Мы входим в фазу глобального государства, где все правила игры меняются, и теперь главным является принцип «цель оправдывает средства»
Прошло почти 20 лет с принятия планов ОБСЕ по поддержке гендерного равенства и закрепления их в Стамбульской конвенции. Теперь можно серьезно и критически проанализировать результаты внедрения новой глобальной идеологии в национальные законодательства и оценить последствия воплощения этих планов в реальность.
Испания, где я проживаю более тридцати лет, — прекрасный пример такого внедрения, т. к. является, по сути, полигоном по отработке «гендерной» переориентации общества. Для начала, поговорим об испанском законодательстве против домашнего и гендерного насилия. Оно меняется теми же методами, как и при внедрении так называемой ювенальной юстиции — путем передачи судебных функций административным органам, социальным службам и НКО в рамках межведомственного взаимодействия. Тем самым нарушаются как права «спасаемых», так и тех, кто внесудебно определяется «преступником».
Примечательно, что во всех международных документах говорится о женщинах и мужчинах как о двух разных видах, как будто бы между ними нет ничего общего. Более того, их противопоставляют друг другу, утверждая, что женщина — это жертва по определению, а мужчина, следовательно, — угнетатель.
Уже звучат голоса многих женских организаций, которые считают подход, выставляющий женщину как жертву, по определению унизительным и разрушительным для самих женщин. Также женщины неоднократно жаловались на то, что внедряемая «модель» женщины зачастую противоречит интересам реальных женщин, которых никто не спрашивает, и которые считают семью и материнство, а не только карьеру, основой своей самореализации в жизни.
Главное во внедрении гендерных и ювенальных подходов не помощь женщине или детям, а разрушение института семьи и государственных правовых институтов. Создается параллельная судебной структура, которая уже не гарантирует гражданам страны соблюдение их прав, таких, как право на справедливый судебный процесс и презумпцию невиновности. При этом законы опираются на международные конвенции. Поскольку в правовом государстве невозможно принять такие законы, применяя обычные демократические методы — ведь эти законы не выдерживают серьезной критики и грубо нарушают Конституцию, то возникает вопрос: кому и зачем это надо?
Итак, Испания. Закон о домашнем насилии был принят в 2003 году, а закон о гендерном насилии в 2004-м, и уже видны результаты.
В определении мотивов закона 1/2004 от 28 декабря «Меры комплексной защиты от гендерного насилия» указывается, что «гендерное насилие не является проблемой, затрагивающей частную сферу». При этом закон регулирует отношения между состоящими в близких отношениях людьми. Т.е. сразу постулируется, что семейные дела не являются более частной сферой, и в них могут вмешиваться разного рода службы, которые поддерживают одного члена семьи против других, вместо того, чтобы максимально гармонизировать семейные отношения через культурную политику. Далее говорится, что «это насилие направлено против женщин по самому факту их принадлежности к женскому полу, поскольку они рассматриваются агрессорами как лишенные минимальных прав на свободу, уважение и способность принимать решения». Из чего априори следует, что мужчина является насильником тоже просто по факту принадлежности к данному полу. И на практике при рассмотрении дел с недостаточными уликами принадлежность к мужскому полу, действительно, выступает как отягчающее обстоятельство.
С самого начала была развернута беспрецедентная информационная кампания вокруг тем гендерного насилия. Щедро финансируемая социальная реклама охотно поддерживалась основными СМИ и создала атмосферу настоящей гендерной истерии в обществе. Вся страна обсуждала частные случаи насилия, которые, конечно, непростительны, но не могут быть обобщены и спроецированы на все общество. Тем самым происходит программирование, и уже на этой стадии создается отчуждение супругов друг от друга, детей от родителей.
К этому добавилось размытие критериев гендерного насилия, когда к физическому насилию добавили психологическое, экономическое, моральное и сексуальное (заметим, что речь идет о семейных парах).
Уже невозможно стало вдумчиво и внимательно разобраться в том, кто реально является жертвой насилия, а кто нет. Что, опять же, пошло только в ущерб настоящим жертвам насилия, которых стали, как и других, подозревать в подаче ложных заявлений.
В результате, по информации Центрального регистра по защите жертв семейно-бытового и гендерного насилия, основанной на данных Министерства юстиции Испании, в суды поступает около 130 тысяч заявлений в год, и только в 30 тысячах случаев необходимы какие-либо меры защиты.
Не все суды (все же традиционно ориентированные на соблюдение юридических норм) готовы считать все случаи обращений о гендерном насилии заранее подтвержденным фактом. Это подтолкнуло новое социалистическое правительство к решению расширить перечень лиц и организаций, уполномоченных определить статус жертвы гендерного насилия для оказания ей «помощи» и передать функции суда в руки чиновников. Причем это вполне может осуществляться и против воли самой женщины, так как в Стамбульской конвенции прописывается, что ее заявление или желание давать показания не обязательны.
3 августа этого года Королевским декретом-законом 9/2018, т. е. без обсуждения в конгрессе и сенате, были внесены поправки в закон 1/2004 о «Мерах комплексной защиты от гендерного насилия». К существовавшему ранее положению о том, что статус жертвы определяется судебным приговором и постановлением о необходимости принятия мер защиты или прокуратурой, теперь добавлено, что ситуации гендерного насилия также могут быть квалифицированы отчетом социальных служб, специализированных служб и служб помощи жертвам гендерного насилия государственной администрации или любым другим компетентным органом...
Для присвоения статуса жертвы гендерного насилия, а стало быть, и назначения «преступника», теперь будет достаточно только отчета социальных служб или других «компетентных» органов.
Административный отчет соцслужб, который не может быть обжалован, приравнивается к судебному решению. Т.е. это решение не подлежит юридическому или судебному контролю! При этом процесс признания женщины жертвой (следовательно, и определение правонарушителя) никак не формализован и не описан. Административный отчет не предполагает его подтверждения каким-либо судебным процессом. Это может стать серьезным нарушением множества положений Конституции. Например, затронуть такие незыблемые вещи, как презумпцию невиновности, право на честь, на опекунство, право на судебное разбирательство, право на защиту, правовую безопасность, запрет на злоупотребление административными полномочиями и даже конституционное требование о контроле над государственными расходами...
Декретом-законом также были внесены изменения не куда-нибудь, а в сам Гражданский кодекс, что беспрецедентно. Под предлогом регулирования предоставления психологической помощи детям, в Гражданский кодекс одновременно внесены размытые и двусмысленные формулировки для определения виновника. Такие, как atentar contra el otro progenitor (т. е. за попытку нанесения физического вреда, моральной неприкосновенности, свободы, нравственной неприкосновенности или сексуальной свободы или неприкосновенности) или iniciado un procedimiento penal (в случае, если открыто уголовное дело). Т.е. еще ничего не доказано, но отец уже ограничивается в родительских правах и получает соответствующее социальное клеймо «гендерного преступника»!
Эти размытые формулировки, конечно, были бы исправлены путем поправок, если бы закон принимался нормально, через внесение законопроекта и его обсуждение в конгрессе. Но, к сожалению, этого не произошло, т. к. речь шла о королевском декрете. 4 сентября, на первой же сессии после каникул, который совпал с последним днем предусмотренного статьей 86.3 Конституции тридцатидневного срока для его одобрения, конгресс утвердил текст декрета-закона ровно так, как он был опубликован правительством 6 августа.
Поясняю: все дело в том, что королевские декреты-законы утверждаются целиком в едином акте, без возможности внесения каких-либо правок или их частичного одобрения. Т.е. либо «да», либо «нет». Это исключает возможность рефлексивного анализа по статьям и исправления размытых или двусмысленных формулировок или неконституционных положений. Исправить или улучшить его невозможно. Что уже затрагивает и принцип разделения властей.
Вот мнение адвоката, профессора гражданского права в университете UNED Вероники дель Карпио Фиестас: «Хорошо известно, что есть привычка принимать королевские декреты-законы (в других областях, но никогда в Гражданском кодексе!) в период отпусков, когда у вас есть, что скрывать, или когда вы не хотите, чтобы закон был углубленно проанализирован. ... Мы сталкиваемся с нечистоплотным использованием королевского декрета-закона по причине того, что он не выдерживает серьезного юридического обсуждения».
По мнению юристов, содержание и форма принятия этого закона так глубоко неконституционна, что это небезопасно. «Абсолютно никакая цель или предметная проблематика не позволяет ни правительству, ни законодателям нарушать основополагающие принципы Конституции и верховенства закона, как бы ни были похвальны их мотивы, и борьба против гендерного насилия не является исключением, потому что исключений тут не существует и не должно существовать. Бесспорный социальный долг юристов состоит в том, чтобы заявить об этих нарушениях... независимо от идеологической направленности правительства и цели изменений, и даже если мы разделяем эти цели. Как раз потому, что мы их разделяем ...»
Мы много лет наблюдаем, как «спасают» детей. Слышали об этом и тут, на площадке ОБСЕ. Теперь таким же образом «техники» администрации будут спасать от гендерного насилия и женщин. То есть семью как основу стабильности государства будут уничтожать уже не только психологически, но и физически. Причем отказаться от такого «спасения» будет уже невозможно.
Итак, 18 лет внедрения «стамбульской» политики в отношении гендерного насилия только создало еще больший хаос и коллапс системы.
Хотелось бы также обратить внимание уважаемого правозащитного сообщества на мнение многих политиков и активистов из разных стран о том, что в решения и действия Социальных служб или Служб защиты детей, а теперь и женщин, не может вмешиваться ни один политик или партия. Говорится о том, что эти структуры действуют как государство в государстве. А если это так, то это уже вопрос государственной безопасности.
Так и надо сказать народам, что с демократическим правовым государством и принципом верховенства закона, а также с суверенитетом стран — покончено! Мы входим в фазу глобального государства, где все правила игры меняются, и теперь главным является принцип «цель оправдывает средства». Что речь — о разрушении всех имеющихся государственных институтов, а также института семьи. Надо сказать это честно и спросить людей на референдумах, хотят ли они этого. Это было бы демократично. В обратном случае происходящее не имеет ничего общего с демократией.
Вера Родионова