Инклюзивное образование… Что это? Совместное обучение и воспитание детей с ограниченными возможностями здоровья и детей, не имеющих таких ограничений? Да, но не только. Идея инклюзии подразумевает подстройку всей образовательной среды под конкретного (и каждого) ребёнка-инвалида. Главный принцип инклюзивного образования – «не ребенок подгоняется под существующие в образовательном учреждении условия и нормы, а, наоборот, вся система образования подстраивается под потребности и возможности конкретного ребенка». Одним словом, утопия. Прекрасная идея, несущая разочарование всем участникам образовательного процесса. И вопрос не в том, насколько внедрение инклюзивного образования реально, а в том, насколько реально сделать это качественно…
Об инклюзивном образовании у нас в стране всерьёз заговорили в конце первого десятилетия нынешнего века. В 2009 году был создан Институт проблем инклюзивного образования при Московском городском психолого-педагогическом университете. В 2010-м концепция инклюзивного образования нашла отражение в Национальной образовательной инициативе «Наша новая школа» Дмитрия Медведева; в 2012-м – в Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012-2017 годы, утвержденной Владимиром Путиным, и, наконец, в новом законе «Об образовании».
Первые шаги инклюзивного образования в России оказались сразу семимильными – без глубокого общественного и профессионального обсуждения, без обеспечения образовательных учреждений тьюторами (сопровождающими), без сокращения наполняемости классов до 6-8 обучающихся и т.д. и т.п. Так высокая идея на практике начала превращаться в профанацию…
Главная проблема введения инклюзивного образования – не в “стереотипах и предрассудках”, не в “низкой культуре педагогов” и не в “неготовности” учителей “принять” детей-инвалидов. И даже не в том, что учителей не снабдили конкретными методическими разработками и технологиями обучения разных категорий детей-инвалидов, предложив лишь общие философские постулаты, изложенные в идеализированных концепциях и озвученные в рамках многочисленных семинаров и прочих мероприятий “в помощь педагогам”.
Проблема в том, что очень затруднен сам процесс включения ребенка с тяжелыми нарушениями в развитии, приведшими к инвалидности, в программу обучения массовой школы, крайне затруднена сама возможность организации образовательного процесса и аттестации, особенно на второй ступени обучения, когда добавляются сложности, связанные с предметным образованием.
Тем не менее, чиновникам, уполномоченным по правам ребенка, реагирующим на обращение родителей ребёнка-инвалида с просьбой (или требованием) устроить ребенка в определенную школу, надо “решить вопрос”, ибо есть вышеперечисленные (федерального уровня) документы. Чиновников не интересует, как. Решите и точка.
А учителей интересует именно это «как»: как в рамках инклюзива учитывать специфику обучения детей с различными ограниченными возможностями. К примеру, в коррекционных образовательных учреждениях VIII вида (для детей с умственной отсталостью) математику преподают только в предметно-практической направленности, то есть для использования в повседневной жизни. Нет ни химии, ни физики, как таковых – они изучаются в рамках естествознания. Ученикам не преподают алгебру – они просто не могут её усвоить. При этом в коррекционных учреждениях VIII вида обязательны специальные занятия по ритмике, развитию речи, социально-бытовая ориентировка и т.п.
И что прикажете делать учителю массовой школы? Ему сегодня идти на урок. Да будь он семь пядей во лбу, не обеспечит он качественной инклюзии. Чиновник надавит, ребенка поместят в класс, и случится инклюзия фиктивная.
…Внедрение инклюзии начали с обеспечения “физической” доступности образовательных учреждений – установки пандусов, поручней… (правда, проёмы в туалетах остались прежними – на коляске не проехать, не развернуться, но, в принципе, вопрос решаемый при выделении достаточного финансирования).
Пандусы, лифты, подъёмники – это всё прекрасно, да только инвалиды-колясочники – лишь малая часть детей с ограниченными возможностями здоровья. Инвалид-колясочник – это как раз самый легкий случай в плане включения в образовательный процесс в “обычной” школе.
Совсем другое дело — дети с выраженными психическими отклонениями, неспособные усваивать типовую образовательную программу. Представьте, у вас в классе ребёнок с аутизмом, который сидит под партой, поскольку ему там комфортнее, и мычит весь урок. Другой ребёнок – с умственной отсталостью: он не понимает объяснения учителя, да и по индивидуальной карточке самостоятельно заниматься не в силах, вот и хохочет, кривляется, выкрикивает непристойные слова, срывая весь учебный процесс… И пока Институт проблем инклюзивного образования рассуждает о возможности введения тьюторов, такая “инклюзия” УЖЕ практикуется в школах. Страдают все участники образовательного процесса. А чиновники от образования, запрашивая многочисленные отчеты и мониторинги, требуют, чтобы процент образовательных учреждений, внедряющих инклюзивное образование, неуклонно увеличивался.
Так по всей стране расцветает формальная инклюзия. А это страшнее, чем отсутствие инклюзии вообще.
Между тем, в нашей стране создана великолепная система коррекционной педагогики. Она включает в себя подготовку узких специалистов – учителей-логопедов, дефектологов, в том числе сурдо-, тифло-, олигофренопедагогов. Сеть учебных заведений, в которых дети-инвалиды получают образование, адекватное их возможностям, навыки самостоятельной жизни в обществе, а главное — профессию. Разработаны уникальные методики обучения, специальные программы и оборудование для школ, обучающих слепых и слабовидящих, глухих и слабослышащих, с заболеваниями опорно-двигательного аппарата, с умственной отсталостью и т.д.
И неужели тьютор – помощник учителя общеобразовательной школы – равноценная замена квалифицированным специалистам-дефектологам, а создание особых, специальных условий для получения детьми-инвалидами образования, адекватного их возможностям, и профессии – это нарушение их прав? (Ведь именно так ставится теперь вопрос – как проблема защиты прав инвалидов, когда каждое критическое выступление воспринимается как персональный выпад в адрес больных детей: “против инклюзивного образования – значит, против инвалидов”). Но ведь никому в голову не приходит, например, говорить об ограничении прав беременных женщин, которых наблюдают в “особых условиях” женских консультаций, а не в поликлиниках вместе со всеми остальными “обычными” людьми. Такие заявления были бы абсурдными (хотя современная реальность уже полна примеров, как некоторые общечеловеческие идеи терпимости и толерантности доводятся до абсурда в европейских странах…) Как бы там ни было, принципы инклюзивного образования предполагают отказ от традиций отечественной коррекционной педагогики и ликвидацию специально созданных условий.
Таким образом, под речи о защите прав детей-инвалидов постепенно, исподволь начинает разрушаться уникальная система коррекционной педагогики. Идея инклюзивного образования имеет экономическую подоплеку. Обучение ребенка в специальном (коррекционном) образовательном учреждении обходится казне намного дороже. Коррекционная педагогика – с ее вузами, с учителями-дефектологами, с системой школ восьми видов, с особыми программами, со специальным оборудованием, с собственными учебными пособиями, малой наполняемостью классов и групп – дорогое удовольствие.
Инклюзивное образование выглядит гораздо более дешевым решением проблемы. Именно поэтому западные страны, столкнувшись с необходимостью дать образование детям-инвалидам, поначалу пошли по пути советской коррекционной педагогики, но быстро опомнились. Рассудили так: «У ребенка-инвалида есть право учиться? Пусть идет в обычную школу наравне со всеми».
А российская система образования, в соответствии с текущей политикой Минобрнауки, сломя голову кинулась перенимать опыт Запада, вместо того, чтобы развивать наши сильные стороны. Необходима инклюзия не образовательная, затрудняющая получение качественного образования и коррекции, а инклюзия социальная: включение инвалидов в социальные процессы и отношения, путем установления тесных связей между коррекционными и общеобразовательными школами.
Анна Схемова, логопед-дефектолог, г. Челябинск.
Источник: РВС, Челябинск.