

Jak kolosalnie szkodzą sprawie postępu, sprawie szerżenia kultury te… oburżające szykany, jak nа przyklad zakaz (noszenia) odznak siczowych, prześladowanіе za pochody і t. d., nа które ukraiński naród we wschodnej Galicyi jest narażony.

«Як кольосально шкодять справі поступу, справі ширеня культури те… обурюючі шикани, от як на приклад закази відзнак сїчових, переслїдуване за походи і т. ин., на які український народ е наражений у східній Галичині».

В 1895 году в Галиции было введено правописание на мове. Внедрение этого искусственно сконструированного языка шло трудно. Не случайно даже поляк-русофоб Воринский назвал «мову» «чудовищным покушением на законы лингвистики». А читатели, получавшие газеты и журналы, отпечатанные на «мове», возвращали их в редакцию с такими надписями: «Не смейте мне присылать такой гадкой макулатуры», «Возвращается обратным шагом к умалишенным». Но постепенно «мова» все-таки утвердилась.

Важнейшую роль в продвижении галицийства сыграли униаты: кардинал Мечислав Ледуховский (префект Конгрегации распространения веры), его племянник Влодзимеж Ледуховский (глава ордена иезуитов), митрополит Галицкий Андрей Шептицкий (воспитанник иезуитов) и его младший брат Климентий.

Вот как описывал деятельность Шептицкого в 90-х годах XIX века галицийский общественный деятель Илья Терох:

«С назначением Шептицкого главой униатской церкви прием в духовные семинарии юношей русских убеждений прекращается. Из этих семинарий выходят священниками, заядлые политиканы-фанатики, которых народ звал «попиками». С церковного амвона они, делая свое каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для нее сторонников и сеют вражду в деревне. Народ противится, просит епископов сместить их, бойкотирует богослужения, но епископы молчат, депутаций не принимают, а на прошения не отвечают. Учитель и «попик» мало помалу делают свое дело: часть молодежи переходит на их сторону, и в деревне вспыхивает открытая вражда и доходит до схваток, иногда кровопролитных. В одних и тех [же] семьях одни дети остаются русскими, другие считают себя «украинцами». Смута и вражда проникает не только в деревню, но и в отдельные хаты. Малосознательных жителей деревни «попики» постепенно прибирают к своим рукам. Начинается вражда и борьба между соседними деревнями: одни другим разбивают народные собрания и торжества, уничтожают народное имущество (народные дома, памятники — среди них памятник Пушкину в деревне Заболотовцы). Массовые кровопролитные схватки и убийства учащаются. Церковные [униатские] и светские власти на стороне воинствующих «попиков».

Галицийство, как и замысливали его создатели, начало постепенно проникать в Малороссию. Малороссийское умеренное украинство по образцу Костомарова-Шевченко или Драгоманова шаг за шагом вытеснялось неистовой галицийской расовой ненавистью к «москалям».

В Галиции под патронажем членов львовского «Научного общества им. Шевченко», возглавляемого Грушевским, происходило своеобразное перевоспитание «неправильных» националистов из Малороссии. Как позже вспоминал известный писатель Иван Франко, из малороссийских центров, прежде всего из Киева, стали высылать ежегодно «на общественные средства» двух-трех молодых людей в Галичину — «набираться патриотического духу».

Параллельно начался ввоз в Малороссию галицийской литературы, в том числе переводов на мову Антоновича и Грушевского.

Мова последовательно внедряется в Малороссии. Так, известен случай с педагогом Борисом Гринченко, изобретшим конспиративную систему преподавания: официально — на русском и тайно — на мове. В учебниках и хрестоматиях он удалял не понравившиеся ему страницы и вписывал печатными буквами новый текст на мове.

В 1895 году, при участии Грушевского, народовцы в Галиции оформились в Украинскую национально-демократическую партию (УНДП).

А в 1900 году уже в малороссийском Харькове создается «Революционная украинская партия» (РУП). Одним из ее создателей был сын первого идеолога галицийства Дмитрий Антонович, а идеологическую программу партии написал радикальный последователь Грушевского Николай Михновский.

Фотографии Грушевского из Киевского жандармского управления. 1914 год
РУП стала первым политическим инфильтратом галицийства в Малороссии. Написанная Михновским программа партии под названием «Самостійна Україна», будучи уже откровенно сепаратистской, содержала требование независимости Украины. Михновский издевательски называл прежних малороссийских националистов «поколением белых горлиц» и рассуждал о том, что времена вышитых сорочек, кафтанов и горилки прошли и никогда уже не вернутся. Он утверждал, что украинская интеллигенция встает на кровавую и беспощадную борьбу за свой народ. И что на ее флаге записаны слова о единой, неделимой, свободной и самостийной Украине от Карпат и до Кавказа.

Отметим, что позже лозунг о единой, неделимой, независимой Украине от Карпат и до Кавказа возьмет на вооружение Организация украинских националистов (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Позаимствуют оуновцы (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и выдвинутый Михновским откровенно расистский лозунг «Украина для украинцев» (ср. с нацистским «Германия для немцев»).

Некоторое время Михновский заигрывал с крайне популярными в то время социалистическими («драгомановскими») и марксистскими веяниями. Но когда часть руководства «Революционной украинской партии», по его мнению, «излишне полевела», Михновский порвал с РУП и создал Украинскую народную партию (УНП).

УНП быстро начала бороться с русскими путем террора — так, в 1904 году, во время празднования в Харькове 250-летия воссоединения России и Малороссии, члены этой партии подорвали харьковский памятник Пушкину.

Характерна и судьба РУП после ухода Михновского. Часть ее членов вышла из партии, образовав Украинский социал-демократический союз («Спилку»), которая затем слилась с РСДРП. А оставшаяся часть — образовала резко националистическую «Украинскую социал-демократическую рабочую партию» (УСДРП), прикрывавшуюся словом «социализм» лишь как удобной оберткой.

К началу XX века идеологи галицийства, не стесняясь, ведут в Малороссии откровенно расистскую пропаганду. К примеру, в 1912 году в киевском журнале «Украинская хата» сообщалось: «Любить — значит жертвовать. Если ты любишь Украину, должен пожертвовать любовью к другим географическим единицам… Если у нас речь идет об Украине, мы должны оперировать одним словом — ненависть к ее врагам… Возрождение Украины — синоним ненависти к своей жене московке, к своим детям кацапчатам, к своим братьям и сестрам кацапам, к своим отцу и матери кацапам. Любить Украину — значит пожертвовать кацапской родней».

После революции 1917 года галицийские идеологи пришли в политику.

Грушевский в 1918 году в Киеве возглавил самопровозглашенную националистическую Украинскую Народную Республику (УНР). При этом в захвате власти тогда приняли самое активное участие бывшие члены УСДРП Симон Петлюра и Владимир Винниченко. Добавим, что будущие оуновцы (организация, деятельность которой запрещена в РФ) Евген Коновалец и Андрей Мельник служили в рядах армии УНР под началом Петлюры.

Выходцы из УНДП Михновского, такие как Степан Витвицкий, в свою очередь сыграли ключевую роль в становлении на Западной Украине националистической Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР).

И УНР, и ЗУНР, позже объединившиеся, потерпели политический крах. Но радикальное украинство сохранилось и спустя некоторое время громко дало о себе знать.

В 1926 году во Львове еще один бывший член УСДРП Дмитрий Донцов окончательно дооформил расистские идеи Духинского в бандеровский концепт. Донцов заявлял, что украинцы — избранный народ, русским же предназначено быть рабами настоящей силы. Поэтому украинцы, в качестве представителей высшей расы, должны стать щитом между Европой и московской азиатчиной. Свергнуть власть московщины он предлагал, руководствуясь принципами национальной гигиены — то есть осуществляя расовые чистки.

В межвоенное время в Праге работал Украинский свободный университет (УСУ). В числе его профессоров состояли будущий идеолог создания дивизии СС «Галичина» Владимир Кубийович и будущий премьер-министр профашистской Карпатской Украины Августин Волошин.

Примечательна опубликованная УСУ в 1937 году книга профессора Щербаковского «Формация украинской нации», развившая расистские постулаты Грушевского и Донцова. «Москали» в этой работе предстают убогим «финско-уральским» племенем, потомками людей ледникового периода, родственных лопарям, самоедам и вогулам. Украинцы же — наследниками высококультурной переднеазиатской круглоголовой расы, родственниками индогерманцев и потомками гипербореев.

Гитлер считал всех славян людьми второго сорта. При этом некоторые нацистские теоретики, такие как будущий рейхсминистр восточных оккупированных территорий Альфред Розенберг, настаивали на том, чтобы дать украинцам преимущества в ущерб русским. Так, в докладных записках, составленных в апреле 1941 года Внешнеполитическим управлением НСДАП под руководством А. Розенберга и поданных Розенбергом Гитлеру, заявлялось об исторической «связи» Украины с Центральной Европой (напомним, что Германия является страной именно Центральной Европы). В этой же записке предлагалось, после захвата советской территории, создать «украинское государство», которое смогло бы «постоянно сдерживать Москву и гарантировать безопасность с востока». При этом Украину предлагалось расширить за счет юга России («части Курского и Воронежского административных округов»). Однако Гитлер такую идею не поддержал.

После поражения в 1945 году в Великой Отечественной войне украинские фашисты занялись в эмиграции творческой доработкой своих идей. И, вернувшись после развала Советского Союза на родину, навязали их в новой экстравагантной форме — под видом фантазий о «древних украх», Триполье и РУН-вере — украинскому народу.

История украинского национализма есть история постепенной радикализации украинской антирусской идеи. Возникнув в среде амбициозной верхушки малороссийского казачества и рассуждавших о национализме интеллигентов Кирилло-Мефодиевского братства, эта идея затем была трансформирована киевскими идеологами, обратившимися к римско-католической польской традиции ненависти к Москве. На рубеже XIX–XX веков в австро-венгерской Галиции украинская национальная идея была превращена в крайне антирусский расистский концепт — галицизм. Данный концепт, внедренный в российской Малороссии, в XX веке окончательно дооформился в бандеровский вариант нацизма.

Украинская антирусская идея торжествует сегодня победу на Украине. Бороться с ней может помочь лишь доскональное знание истории украинства и точное понимание его внутреннего устройства.
Коммуна «Суть времени» 

ИА Красная Весна