Цитата из к/ф «Блокадный дневник». Реж. Андрей Зайцев. 2020. Россия
Фильмы о Великой Отечественной войне в постсоветской России занимают особую нишу. Поскольку эта часть отечественной истории признана общезначимой («скрепной», как любят ерничать некоторые), то можно было бы сказать, что это — продолжение той культурно-патриотической идеологии, которая памятна по временам СССР. Но хотя всё как бы то же (во всяком случае, по вниманию к теме), однако — с обратным знаком. Картины продолжают снимать, апеллируя к святости памяти Великой войны и получая под это щедрое финансирование, при этом идейное содержание полностью вывернуто наизнанку. Российские творцы кино стараются сделать фильмы либо провокационными и антиисторичными, либо же максимально деидеологизированными и лубочными. Что тоже — идеология.
В 2020 году в прокат вышел фильм «Блокадный дневник» Андрея Зайцева, посвященный блокаде Ленинграда. Картина уже успела завоевать главный приз и приз зрительских симпатий 42-го Московского международного кинофестиваля, а также получить премию «Золотой орел» в январе 2021 года как лучший игровой фильм.
Тем не менее фильм вызвал недовольство со стороны блокадников и патриотической общественности еще до выхода: поводом послужила публикация официального трейлера, точнее — его содержимое. Картину сразу окрестили «зомби-апокалипсисом в блокадном Ленинграде». Но не будем забегать вперед и попробуем разобраться, являлся ли этот трейлер чем-то вырванным из контекста и неверно истолкованным, или же фильм и на самом деле не выбивается из ряда уже набивших оскомину постсоветских поделок о Войне, работая на уже знакомом поприще искажения истории?
Сам автор фильма, Андрей Зайцев, заявлял, что сценарий основан на мемуарах советской поэтессы Ольги Берггольц и сборнике «Блокадная книга» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Собственно, и главную героиню картины зовут Ольга. Весь сюжет разворачивается в первую, самую тяжелую блокадную зиму вокруг долгого и трудного пути Ольги к своему отцу на другой конец города. Героиня хочет повидать отца, ибо уже не уверена, сможет ли пережить голод и холод. Фильм посвящен именно быту жителей блокадного Ленинграда, боевых действий и батальных сцен в нем нет.
В самом начале картины зрителю показывают артиллерийскую позицию немцев, ведущих обстрел города. Солдаты вермахта вольготно расхаживают по позициям, все чистенькие и опрятные, а командир батареи вовсе успел жениться и проводит медовый месяц с супругой прямо возле гаубиц — ну просто идиллия! Молодожен предлагает своей суженой самостоятельно выстрелить по осажденному городу, она, постеснявшись для приличия, соглашается. Вместе с летящим снарядом место действия перемещается уже в сам Ленинград. К слову, немцев больше в этом фильме не покажут.
От города возникают двоякие ощущения: с одной стороны, автор попытался изобразить детали быта жителей осажденного Ленинграда, с другой же — сам город выглядит несколько сюрреалистично. Дома оказываются обледенелыми и покрытыми многометровыми сосульками — это при том, что Ленинград постоянно подвергается артобстрелам и авиационным налетам. Да и сами фоны с улицами города выполнены несколько топорно — при движении действующих лиц становится видна их искусственность.
Искусственность… Вот главное ощущение, которое не покидает во время просмотра фильма. Эта искусственность и натянутость чувствуется во всем — в отношениях между персонажами, в постановке сцен, в декорациях. Даже закадровый голос, читающий дневник главной героини, — почему-то мужской, что у зрителя вызывает ощущение диссонанса. Да, видно, что автор пытался взять как можно больше информации из воспоминаний очевидцев, а сам фильм снят в черно-белой гамме, чтобы придать ему более реалистичный, документальный вид. Но в итоге не получилось ни цельной картинки, ни погружения в атмосферу самой страшной блокадной зимы.
Но вернемся к сюжету. Ольга собирает немного хлеба, чтобы отнести его своему отцу. У нее самой недавно умер муж Коля, чье тело так и лежит в квартире, завернутое в простыни. Вынести усопшего Ольге помогает соседка, которой главная героиня отдает ключи от жилища — ведь она уже считает, что домой не вернется. Далее фильм показывает долгий и трудный путь Ольги к отцу — он работает врачом в госпитале.
Не хочется подробно пересказывать фильм, однако нельзя обойти вниманием ряд эпизодов. Например, эпизод у булочной, фрагмент которого и был показан в скандальном трейлере. Идет артиллерийский налет, и пара снарядов падает вблизи очереди. Одной из женщин отрывает руку. Женщина начинает эту руку искать, ведь в оторванной конечности находились заветные талоны на хлеб. Казалось бы, трагичная ситуация — человек настолько изможден голодом, что уже не думает об увечьях, он помнит лишь о возможности выжить, которая связана со скудной хлебной пайкой. Однако в фильме почему-то эта ситуация выглядит карикатурно и фарсово.
Точно так же, как и ситуация с опрокинувшимися санками с хлебом, показанная в трейлере. Та самая, где один из стоящих в очереди хватает буханку и со стеклянными глазами медленно ее пережевывает. Хлеб-то у него, конечно, отбирают и возвращают извозчику, направлявшемуся в детдом. Но сцена выглядит не как трагедия, а как насмешка.
Причем в самой «Блокадной книге» Гранина и Адамовича в ее советском издании, есть похожий рассказ:
«В шесть часов утра мы побежали все за хлебом. Прихожу я в булочную и смотрю — там дерутся. Боже мой! Что же это дерутся? Говорят: бьют парня, который у кого-то отнял хлеб. Я, знаете, тоже начинаю его толкать — как же так ты, мы три дня хлеба не получали! И вы представляете себе, не знаю как, но евонный хлеб попадает мне в руку, я кладу в рот — чудеса — и продолжаю того парня тискать. А потом говорю себе: «Господи! Что же я делаю? Хлеб-то уже у меня во рту?!» Я отошла и ушла из булочной.
— И не получили хлеба?
— Я потом пришла за хлебом. Мне стало стыдно, я опомнилась. Пришла домой и простить себе не могу. Потом пошла и получила хлеб».
Разница, полагаю, видна невооруженным взглядом. В рассказе блокадницы чувствуется боль, переживание, личная трагедия, которая является отображением трагедии общей, наконец, угрызения совести. В сцене из фильма всё совершенно иначе — картинка вроде как есть, а чего-то живого и ценностного за ней не ощущается. И так можно сказать фактически обо всем фильме. С одной стороны, фильм вроде как опирается на воспоминания людей, с другой же — выглядит абсолютно картонным и выморочным, безжизненным. А технические ляпы, несостыковки и анахронизмы это только лишь усугубляют. Зритель видит то занесенный сугробами Невский проспект, по которому с трудом могут передвигаться люди, то — полуторку-труповозку в одном из дворов. Как она туда приехала сквозь заносы? И подобные примеры не единичны. В итоге возникает ощущение нереальности показываемого, что создает стену между фильмом и зрителем, не дает возможности сопереживать происходящему.
Но главный момент, конечно же, не в визуальном воплощении. Я уже упоминал, что немцы появляются только во вступительной части фильма. В самом фильме война отсутствует, в нем просто-напросто нет никакой борьбы, кроме борьбы за личное выживание. Нацистские войска безнаказанно обстреливают и бомбят Ленинград, никакого сопротивления в картине нет. ПВО даже не пытается сбивать немецкие самолеты, по вражеским позициям не бьет ответным огнем советская артиллерия. А ведь очевидно, что ожесточенные бои у самой черты города и военное сопротивление внутри него шли все эти 872 дня блокады. Не будь этого, ленинградцы бы пали духом. А они — не пали, и стойкостью своей помогали бойцам-красноармейцам.
Тут же… если немцев хоть в начале фильма показали, то Красная Армия в картине отсутствует полностью. Обороны Ленинграда будто бы нет, что попросту убивает весь смысл. Зрителю вообще не понятно, ради чего ленинградцы терпят такие страдания и лишения, он не поймет, почему город не сдадут ради спасения их жизней. К тому же, при таком отсутствии в фильме даже намеков на боевые действия, вообще не ясно, почему немцы попросту не войдут в Ленинград.
Зачем вообще всё это? Ведь очевидно, что жители осажденного города не смогли бы пережить тяжелые дни блокады, если бы думали лишь о себе и о личном выживании. В той же «Блокадной книге» одна из блокадниц вспоминает стихи Берггольц, которые звучали по радио и поддерживали дух жителей города: «Потом по радио стали передавать стихи Ольги Берггольц. Это я отлично помню, действительно было здорово, это было под настроение. Это очень встряхнуло от этого животного думания об еде!»
В фильме же ответ на вопрос «зачем?» вложен в уста отца Ольги, до которого главная героиня добралась к концу фильма. Отмечу, что сама сцена выглядит немного «инородной» в сравнении с предыдущими эпизодами. Так вот, отец Ольги говорит прямым текстом, мол, это на нас такое испытание выпало, и если мы его, дескать, не выстоим — то и грош нам цена. Согласитесь, не очень убедительный ответ. Хотя, возможно, это такая новая идеологическая установка. Ведь сказал только что Патриарх Кирилл, что «есть только одно объяснение: была воля Божия, чтобы город не пал <…> нельзя рационально объяснить спасение стольких жизней».
Конечно, можно было бы так и подытожить — что фильм попросту неубедительный, если бы он не затрагивал столь щепетильную и значимую тему: память о героической обороне Ленинграда. Оправдать получившуюся поделку желанием показать именно быт и потери — мол, «человеческую сторону», а не героизм, — никак нельзя. Подобный подход уже был признан несостоятельным в искусстве еще во время Великой Отечественной войны. Напомню, с этим столкнулись авторы знаменитого документального фильма «Ленинград в борьбе» по итогам просмотра рабочей версии кинофильма. Очень точную характеристику ему, актуальную и сегодня, дал второй секретарь Ленинградского горкома ВКП (б) Алексей Кузнецов: «Картина не отражает действительного положения вещей. Она не в тон действительности и борьбы нет, и в таком виде картину выпустить на экраны страны нельзя… Направление взято неправильное. Показываются мрачные стороны жизни, а действительная жизнь, борьба с трудностями, борьба за то, чтобы сохранить город, не показана…»
С таким подходом фильм вообще можно при желании положить в копилку мерзкого тезиса о том, что Ленинград необходимо было сдать нацистам, чтобы якобы спасти жизни людей. Хотя, если режиссер Зайцев опирался на постсоветское издание «Блокадной книги» Гранина и Адамовича, то акцент на страданиях, смертях и горах трупов неудивителен. Собственно, именно новые издания этой книги Даниил Гранин сопроводил аннотацией: «Это была история не девятисот дней подвига, а девятисот дней невыносимых мучений». Ну так, мучения в фильме и показаны!
Поэтому картина прекрасно ложится в уже сложившуюся линейку кинопродукции о Великой Отечественной войне, выпущенной за перестроечные и постперестроечные годы. Война с памятью о великом подвиге ведется уже не топорными методами, а заворачивается в красивую обертку, сопровождаемую благими пожеланиями сохранить память для поколений. И, само собой, зритель «западает» на эти эксплуатационные фильмы, потому что именно память для него является святой. Но в итоге получает лишь очередную поделку о беспросветных ужасах и страданиях, а не о героическом подвиге своих предков. Он — выплеснут с водой якобы «ненужной героизации». Тогда как на самом деле ленинградцы потому и совершили подвиг, что преодолели нечеловеческие страдания ради спасения города и победы в Великой войне.