Новая попытка написать закон о «семейно-бытовом насилии» была бы ужасно смешной, если бы не была такой ужасно ущербной. Авторы решили запретить даже думать о причинении страданий — любых страданий, в том числе и тех, причинение которых законом не запрещено! Мимоходом в проекте разрушается не только право, но и самые его основы.
Только вчера я отвечал журналистам, что над черновиком издеваться легко, но недостойно: уложить феминистские лозунги в форму закона — мучительная задача, и пусть помучаются, потом посмотрим. И вот появился пакет документов, предвозвещённый Матвиенко, которая сказала, что никакого вмешательства в семью в нём не предвидится. А она председатель Совета Федерации!
1. «Насилие» — это не только насилие
Вот определение из законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации»:
«Семейно-бытовое насилие — умышленное деяние (действие или бездействие), причиняющее или содержащее угрозу причинения физического, и (или) психического страдания, и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления».
Женщины, которые ожидали, что новый закон будет о том, чтобы мужчина не распускал руки, чтобы закон сильнее наказывал насильника, обманулись. Как мы и предупреждали, рассказы о синяках, увечьях, убийствах жён и отцов — это совсем не та тема, на которую закон написан. Всё это из сферы действия Уголовного и Административного кодексов. А закон о том, чтобы реагировать не на нарушения кодексов, а на страдания и угрозы страданий. Если кто-то думал, что ему можно всё, что не запрещено УК и КоАП, то его время кончилось! Определять, что запрещено, будет не закон, а кто-то другой. Да и качество предлагаемого определения, как видим, таково, что и страдание — насилие, и угроза страдания — насилие. А что тогда такое «угроза насилия» — угроза угрозы?
Когда мы говорили, что они хотят называть насилием любое неудовольствие, нам не верили. А мы гадали, как они это сделают: как уложат в форму закона все страдания, перечисленные в рекомендации Комитета министров Совета Европы, — от насмешки до пристального взгляда на жену. И вот они придумали: просто сказать «страдание». Закон — не место для уточнений.
Мужчина пришёл с работы — и страдает, что в доме нет ужина. Или едет, боится, что ему угрожает отсутствие ужина. Женщина страдает от того, что у неё нет новой шляпки. Ребёнок страдает от того, что мама включила свет и сказала: «Вставай, сынок, пора в школу!» Всё это теперь насилие по определению. «Бабушка дала ему пощечину и легла спать одна, в знак своей немилости» — уж точно насилие сразу трёх видов в ответ на экономическое насилие дедушки, который, как вы помните, отказался оплатить её карточный долг…
Так, что ли? Кто именно признаётся жертвой насилия?
2. «Подвергшийся» — это не только подвергшийся
Об этом читаем другое определение из законопроекта.
«Лица, подвергшиеся семейно-бытовому насилию — супруги, бывшие супруги, лица, имеющие общего ребенка (детей), близкие родственники, а также совместно проживающие и ведущие совместное хозяйство иные лица, связанные свойством, которым семейно-бытовым насилием причинены физические или психологические страдания и (или) имущественный вред или в отношении которых есть основания полагать, что им семейно-бытовым насилием могут быть причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред».
То есть уже «подвергшиеся» — это те, про кого только ещё есть основания полагать, что они могут потом страдать! Причём даже не сказано, у кого есть основания полагать — у причинившего (то есть речь о его умысле)? У «жертвы», которая, как умная Эльза, страдает «превентивно»? У третьих лиц?
3. «Невмешательство» — это доносы третьих лиц
Основанием для реагирования являются не только обращения страдающего. Но и (ст.16):
- «сведения, поступившие из органов государственной власти, органов местного самоуправления, организаций, от должностных и физических лиц» («должностных и физических» — не просто забавно, а важно, что Матвиенко обещала невмешательство, а это председатель Совета Федерации).
- «обращение граждан, которым стало известно о свершившемся факте семейно-бытового насилия, а также об угрозах его совершения в отношении лиц, находящихся в беспомощном или зависимом состоянии».
То есть если кто-то решил, что вашему ребёнку угрожает неудовольствие (нет, не побои! — побои это по кодексам), то по доносу этого доброжелателя к вам придут ребёнка защищать. Но Матвиенко обещала невмешательство, а это председатель Совета Федерации.
А в таких случаях возбуждается не вмешательство, а… профилактика!
4. «Профилактика» — это не только профилактика
Профилактика, по определению в законопроекте, — это не только профилактика, а ещё и выявление случаев страданий и угроз страданий, и оказание помощи «подвергшимся», и пресечение семейно-бытового насилия (то есть страдания), и привлечение к ответственности нарушителей. То есть это целая ещё одна система правового регулирования, как откровенно и писали авторы законопроекта 2016 года: чтобы наказывать не нарушителей, а «потенциальных нарушителей». Впрочем, это и там называлось не наказывать, а совершать «репрессивные меры профилактики». И эти меры — защитные предписания — никуда не делись. Но перечислю по порядку, что вам светит, если кто-то заподозрил, что ваш родственник (или свойственник — родственник супруга) может начать из-за вас страдать:
- вас объявят «нарушителем»;
- вам прочитают лекцию о праве — о том, что теперь запрещено не только то, что запрещено;
- вас возьмут на учёт, который будут вести «субъекты профилактики», но очень конфиденциально;
- за вами будут наблюдать;
- к вам приставят воспитателя, который будет проводить с вами «психологическую программу», то есть вас сопровождать «с целью выявления причин совершения семейно-бытового насилия» и их профилактики.
Воспитатель может быть и от некоммерческой организации (они тоже субъекты профилактики!) со своими совершенно особыми взглядами на то, какие страдания нужно уважать, а какие перемелются самим ходом семейной жизни. Эти взгляды, порой совершенно нелепые, не обсуждаются в парламентах, а, как правило, прописываются в методичках, конвенциях и рекомендациях, разработанных без всякого обсуждения с народом, чаще всего за рубежом. (Некоммерческие организации феминистского и лесбиянского толка уже заявляли о своих претензиях на то, что отличать насилие от «просто конфликта» должны некие «специалисты»).
Включение некоммерческих организаций, то есть просто объединений любых граждан, ни в каком смысле (ни непосредственно, ни делегировано) не облечённых доверием народа на вмешательство в его жизнь, да ещё прямо нацеленных на бюджетное финансирование, — угроза, может быть, самая страшная из всего сформулированного.
Наконец, предписания (ст. 23,24)! Текст прямо формулирует, что защитное предписание выносится незамедлительно по получении сообщения от страдающего или просто боящегося, что он будет страдать от того, на кого он указал. Никакого установления вины или вообще какого-то объективного деяния не требуется.
Предписание запрещает «нарушителю» (правильно было бы сказать «обвинённому») общаться с заявителем, даже по интернету, а также инициативно выяснять, где живёт заявитель, пока ему это не подскажут добрые люди (ст. 23 п. 3). Говорится, что предписание может быть обжаловано «нарушителем», однако непонятно, на каких основаниях, если и в основе понятия насилия, и в основании для предписания — лишь чувства заявителя.
В отличие от судебного защитного предписания, простое предписание полицейский выписывает, не интересуясь, куда обвинённый пойдёт жить, чтобы не общаться. Судебное предписание более милосердное — оно предписывает покинуть место совместного жительства или пребывания на срок от месяца до года, только если у обвинённого есть, где жить, или он достаточно богат, чтобы снять жильё. Заявитель в таком случае будет пользоваться благами их совместного жилища без него, ради чего и удобно объявить себя страдающим.
Никакой ответственности заявителя за ущерб, причинённый обвинённому, как и самого понятия ложного обвинения в причинении страданий, не предусмотрено. Семья, по мысли авторов, должна быть идеальной или должна быть разрушена!
5. Всё ещё впереди
Законопроект стал короче, по сравнению с предыдущими известными черновиками в нём осталось 27 статей из 47, включая 9 пустых по смыслу статей о том, что имярек должен заниматься делами имярека. Убрали перечисления видов насилия, вынесение предписания шестнадцатилетним. Убрали радостно объявленное Пушкиной определение преследования, как и само это слово, то есть победила не пушкинская команда. Хотя смысл — не выяснять место жительства — оставили. Убрали сожителей (кроме имеющих общих детей), так что осталось непонятным, зачем остался термин «семейно-бытовое», а не «семейное» (впрочем, одну запятую, которая вернёт в закон любых партнёров, они запросто поставят во втором чтении).
Но, как видим, то, что получается, всё равно трудно назвать законом. Потому осталось убрать всё остальное.