30 июля 2014 года распоряжением Правительства РФ утверждена так называемая «Концепция развития до 2017 года сети служб медиации в целях реализации восстановительного правосудия в отношении детей, в том числе совершивших общественно опасные деяния, но не достигших возраста, с которого наступает уголовная ответственность в Российской Федерации». Под медиацией обычно подразумевают несудебную форму урегулирования гражданских и даже уголовных (в случае с детьми и подростками) дел с помощью так называемого «медиатора» (по-нашему, «миротворца»). Функция последнего – помочь сторонам прийти к соглашению в условиях, когда сами они между собой этого сделать не могут. В свою очередь, восстановительное правосудие (далее ВП) – это теория правосудия, ставящая своей задачей такое решение конфликта между преступником и жертвой, при котором преступник раскается и возместит потери жертве, а жертва – великодушно простит преступника. На первый взгляд, связи между этими двумя понятиями практически никакой. Однако на практике происходит чуть ли не их отождествление. Но – не будем забегать вперед.
Утверждение Концепции – событие в некотором смысле судьбоносное для раздвоившегося недавно аппарата главных пермских омбудсменов, Татьяны Марголиной и Павла Микова. Читатель, следящий за нашими публикациями на тему ювенальной юстиции, уже в курсе, что Уполномоченный по правам ребенка в Пермском крае Миков в определенной степени зациклен на заботе о несовершеннолетних правонарушителях. Это явствует как из анализа приоритетных тем его выступлений на семинарах и конференциях, так и из скандальной истории с изнасилованиями девочек в пешнигортском детском доме. В своих выступлениях Павел Владимирович с нескрываемым трепетом говорит о так называемой технологии «восстановительного правосудия» в отношении несовершеннолетних, неверно отождествляя ее с ювенальной юстицией.
Однако отнюдь не Миков был главным проводником и промоутером этой технологии на местном уровне. Началось все с блистательной нашей Татьяны Ивановны, Уполномоченного по правам человека в Пермском крае. Именно она, еще будучи заместителем губернатора Пермской области Юрия Трутнева, энергично хлопотала о внедрении у нас технологии так называемой «медиации» в контексте «восстановительного правосудия». Внедрение это шло, прежде всего, по линии образования – за счет создания широкой сети так называемых школьных служб примирения (далее ШСП), хотя к ним не сводилось. Так, Пермский край стал главным пилотным регионом по внедрению новомодной фишки. Фишка же «восстановительного правосудия» и прочих форм так называемого «примирения», в свою очередь, с 1998 года «разрабатывается» организацией под названием общественный центр «Судебно-правовая реформа». На самом деле, не «разрабатывается», а, как обычно, копируется с Запада, правда, не без местной специфики.
Медиация и по сей день фигурирует в списке приоритетов деятельности наших главных краевых омбудсменов. Вот уж три года подряд они проводят в Перми конференцию «Медиация как культура согласия». На одном из проводимых Татьяной Марголиной мероприятий даже прозвучало предложение сделать медиацию брендом (!) Пермского края (видимо, в дополнение к имевшим место брендам «культурной столицы» и «Перми-36») ввиду ее активнейшего продвижения на нашей почве.
Оцените масштаб события: многие годы под твоим началом регион выступает полигоном для отработки технологии и тут – наконец-то эту технологию запускают в широкий оборот. Разве не повод для торжества? Пожалуй, что-то подобное чувствовали руководители и члены правления АНО «Пермь-36» (к которым, кстати, принадлежит и Марголина), когда, предвкушая 560 миллионов финансовых поступлений, разрабатывали свои предложения для федеральной программы «Об увековечении памяти жертв политических репрессий». С программой, правда, не сложилось, – экспорт «уникального опыта» не пошел, – а вот с медиацией и восстановительным правосудием – вполне.
Сперва, с подачи «креативного» президента Дмитрия Медведева, был принят законопроект «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)», призванный стимулировать развитие в России института медиации, «как на Западе». Потом в июне 2012 года была принята печально известная среди защитников семьи «Национальная стратегия действий в интересах детей на 2012 – 2017 годы». В плане первоочередных мероприятий до 2014 года по реализации этой стратегии фигурировали такие пункты, как внедрение в широкую практику ВП в отношении несовершеннолетних, а также развитие ШСП. В 2013 году Минобрнауки утвердил свои «Рекомендации по организации служб школьной медиации в образовательных организациях». И, наконец, в июле этого года утверждена та самая Концепция развития сети служб медиации для несовершеннолетних.
Что же это такое – та медиация, о которой так настойчиво пекутся Марголина с Миковым? И каким образом она связана с восстановительным правосудием и школьными службами примирения?
Практика медиации интенсивно развивалась в США во второй половине ХХ века, а потом в девяностые годы перекочевала в страны Европы. Такие – досудебные – способы решения гражданских конфликтов широко применяются, прежде всего, при бракоразводных процессах, спорах наемных работников и работодателей, а также споров гражданского общества и властей. Характерная особенность такого решения спора состоит в том, что медиатор сам не принимает участия в выработке решения. Его задача чем-то сродни работе психотерапевта – необходимо усмирить пылающие страсти конфликтующих сторон, чтобы они сами, пойдя на компромиссы, решили свой спор и заключили соответствующее соглашение. К слову, в западных странах, отличающихся выраженной индивидуализацией общества и исторически сложившимся культом прав человека, такой метод вполне может быть эффективным. Утверждают, что в США посредством медиации решается 85% всех гражданских споров. Правда, эффективность её отнюдь не безусловна – в частности, ряд немецких юристов высказывали по этому поводу свои сомнения. Они подчеркивали, что частнопрактикующие медиаторы заинтересованы в искусственном завышении своей эффективности, но предоставить конкретных доказательств не могут, т.к. не имеют права разглашать конфиденциальную информацию о своих клиентах.
Но разве это всё может смутить российских «прогрессоров», взявших на себя тяжелое бремя приведения нашей непутевой страны и населяющего ее непутевого народа в соответствие европейским нормам и стандартами? У нас всё принято делать размашисто и на широкую ногу.
Вводим медиацию – так прямо резко, сверху, не исследовав потребностей рынка и особенностей местного менталитета. Объясняем тем, что хотим разгрузить суды (а точнее, снизить затраты государства на судопроизводство для простых смертных), перенаправив конфликтующих граждан к частнопрактикующим медиаторам. Последние, кстати, согласно нашему сегодняшнему законодательству, не являются предпринимателями, а потому закон о защите прав потребителей их деятельности не ограничивает. К тому же в России нет никаких утвержденных законодательством стандартов проведения медиации. А значит – здесь целое поле для мошенничества и профанации.
Вводим ВП – так сразу до уровня школы, не останавливаясь на собственно юстиции. А что? Большинство криминальных конфликтов происходит в школе (когда будет удобно, вам скажут, что не в школе, а в семье)! А значит, надо для упреждения раздорово распространить практику восстановительного правосудия на сферу образования. Только правосудием это насзывать некомильфо. А вот тут хорошее слово есть – медиация!
Или даже еще лучше – примирение! Происходит интенсивное смешивание понятий. И вот уже даже одно от другого не отличить. Меж тем эта мутировавшая «детская» медиация и медиация в первоначальном, юридическом смысле слова продолжают существовать параллельно.
Так, подводя законодательную базу под работу школьных служб медиации, даже Антон Коновалов, один из «отцов-основателей» и идеологов российской модели ВП и ШСП, отмечает, что принятый в 2011 году законопроект «Об альтернативной процедуре урегулирования споров» никаким образом не относится к медиации (так называемой «медиации» – Л.М.)в детской сфере.
Меж тем, и та, и другая медиации интенсивно внедряются в Пермском крае с подачи и при поддержке Татьяны Ивановны и Павла Владимировича. И та, и другая получают в своем развитии активную моральную и финансовую подпитку из-за рубежа. Возьмем, к примеру, организацию общественный центр «Судебно-правовая реформа», ставшую инициатором и пионером развития в России ВП в отношении несовершеннолетних. Многие труды сотрудников его команды были опубликованы «при поддержке посольства Великобритании». Или, например, вспомним, что в числе официальных партнеров Уполномоченного по правам человека в Пермском крае числится Всемирный банк реконструкции и развития, который в свое время выдал Татьяне Марголиной грант по проекту «Расширение открытости и гражданской активности в районах Пермского края». Важнейшим направлением реализации проекта выступила медиация, а конкретно – медиативные технологии урегулирования споров общества и власти. Кстати сказать, Всемирный банк реконструкции и развития на гранты для Пермского края не скупился: так, в 2008 им были выделены средства на местную судебную реформу, предусматривающую развитие здесь института… всё той же медиации!
Постепенно медиация из юридического понятия превращается в манифестацию некоего способа жизни, транслируемого нашими уполномоченными по правам. Жизни под лозунгом «Надо договариваться!» Эта концепция оказывается весьма близкой к сомнительной и критикуемой сегодня концепции«толерантности», тоже, к слову, продвигаемой Миковым и Марголиной, и так же, как толерантность, стремится выглядить в духе «мы за всё хорошее». Доходит до того, что, сообщая нам о проведении тех или иных переговоров представителей власти с недовольной общественностью, Миков и Марголина во главе угла ставят отнюдь не саму проблему, а медиацию. Учащиеся протестуют против слияния школ? – смотрите, как здорово мы проводим переговоры! Граждане недовольны недостатком мест в детских садах? – следите за работой наших профессиональных медиаторов в этой сфере! Правда, выясняется, что работает этот волшебный способ далеко не везде. Здесь уместно будет вспомнить конфликт АНО «Пермь-36» с властью, учредившей государственный музей на базе бывшей колонии ИТК-36. Тогда представители Администрации Пермского края даже сделали Татьяне Марголиной, взявшей на себя роль медиатора в этом конфликте, публичное замечание, обвинив ее в том, что вместо медиации она осуществляет открытое лоббирование интересов некоммерческой организации.
Однако разве плохо «уметь договариваться», мириться? Чем вредна медиация в гражданской и детской практике? Как юридический инструмент она зачастую невероятно полезна, однако в России её настойчивое навязывание идет вкупе с разговорами о необходимости повышения госпошлин на суды и обязательного прохождения медиации перед подачей иска в суд. При том, что по закону госслужащие не могут быть медиаторами, а значит, в ряду госуслуг медиация фигурировать не будет. В итоге мы имеем очередную попытку государства скинуть с себя социальные обязательства, в очередной раз переложив все затраты на самих граждан – пусть, мол, идут к частникам. Эта тенденция удивительно сочетается с политикой в области образования, ЖКХ и медицины. И именно эту тенденцию с готовностью поддерживают Миков и Марголина, продвигая медиацию, пропагандируя ликвидацию детских домов, защищая «оптимизаторов» от образования, настаивая на развитии сети добровольческих организаций и социально-ориентированных НКО, призванных заменить собой социальную помощь государства. А что? Хотите жить как на Западе – вот и живите! Другое дело, что, как показывает практика, за сохранность бюджета никто из наших правозащитников не беспокоится – они лишь стремятся системно заменить государство (с его «ужасной бюрократией») на гражданское общество (с замечательными, демократичными, активными частными лицами и структурами, правда, очень сильно подсаженными на финансы и коммуникации, тянущиеся из чужих государств).
Куда больше вопросов вызывает лихорадочное внедрение в школах «восстановительного правосудия». Сомнения в безвредности этого метода есть – и немалые. Наши дети буквально становятся мишенью для масштабных социальных экспериментов с непредсказуемым результатом. Однако об этом надо говорить отдельно.
Лариса Магданова. РВС, Пермь.
Еще статьи по теме: Пикантное блюдо под названием «медиация»