Марк Тоби. Транзит. 1948
Знаю много скептиков, которые бы сказали, что ничего нет особенного ни в слове «транзит», ни даже в том факте, что некий Транзит осуществляется. Мол, жизнь — это движение, и потому всяческие транзиты, то есть перемещения из состояния А в состояние Б, происходят постоянно. Да и вообще нет никаких состояний А и Б в чистом виде. И потому не надо громких слов. «Человечество»… «в транзите»… — оно, дескать, и пять лет назад было в транзите, и пятьдесят, и пятьсот. Ну, процессы ускоряются, поэтому что-то сейчас заметнее. А так — ничего принципиально нового. Естественный ход истории.
Однако эта самая «естественная динамика», она ведь бывает очень разной. А бывает и совсем даже «неестественная динамика». И если зафиксировать два каких-либо состояния — ну, например, отношение к ЛГБТ пятьдесят лет назад и сегодня — мы не можем не видеть, что состояние А, которое было несколькими десятилетиями ранее, отличается от сегодняшнего состояния Б кардинальным образом. Даже самый отъявленный скептик, если сличит А и Б, без труда увидит разницу.
Мне бы хотелось к подмеченным «невнимательности» и «оптимистичности», не позволяющим различить Транзит, добавить еще пару характеристик.
Во-первых, описанный в статье процесс невероятно масштабен. Он колоссально огромнее личного мира отдельного человека, он как бы сразу и везде, во всех явлениях, и нигде, потому что протекает достаточно долго — длительность измеряется годами. А изменения действительно происходят постоянно и поди вылови, какое из них относится к Транзиту, а какое нет. Столько вокруг всего творится, что даже просто успевать замечать всё происходящее тяжело, а для построения более внятной картины нужно еще и связывать какие-то события в единое полотно. А с этим у современных людей большие трудности.
Во-вторых, даже если отдельный человек замечает эти изменения, чувствует что-то, соблазн сделать вид, что «так было всегда», — очень велик. Современность уже настолько атомизировала общество, что человек ощущает себя одиноким перед лицом громадных вызовов и осознает, что в одиночку (или даже с небольшим кругом своих родственников и друзей) он ничего с этими вызовами сделать не может. А объединяться с другими для ответа на вызовы он не умеет. Потому, в том числе, возникает безысходность: «Не доживу». Наличие вызовов ощущается, будущее вовсе не кажется безоблачным и прекрасным. Но осознавать конкретные угрозы во всей их полноте слишком страшно, и они уходят куда-то в подсознание.
Что очень впечатляет лично меня — это как все вызовы, маркирующие Транзит, собрались дружно и вместе. Ну, казалось бы, почему не может быть вызова, связанного с «меньшинствами», самого по себе? Притом что не было бы проблем с обществом потребления или роботизацией. Наверно, часть из вызовов неявно объединена, и они действительно связаны, если получше приглядеться. Но, правда, — как связать ЛГБТ и успехи в сфере автоматизации?
С другой стороны, на мой взгляд, именно то, что проблемы и угрозы навалились вот так, вместе, в крайне сжатый по историческим меркам срок, — означает, что мы действительно на пороге качественных изменений мироустройства. Некая фундаментальность прошлого начинает на глазах плыть и разваливаться. Потому и валится разом всё, что на нее опиралось.
И тогда надо сказать, что же обрушивается, и из какого А в какое Б нас волочет Транзитом. Мне кажется, наиболее емко это Сергей Ервандович определял, когда говорил о постмодерне и заявлениях постмодернистов об окончании проекта Человек. От Человека нас всех тащит к Постчеловеку (написал его с заглавной буквы не из-за желания возвысить, а как маркер).
Можно было бы говорить, что ситуация безнадежна, что метафорически Транзит можно сравнить с невероятно сильным течением бурной горной реки, которое всё на своем пути сносит. Но мы же помним, что главное — грести, во что бы то ни стало! И возбуждать встречное течение, потому что кроме неосознанных и загнанных в подсознание страхов, у людей есть и неосознанные желание и надежда найти что-то (или кого-то), что может помочь.
Ведь понятна и неотменяема достаточно простая истина — ситуация такова, что «как раньше» уже не будет точно. «Проект Человек» был велик и огромен, человечество добилось огромных достижений на пути его реализации, принесло невероятные жертвы, но этот проект и сам по себе заканчивается, и его помогают закончить те, кто хотят заменить Человека Постчеловеком, попутно сильно сократив численность этих Постчеловеков.
Кстати, если коснуться злободневных тем, относящихся непосредственно к «левому движению», — именно по причине глобальности и всеобщности происходящих изменений все наши отечественные «левые» (и, само собой, «леваки») оказываются в заведомо проигрышной ситуации. Маркс и Ленин были великими мыслителями и деятелями, но им в страшном сне не могло присниться, что Человек кончается (да в их время этого с такой пугающей очевидностью еще и не происходило). А потому тиражируемое «левыми» определение коммунизма как «общественной собственности на средства производства», которое и всегда было неполным и недостаточным, сегодня выглядит совсем беспомощно. Как и все попытки утверждать, что надо «просто внимательно изучать труды Маркса и Ленина через призму гегелевской диалектики». И дело ведь не в том, что хочется «отрицать Маркса», в чем они любят нас обвинять. Дело в том, что «общественная собственность» подразумевает общество. Общество кого? Общество Человеков? Общество Постчеловеков?!
Мы же, мне кажется, на верном пути — я не слышу и не вижу никого другого, кто бы говорил о Новом Человеке. А мы не только говорим — мы на практике пытаемся воплощать это в жизнь. Мы предлагаем точку В, куда надо повернуть Транзит, потому что точка Б с ее Постчеловеком нам категорически не нравится, а остановить исторический процесс или вернуться обратно к А тоже нельзя — либо это отдает гётевским «остановись, мгновенье», либо явно читается «всё опять повторится сначала».
Как ни парадоксально, мне кажется, в каком-то смысле скорость изменений играет немного и на нас. Взять тот же секспросвет. Да, нравственная сфера подверглась чудовищным атакам в перестройку и 90-е, но всё же еще достаточно людей, которые помнят, что надо и правильно жить иначе, потому что они жили до 90-х.
Да и мое поколение, которое в 90-е выросло, хотя и совсем далеко от идеалов морали и нравственности, всё же (возможно, что по инерции, но это очень важная инерционность!) хочет тем не менее, чтобы дети вырастали нормальными, и в ситуации, когда моральные ориентиры будут победительно предъявлены — на этот свет потянутся. Если бы эта радиация разлагала дольше и была более незаметна — убеждать таких людей было бы сложнее. А так — наглость адептов постчеловечества столь велика, что даже самые искореженные и заблудшие люди испытывают оторопь, зачастую инстинктивно, при встрече с подобным.
Те же гей-парады… Наверняка в нашем обществе сегодня в разы больше супружеской неверности, и молодежь куда более развращена, чем в советские времена. Но всё равно подавляющее большинство наших сограждан самостоятельно, без чьей-либо помощи и совета, постарается оградить своих детей от такого зрелища.
Причем таких людей еще пока именно подавляющее большинство. Да, будить их сложно, да, слабость разлита повсюду, и она тоже является одним из вызовов. Но это как с пенсионной реформой — каждого коснется. А потому, я думаю, ближайшие годы будут решающими. Если нам хватит сил стать дееспособным и крупным фактором — на этот костер потянутся страждущие.
Будем же работать, товарищи, чтобы вывести движение в состояние, блестяще описанное Слуцким:
И суровое наше сознание
Диктовало пути бытию.
Транзит не перестанет тогда быть в чем-то по-прежнему очень мрачным и страшным процессом, но к человечеству вернется надежда, что будущее может быть и светлым, и прекрасным.