Накануне женского дня 8 марта у меня состоялся примечательный, как мне показалось, разговор. Начавшись с обсуждения предстоящего праздника, он вдруг перешел к теме «домашнего насилия». На мой вопрос: «А есть ли оно у нас, это самое домашнее насилие?» мои собеседники, точнее, собеседницы, с жаром воскликнули: «Конечно, есть»!
Вы видели когда-нибудь как «женщину побьет муж и она, забыв про все на свете, убежит из дома в одной сорочке» (взято с одного из ресурсов по защите по защите от домашнего насилия) или слышали о таком? Я такого не видел и никогда о таком не слышал. На улице или в общественном месте вид семейной пары никогда не вызывал мысли, что это идут под ручку тиран со своей жертвой.
Но, может быть, мне повезло со знакомыми, а наши люди ради недопущения выноса сора из избы научились хорошо прятать свои чувства? Как же на самом деле обстоит дело?
Сначала уточним само понятие это термина. У нас понятие «домашнее насилие» было введено в оборот в 90-е годы прошлого века, как бы обозначив тем самым некое социальное явление. Не хочу сказать, что случаев насилия в семьях раньше не было. Были, конечно. Но ведь одно дело, сказать «отдельные случаи насилия дома», а другое – «домашнее насилие», подразумевающее некое явление. Что называется, почувствуйте разницу. Сразу становится неспокойно за наши российские дома и семьи.
Термин «домашнее насилие» сам по себе вызывает сильный эмоциональный отклик, поскольку в нем увязаны понятия, которые, в принципе, не должны соединяться. Ведь «дом» – это место, где человек живет с самыми близкими ему людьми, место самых доверительных отношений, место, где должны обитать любовь и семейное счастье. Когда к такому понятию прибавляют «насилие», то сразу становится неуютно, что называется, бьет по эмоциям.
Если же кто-то дотошный попробует разобраться, как же часто мужья бьют своих домашних, то, например, википедия ему услужливо донесет, что статистика по домашнему насилию в России фрагментарна, труднодоступна, а зачастую попросту отсутствует. А взамен там приводится статистика МВД по бытовым преступлениям, т. е. легким движением руки подменяются понятия. При этом с упорством, достойным лучшего применения, повторяют давно разоблаченное вранье о «14 тысячах женщинах, ежегодно гибнущих в семьях».
Но эти цифры легко опровергнуть официальной статистикой МВД, которая, что бы там не врала Вики, ведется в том числе и по случаям насилия в семье, включая насилие в отношении женщин и несовершеннолетних. И по ним выходит, что доля российских семей, в которых были зафиксированы случаи насилия по отношению к женщинам и детям, составляют 0,061% и 0,068% от общего количества семей соответственно. Подробный разбор этого мифа уже публиковался на сайте РВС в статье «Анатомия манипуляции: формирование антисемейных мифов».
Эти цифры вполне согласуются с результатами социологических опросов проведенных ВЦИОМ в 2016 году, которые показывают, что подавляющее большинство, 79% опрошенных не приемлет физического насилия в семье, а лично сталкивались со «случаями побоев» только 10% опрошенных. Правда, ВЦИОМ сформулировал вопрос о побоях так, что под него вполне могли бы попасть, например, оплеуха, данная одним членом семьи другому, явившемуся домой под утро в нетрезвом виде. Такие семейные события, конечно, не отнесешь к радостным, но под определение физического насилия они вряд ли попадают.
Откуда же берутся чудовищно раздутые цифры о тысячах погибших от домашнего насилия женщинах? На основании чего в Госдуме полном серьезе утверждают, что «от насилия в семье российские женщины страдают в три раза чаще, чем от насилия со стороны незнакомых людей»? Откуда идет информационная волна, убеждающая общество в опасности российской семьи как таковой? Она же не может возникнуть сама по себе, для ее организации нужны соответствующие структуры.
Разумеется, такие структуры есть. Самая известная и влиятельная из них – Консорциум женских неправительственных объединений (КЖНО), куда входят такие как неправительственные организации, как РОО “Анна”, центр “Сестры”, Московский центр гендерных (куда же без них!) исследований (МЦГИ), а также ряд других.
Эти организации, созданные и работающие на средства иностранных фондов, возглавляются личностями, прочно вписанными в иностранные, прежде всего американские структуры. Причем кроме заботы о российских семьях, они были замечены в поддержке Майдана на Украине и антироссийских санкций.
Эти организации, начиная с 90-х годов прошлого века, развили бурную деятельность в нашей стране. Они ведут информационную компанию путем заведомо лживых сведений дискредитирующую российскую семью как таковую. Они ведут работу с чиновниками и законодателями, начиная с Госдумы. По их наущению в стране была создана сеть всевозможных «кризисных центров», ими создаются филиалы, где проводится обучение чиновников регионального уровня и проводится другая работа.
Что же мы имеем в «сухом остатке»? Домашнее насилие как социальное явление у нас отсутствует, само это понятие – симулякр, обозначающее то, чего в действительности нет. Предмета деятельности «по профилю» для соответствующих «кризисных центров» просто не существует. Отдельные случаи насилия, случающиеся дома, находятся в зоне ответственности МВД, как и любые другие случаи нарушения закона.
Статистика, приводимая различными некоммерческими и неправительственными организациями, не соответствует действительности и чудовищным образом завышена.
Сами эти организации основаны и сотрудничают с иностранными структурами, имеющими явно спецслужбистскую подоплеку.
Отсюда можно сделать заключения, что настоящими задачами компании по борьбе с «домашним насилием» являются:
- демонизация образа российской семьи;
- создание оснований для вмешательства в семью, по сути, попытка обойти основное положение российского семейного законодательства о недопустимости вмешательства кого-либо в семейные отношения;
- подрыв института семьи как такового, путем создания образа семьи, как заведомо опасного места.
Как образ о семье и доме как о потенциально опасных местах может быть использован в деструктивных целях? Это можно увидеть на примере скандально известной законодательной инициативы, т. н. «закону о шлепках», приравнивающей шлепки и подзатыльники к уголовному преступлению, который был принят в июле 2016 г. По этому нововведению вполне можно было посадить в тюрьму на два года родителя за воспитательный шлепок своему чаду. Кстати, отменить эту уже принятую антисемейную поправку к закону удалось в начале 2017 г. после передачи в администрацию президента РФ активистами РВС более 200 тысяч подписей под требованием об ее отмене.
Возвращаясь к теме Международного женского дня 8 марта нужно вспомнить, что он был провозглашен как день борьбы женщин за свои политические и экономические права. Тогда, столетие назад, борьба развертывалась как за равноправие женщин и мужчин, так и за облегчение собственно женских сторон жизни, материнства в первую очередь.
Сейчас, в эпоху извращенных слов и смыслов, этому празднику пытаются придать другое содержание – борьбы не «за», а борьбы «против». И вот уже международный женский день пытаются оседлать феминистки, активистки ЛГБТ, которые, например, во многих европейских городах превратили празднование 8 марта в свой шабаш. И тема борьбы с «домашним насилием» там одна из главных наряду с «борьбой против патриархата» и «за право распоряжаться своим телом».
Я вовсе не утверждаю, что сейчас положение женщин в нашем обществе идеально. Да, равенство мужчин и женщин у нас закреплено законодательно, однако фактическое неравенство проявляется в праве на труд. Ни для кого не секрет, что женщине, имеющей маленьких детей, гораздо труднее найти работу, чем мужчине. Для работодателя она экономически неэффективна, поскольку дети, особенно маленькие, это всегда дополнительный отрыв от работы, связанный с декретными отпусками, больничными по уходу за ребенком и т. д. И отношение к работающей женщине будет одинаково у работодателя любого пола.
Как и 100 лет назад, во время учреждения Международного женского дня, так и сегодня, ясно, что причины неравенства мужчин и женщин лежат в области не половых, а социально-политических отношений. За прошедшее время в России для обеспечения настоящего равноправия мужчин и женщин было сделано, пожалуй, больше, чем в любой другой стране. Однако сегодня, спустя почти 30 лет после развала СССР, в канву этого праздника объективно возвращаются смыслы столетней давности.
Но это не интересно активисткам феминизма и всевозможным НКО по защите женщин. Дискредитация традиционной семьи, забалтывание сути и причин имеющегося ныне неравноправия мужчин и женщин – не здесь ли следует искать настоящие цели информационных компаний, призывающих к борьбе с искусственными и ложными конструктами вроде «патриархата» и «домашнего насилия»?
Сергей Литовкин, РВС