Предыдущую статью я начал с намёка на то, что фильмы типа «Ярости» не стоит рассматривать как «классическую», полностью просчитанную американскую пропаганду. Это, конечно, всё ещё пропаганда, но изображающая уже не просто героев-гераклов и несущая уже не только «ура-патриотический» посыл. В ней на первое место выходит отмеченный нами принцип: «жестокость и секс». Но что, собственно, это означает?
Для начала проведём различие между той показной, внешней жестокостью, которую нам показывают американцы – что в «Ярости», что в криминальных боевиках или фильмах ужасов, – и адекватным изображением войны. Здесь безусловным эталоном могут служить советские военные фильмы – надеюсь, не нужно доказывать, что некоторые из них оставляют неизгладимое впечатление, при том что там нет смакования разложения и перемалывания под гусеницами танков остатков человеческих тел. Взять тот же упомянутый уже фильм «Восхождение» – который вообще является притчей, построенной по религиозным канонам. Или уже совсем жуткий фильм «Иди и смотри» (характерно, что упомянутые фильмы сняты женой и мужем).
«Ярость» вообще вызывает не ужас, а скорее, омерзение. И показанными жестокостями, и действиями персонажей (в первую очередь – в освобождённом городе). Понятно, что это «омерзение» – самая привлекательная сторона фильма: в рекламе она называется «реалистичностью», «войной без прикрас», хотя все прекрасно понимают, чего их ожидает. Жестокость не обогащает образы войны, это, скорее, образы войны служат поводом для жестокости, на которой и «выезжает» фильм.
При разговорах о жестокости и войне у меня возникает одна устойчивая ассоциация. Одно из самых «военизированных» обществ в истории, ставшее эталоном военной мужественности и отваги, – Спарта – имела чёткую установку по отношению к такому смакованию. Всю низость – разврат, грязь, пьянство, грубость и жестокость – спартанцы насаждали у илотов – жителей завоёванных Спартой территорий, превращённых в рабов. Сами же они со всей прославившей их строгостью воспитывались на героических песнях, восславляющих смелость, патриотизм, укрепляющих дух, и описывающих совсем не получаемые на войне увечья и психологические травмы. Важную роль играла эстетика сильного тела: совместные занятия девушек и мужчин в голом виде были вызваны совсем не нежеланием «усложнять процесс» делением обучающихся на группы, введением культуры стыда и т. д. (кстати, спартанские женщины славились и своим целомудрием) – потому хотя бы, что наблюдать за такими занятиями целенаправленно посылали неженатых мужчин. А затем молодым спартанцам предлагали сравнить: чья жизнь привлекательнее – спартанца или раба?
Этот пример важен ещё тем, что проблема господина и раба кажется мне во всей военной теме ключевой.
Быть может, Афины времён своего расцвета не были столь озабочены проблемой господства (есть повод усомниться, что Аристотель, разрабатывающий тему господина и раба в сторону того, что эллины – господа всех других народов, был «мейнстримом»), однако всё, связанное со статусом гражданина и вообще «высшего человека», было подчёркнуто лишено «скверны». Слово «катарсис», известное благодаря Аристотелю, было взято им из давней общественной практики: полноценный человек не должен пятнать себя жестокостью или развратом. Подобный акт должен быть смыт – т. е. должен произойти ритуал очищения – катарсиса. Это, на секундочку, при том, что остальные греки вообще были не менее воинственны, чем спартанцы – почти вся их история – это история беспрерывных войн всех со всеми. Естественно, что на сцене театра – со всей его значимостью для афинян – никогда не показывали актов насилия или убийства; если они подразумевались – а они почти всегда подразумевались – то всё «действо» происходило «за кулисами».
Мне вспомнят Рим с его развратом и известным принципом «хлеба и зрелищ». Но, опять же, это – упадочный Рим. Во-первых, само выражение взято из произведений Децима Ювенала, бьющим тревогу, что народ из граждан превращается в рабов («непородистые» политики подкупают плебеев едой и развратом, чтобы те восставали против остатков истинной аристократии, несущей ещё дух господства). Отметьте противопоставление власти и «хлеба и зрелищ»:
«Этот народ уж давно … все заботы забыл, и Рим, что когда-то
Всё раздавал: легионы, и власть, и ликторов связки,
Сдержан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает:
Хлеба и зрелищ!»
Во-вторых, вся императорская власть, начиная с Августа, держалась на идее возвращения к «золотому веку», т. е. к старым, не развращённым порядкам и идеалам благородной аристократии.
Известным противником Рима был Карфаген, политика которого ещё более ярко строилась на противопоставлении раба и господина. Карфагеном правила узкая клика аристократии, держащая армию наёмников, весь народ же был лишён гражданских прав.
Если внешняя политика Рима – это скорее pax Romana – удерживание регионов под контролем с помощью законов и легионов, то у Карфагена – это управляемый хаос, разрушающий конкурентов и позволяющих центру питаться на региональных конфликтах.
И опять же, упоминание Рима и Карфагена не случайно. США долгое время претендовали на лавры Рима – вся эта тема мирового господства, американской глобализации, продвижения доллара с помощью авианосцев, насаждения проамериканских лидеров в «развивающиеся» страны, такие как (теперь уже) печально известный Египет… Ввод войск в Ирак или Афганистан…
Однако мне кажется несомненной и другая тенденция: оскотинивание не только населения других стран – через американскую «культуру на экспорт», «культурный ширпотреб», – но и собственного народа. «Общество потребления», мировые проблемы с образованием, работа СМИ, качество литературы и кинопродукции – это всё темы, набившие оскомину. Элитам, конечно, всегда хочется отхватить себе кусочек побольше на мировой арене – но им не менее важно удержаться у власти. Чего бы там ни говорили про революции ХХ века и СССР – но это был значимый прецедент. Наличие советской системы очевидным образом определяло политику западных стран весь ХХ век как на стадии подготовки Второй мировой, так, в особенности, по её окончании. Если СССР в целом делало ставку на братство, свободу и справедливость, то на что делала ставку западная система?
В последнее время всё больше фактов появляется в пользу того, что немалая часть Запада ещё перед Второй мировой войной сделала ставку на фашизм. А фашисты – я хочу напомнить – дополняли расизм (немцы\японцы\испанцы – люди и господа, остальные – нелюди и рабы) евгеникой (социально успешные немцы\японцы\испанцы люди и господа, народные немецкие\японские\испанские массы – нелюди и рабы).
Итак, «разлитая в воздухе» опасность для западных элит со стороны народа преодолевалась по линии «оскотинивания». Мечта о господстве реализовывалась по линии «Рима». Но эти две линии плохо сочетаются: Риму для господства нужны легионеры, а не скоты. В итоге одна линия должна «съесть» другую…
И тут возникает Карфаген – как возможность господства без легионов. Вам не нужен народ-легионер, напротив, вам нужно как можно сильнее понизить в нём гражданственность. Войны можно вести руками наёмников – не возникает ли у вас интересных ассоциаций с популярными нынче «частными военными корпорациями», которые так любят США? А главное – вместо порядка нужно насаждать в мире хаос. Снимаем Мубарака, Каддафи, Асада и других – и бросаем страны в бесконечную исламистскую резню.
Возвращаясь к теме, отметим, что такой подход не требует наличия серьёзного патриотического кино – хватит комбинации «развлекаловки» с тупыми призывами «любить Америку» и спайдермэном, бегающим на фоне государственного флага. В этом ведь особая гадость фильмов типа «Ярости». Если бы нашим солдатам показывали иностранное, но качественное кино про тяготы войны и героизм – то это было бы немного обидно и смешно, может быть даже опасно, но всё-таки вменяемо. Гораздо хуже, когда этот глубокий героизм вообще вытесняется из повестки дня. Даже в американских военных фильмах, которые традиционно являлись (как и вообще всё, связанное у американцев с военной тематикой) квинтэссенцией пропаганды.
Заметим, наконец, что советские власти также были весьма озабочены этой проблемой «раба и господина». Все прекрасно понимали, что к власти пришли издавна находящиеся в подчинённом положении крестьяне и рабочие. Поэтому столько делалось для того, чтобы привить им «дворянскую культуру». Поэтому в разгар подготовки к войне (да и не только – ещё с 1924, сразу после гражданской!) был запущен проект «советского шампанского»: напиток господ нужно было сделать достоянием советских масс. Отсюда всё это: «Идут хозяева земли», «человек проходит как хозяин»…
Поэтому в советских фильмах фашист может, конечно, быть подтянутым и строгим – но именно как хладнокровный злодей. А советский солдат, советский человек – всегда сохраняет достоинство, героизм, ощущение своей власти. Настоящий хозяин жизни – он, а не фашист или буржуй. В не раз упомянутом фильме «Восхождение» история главного героя вообще точно построена как восхождение Христа на Голгофу.
И поэтому же «усложнённый» и «аристократизированный» образ фашиста в современном кино так разрушителен – ведь противостоит ему грязный и оборванный «совок», понуждаемый воевать из страха перед репрессиями, бегущий в полном отчаянии на верную смерть с черенком от лопаты.
Понятно, что современные художники потеряли способность вообще создавать героический и чистый образ; тем более, что им не хватает наглости выводить в совсем идеальных красках фашистов (был такой аргумент в комментариях – мол, фашисты у Бондарчука не идеальны, а это значит, что он их критикует). Поэтому важен именно контраст.
Я не хочу сказать, что авторы «Ярости» сели, продумали всё мной вышеописанное и с инфернальным смехом принялись создавать кино «a la Карфаген». Всё-таки они снимали патриотический фильм про то, как тяжело американцам было воевать, но как пафосно они гибли, истребляя на подбитом танке врагов человечества. Но авторы эти – «люди своего времени», им необходимо считаться с общественными тенденциями и вкусами аудитории (хотя бы для того, чтобы получить прибыль). И именно то, что такой обычный пропагандистский фильм оказался столь «изъеден» указанным мной принципом, как раз-таки показывает всю тяжесть положения.
Начало статьи здесь.
Дмитрий Буянов, РВС.