Законопроект об изменениях в Семейный кодекс выносится на рассмотрение парламента. Он выносится на обсуждение Временной рабочей группы при Координационном совете по реализации Национальной стратегии действий в интересах детей в конце октября на Парламентские слушания.
На этот проект, знакомый мне по Парламентским слушаниям в марте, в июне на сайте «Комсомолки» обрушился Герман Пятов (хирург, координатор проекта помощи сиротам Murzik.ru - Ред.). Он дважды выступил с развязными нападками на изменения в ст.77 «Отобрание детей» – в статьях «Закон детоубийц» от 1 июня и «Сироты: изъять нельзя оставить умирать», 14 июня. В них Пятов изображает дело так, будто законопроект ограничивает (во второй статье уже «запрещает») органам опеки забирать детей из семей алкоголиков и наркоманов (во второй статье уже «из семей, где им угрожает опасность»).
Самими такими выражениями автор показал себя не знающим ни текущего законодательства, ни реального положения дел с отобранием детей, ни даже того, о чем взялся писать – предлагаемого законопроекта. Но он позволил себе назвать его авторов детоубийцами, а также еще пройтись по поводу ума и знаний отдельных парламентариев.
Законопроект об изменениях ст.77 был разработан еще в 2013 году и тогда же, на Круглом столе в «Известиях» получил высокую оценку профильных ведомств. Профессионалы отмечали, что идея опирается на уже имеющиеся механизмы судебной практики, что делает его удобным для внедрения.
С 5 февраля 2015 года тематика законопроекта стояла под №1 в правительственном Плане мероприятий по реализации важнейших положений Национальной стратегии действий в интересах детей. Временную рабочую группу при Координационном совете по ее реализации возглавляет сенатор Е.Б.Мизулина. Ее роль в судьбе законопроекта состоит только в том, что она не пыталась «протащить» его потихоньку, а среди других предложений вынесла на Парламентские слушания в связи с 20-летием Семейного кодекса РФ. А для этого еще в 2015 году, в порядке подготовки к слушаниям, вновь запросила отзывы ведомств.
Все эти письменные отзывы без исключений были благосклонны к законопроекту. Никому в голову не пришло возразить против его главной идеи – ввести судебный контроль за законностью отобрания детей после факта немедленного отобрания.
Чтобы рассуждать о статье 77, нужно понимать общие проблемы с отобранием детей. Интересны строки из отзыва МВД, представленного на слушаниях, в которых отмечалась типичная ситуация: «опека не успевает на отобрание!» Странно, да? – ведь по закону именно опека должна произвести отобрание в случае «непосредственной угрозы жизни ребенка или его здоровью» по постановлению главы администрации. Но вообразите: за ребенком гоняется алкоголик, надо срочно принимать меры. По действующей редакции ст.77 нужно пока не вмешиваться, а ехать в райцентр за постановлением, потом возвращаться и только тогда вмешиваться! Разумеется, на деле детей забирает полиция, которая в лучшем фантастически законопослушном случае сидит на месте и ждет опеку с бумагой. Естественнее было бы, чтобы отобрание производил не орган опеки (это ведь, как пишет Пятов, не силовая структура, а задерганные женщины), а правоохранительный орган, ведь вопросы угрозы жизни – это явно его компетенция.
К тому же, то, что детей (по закону) отбирает именно орган опеки, который сам же потом их устраивает в очень заинтересованные частные руки, делает интерес опеки явно двусмысленным. В «Родительском всероссийском сопротивлении» проанализировали рассмотренные дела с незаконным отобранием детей и выявили многоступенчатую схему незаконных действий, показывающую преимущественный вектор беззакония – именно интерес в передаче детей в хорошо оплачиваемые замещающие семьи, реализуемый недобросовестной опекой. Тот интерес, какой не смог не упомянуть сам Пятов, уверяющий читателя, что отобранных детей «по семьям разберут очень быстро».
Наконец, третья, самая общая трудность вопроса об отобрании детей кроется в самой его постановке. Как объяснить, почему, если взрослый представляет непосредственную опасность для жизни ребенка, то забирают не взрослого, а ребенка? Единственный разумный ответ – потому что дети кому-то нужны, а на взрослых нет никакого спроса. Таковы реально трудные вопросы отобрания детей, когда оно действительно необходимо. Но упомянутый (Пятовым!) спрос на воспитание чужих детей привел к тому, что дети изымаются отнюдь не только, когда это жизненно необходимо. Многочисленные дела (могу цитировать десятками те, с которыми я лично знакомился) пестрят однотипными формулировками, отнюдь не про алкогольную горячку. Детей могут отобрать за то, что «находились без законного представителя» (то есть с родственниками или знакомыми), «в доме нет отдельного спального места» (семья из шести детей в тесной квартире) и пр. – то есть когда нет ни малейших законных оснований для отобрания. Стоит пояснить, что РВС работает только по обращениям родителей, что уже по факту означает, что обратившиеся – это не безразличные к своим детям алкоголики.
И законопроект, о котором идет речь, – а теперь это уже часть большого сводного законопроекта Рабочей группы, – не делает пока никаких революций. Не меняет субъекта отобрания (им остается орган опеки). Не меняет оснований для отобрания (только акцентирует слово «непосредственная» в определении угрозы, которое Г. Пятов и отнимающие детей органы опеки обычно не упоминают). Не меняет объект отобрания (ребенка). Он делает маленький, осторожный шаг, по которому в обществе (и у родителей, и у ведомств) полное согласие – вводит судебный контроль уже после состоявшегося отобрания. То есть всего лишь проверку: была ли непосредственная угроза? И надо ли продолжать разлуку ребенка с родителем (во всяком случае, до суда)? – ведь ребенку, особенно маленькому, при этом наносится серьезная психологическая травма, то есть в отношении него совершается жестокость.
Г. Пятов не читал законопроекта? С чего он вздумал, будто законопроект предлагает «изымать детей из неблагополучных семей только по решению суда», неизвестно. Немедленное отобрание не отменяется. Оно, как и прежде, допускается только в случае непосредственной угрозы жизни и здоровью – иначе, подразумевает закон, семье можно постараться помочь; а если не удается, то можно (ведь непосредственной угрозы нет) и потерпеть с отобранием до суда. Пятов же пишет прямую ложь, будто законопроект «пытается связать руки органам опеки, ограничить их право на изъятие детей из семей алкоголиков и наркоманов». На самом деле законопроект вообще не меняет полномочий опеки.
Само это брошенное Пятовым обвинение звучит так, будто он убежден в праве опеки отнимать не по закону, а просто потому, что это семьи алкоголиков. Словно Г. Пятов живет возле какого-то очага беззакония и выступает за то, чтобы этот очаг не погас от судебного контроля. Да он, видно, и не считает это беззаконием – он, например, убежден, что опека – «государственная структура, которая имеет необходимые полномочия», чтобы «изъять детей из семьи, которой по существу уже нет». Что, без суда, по своему собственному решению? Вне ситуации непосредственной угрозы? Когда с семьей еще можно и нужно работать? Это глубокое незнание закона, типичное как раз для недобросовестной опеки.
Выходит, Г. Пятова не устраивает не столько законопроект Рабочей группы, который он зачем-то приписал лично сенатору Е.Б.Мизулиной, сколько сам принцип законности. Иначе как объяснить, что он приводит в пример случай с сумасшедшим адвентистом-убийцей и восклицает: «Отца, убившего шестерых детей, уже пытались лишить родительских прав, но не нашли оснований». Мало того, что Г.Пятов, приводя этот пример, строит представления о законодательстве для русского народа на наблюдениях за жизнью сумасшедших! Он этим примером прямо призывает – вот видите, закон слаб, отнимать надо, невзирая на закон! (Хотя на самом деле в этом хорошо известном случае психическая болезнь убийцы была известна, и это был достаточный законный повод для ограничения родительских прав, то есть для отобрания детей по суду).
Пытаясь убедить наших граждан, что произвола в России при отобрании детей нет, Пятов строит идиллический образ опеки как бы с совсем детской наивностью.
«Начнем с того, что органы опеки не могут просто так заявиться к вам домой... Вы не обязаны ее пускать... Как они к вам вдруг ни с того, ни с сего вломятся? Чепуха полная... Работают там задерганные женщины, у которых и свои дети есть, и которые никогда не будут отнимать детей у нормальных родителей».
Минуточку, а чем они задерганы-то? Не статьей ли 122 Семейного кодекса, которая как раз обязывает их «заявиться к вам домой» по каждому доносу соседа? Или статьей 29 ФЗ-442, которая их гонит проверять условия жизни просто так, для профилактики? Притом, что да, по закону гражданин может не пускать!
«Деятельность органов опеки четко регламентирована... И основания для изъятия там четко сформулированы: угроза жизни и здоровью ребенка».
Нет, не так! «При непосредственной угрозе»! Слово «непосредственной» трижды забывает упомянуть Пятов, ровно так же, как его всегда забывает недобросовестная опека. Потому что это слово (в действующем законе, а не в законопроекте) реально мешает отбирать детей, так как простой угрозой здоровью легко назвать (и называют!) что угодно, а непосредственной угрозой, как ни крути, невозможно назвать условия, в которых ребенок живет месяцами!
А Пятов за отобрание. И придумывает странное оправдание отобрания детей без суда: «речь идет об алкоголиках!».
Об алкоголиках он говорит с упоением. Начинает с вывода, сделанного от своего ума и знаний: «Именно дети алкоголиков и наркоманов становятся жертвами преступлений и несчастных случаев». Ясно? Автобус перевернулся – это были дети алкоголиков. Попали в шторм – дети наркоманов! Самолет разбился...
И Пятов нагнетает жути: «Если вы идете по улице, и видите, как пьяный мужик избивает ребенка ногами... Вот о таких семьях идет речь!» – говорит он за авторов законопроекта и снова зачем-то про Мизулину: «Мизулина призывает такие семьи “сохранять”»!
Я не слышал про такие призывы Мизулиной. Но важно не что я слышал, а то, что Пятов, выходит, считает, что семьи алкоголиков стараться сохранять не нужно? К алкоголикам – а это статистически предсказуемый и даже, можно сказать, численно планируемый контингент – он не испытывает ни малейшего сострадания. Он прямо пишет: пусть лучше спасением их семей Мизулина занимается! Мизулина, может быть, и лучше, но Пятов-то что предлагает? Просто забирать детей алкоголиков без непосредственной угрозы, и главное – без контроля за законностью? Удобно: алкоголики и в суд не пойдут, и в РВС не позвонят.
От фразы к фразе нарастают эпитеты, развиваются образы. На кого-то это действует, но человек с умом и знаниями только пожимает плечами: а с чего это Пятов заговорил об алкоголиках? Ведь алкоголизм – и так явно выписанное в законе основание для отобрания ребенка по суду! Никаких споров такие случаи отобрания в обществе не вызывают. Другое дело, что на самом деле в делах об отобранных детях мы часто встречаем вовсе не алкоголизм. А «употребляет спиртное», «выпивала при ребенке» и пр., то есть придирки к типичному, даже рекламируемому поведению потребителей вина.
Наконец, Пятов пускается в манипуляции со статистикой. «КП» выделяет слова Пятова, приписанные им руководителю Следственного комитета А.И.Бастрыкину: «Каждый шестой ребенок становится объектом насильственных посягательств со стороны родственников или близких ему людей».
Пятов не потрудился разобраться, что Бастрыкин (РГ, 14.05.2015) говорил не о каждом шестом ребенке вообще, а о каждой шестой из жертв посягательств «на жизнь, здоровье и половую неприкосновенность детей». Что говорит не о масштабе семейного насилия, а о том, что патологические наклонности в шестой части случаев реализуются в семье. (Носители таких наклонностей, кстати, очень заинтересованы в устройстве приёмных детей в свои семьи). И по данным Бастрыкина за 2015 год (РГ 26.02.2016), семейных посягательств не 4,5 млн. (если каждый шестой), а 1900 из 12000 всех посягательств. Жуть не нагонишь! Но Пятов старается нагнать, что видно не только по этой «ошибке» в 2300 раз, а по тому, что его цифры за время пути читателя по тексту успевают подрасти. Сначала «от рук родителей гибнет более тысячи детей в год», потом «речь идет о гибели тысяч детей каждый год!», затем легким движением пера это превращается в заявление: «В год гибнет более 12 000 детей. Эти дети [погибшие, что ли?! - А.К.] сироты при живых родителях»...
Трудно поверить, что Пятов не умеет сопоставить два числа или уяснить, что написано. Налицо недостойная ученой степени недобросовестность – неготовность не только проверить факты по первоисточнику, но и понять цифры, которые прыгают перед глазами, да почему-то каждый раз по-новому. Потому что такая «статистика» – что европейское «каждый пятый», что это (вовсе не бастрыкинское, а пятовское) «каждый шестой» – плод не недостатка ума и знаний, а манипуляции для оправдания беззаконного отобрания детей. В котором Г. Пятов почему-то выставил себя заинтересованным.