В конце сентября на православном портале о благотворительности и социальной деятельности Милосердие.ru появилась запись лекции Екатерины Мень «Включи меня: 58 млн. детей не учатся ни в какой школе». О Екатерине написано, что она «член общественного совета при министерстве здравоохранения РФ, президент АНО «Центр проблем аутизма», журналист, издатель и мама ребенка-аутиста». Хочется немного обсудить лекцию и заочно подискутировать с Екатериной.
Основной целью лекции Екатерины была пропаганда инклюзивного образования (совместного обучения всех детей: здоровых, с диагнозами, инвалидов, с девинатным поведением и т.д.), но лектор начала издалека и к самому инклюзивному образованию перешла только под конец и уже, к сожалению, очень коротко.
Начала Екатерина с примера, описывающего своего одноклассника, который был эрудит-гуманитарий, но имел очень плохой почерк. В школе ему это прощалось, но когда он поехал поступать учиться на инженера, то никто не смог прочитать его сочинение, и поэтому он не поступил. Пример, как мы видим, вроде бы не относится к инклюзивному образованию – мальчик учился в общеобразовательной школе. Но Екатерина смотрит глубже, она выступает против формальных барьеров как таковых:
«я начинаю с этого, потому что <…> (люди), которым ты симпатизируешь, и которые по какой-то <…> мелкой недостаточности не смогли самостоятельно определить свой путь, а этому их выбору помешали какие-то <…> формальные барьеры».
То есть, не важно, как бы этот инженер с неразборчивым почерком смог бы работать по своей профессии. Кто бы понимал его записи и чертежи? Долой формальные барьеры!
Кстати, этот прием у пропагандистов инклюзивного образования мне уже хорошо знаком. Приводится пример совсем не по теме инклюзии (или пример физической инвалидности), а потом делается обобщающий вывод, что таким образом мы угнетаем всех детей.
Далее Екатерина ссылается на различные документы ЮНЕСКО (международной организации, которая под благими предлогами продвигает в развивающиеся страны сексуальное просвещение дошкольников, «толерантность» и т.д.), а также на проблемы стран, где образование является не всеобщим. И 58 млн. детей, которые не учатся в школе (заголовок статьи) – это общая цифра всех детей по всему миру от 6 до 11 лет. Я это число не проверяла. Но опять же вопрос, как это объясняет необходимость введения инклюзии у нас в стране? У нас пока что (!) образование всеобщее. И если есть проблема в нашей стране с детьми, которые не ходят в школу (а она есть), то нужна российская статистика.
Но вот Екатерина цитирует слова Флоранс Мижон (образовательный эксперт ЮНЕСКО), которая сообщила, что «Детская инвалидность – самая массовая причина образовательной эксклюзии». То есть перед этим нам рассказывали про детей в Африке и про цыган, которые имеют культурные и финансовые трудности, а теперь инвалидность стала самой массовой причиной того, что дети не ходят в школу. Причем, я с этой причиной соглашусь, но только для России. У нас в стране, наверное, это одна из основных причин. Но посмотрите, какая манипуляция – сперва миллионы бедных детей в Африке, а потом проблема инвалидности.
Затем Екатерина высказывает мысль, что необученные инвалиды обходятся обществу в результате дороже, чем их дорогостоящее обучение в детстве. И я совершенно с Екатериной согласна! То, что страна не может организовать достаточное коррекционное образование и совместное дополнительное образование – это позор. Но это моя мысль, а не автора лекции.
Далее Екатерина уходит в историю, в частности почему-то в американскую историю. Вообще, на протяжении всей лекции видно, что в вопросах чужой истории и чужой статистики лектор ориентируется хорошо. Видимо, тщательно изучались документы ЮНЕСКО. Высказывается мысль, что мы сейчас находимся по инклюзивному образованию примерно в 80-х годах англосаксонского мира. Не знаю. Знаю только, что у нас работа с инвалидами велась по другому пути и сравнивать это очень сложно.
И вот наконец, чтобы окончательно поразить слушателей и склонить их к инклюзивному образованию, Екатерина приводит сравнение имеющихся у нас сегодня психолого-медико-педагогических комиссий (ПМПК) для детей-инвалидов с фашистскими комиссиями, которые принимали решение об умерщвлении психических (и не только) больных. Екатерина живописует фашистский садизм (тут развернуться можно) и рассказывает, как принималось решение об умерщвлении: «Никогда в жизни практически ни один эксперт, который отмечал в этой анкете, он ставил либо красный плюс, который означал, что человека нужно подвергнуть эвтаназии, либо синий минус, который означал, что можно оставить в живых, вот перед тем, как поставить этот плюс или минус, ни один из экспертов никогда в жизни этого больного человека не видел, он работал только с бумагами». И психолого-медико-педагогическая комиссия работает тоже только с бумагами… Такие вот фашисты.
Хочет ли Екатерина сказать, что если бы фашистские эксперты работали с людьми, то умерщвлений было бы меньше или их не было бы вообще? Может все-таки у немцев это было обусловлено фашистской идеологией? Или Екатерина хочет предложить другой метод работы наших ПМПК? Да, именно. Этот метод – радикальное уничтожение комиссий: «в процессе инклюзии, реальных инклюзивных процессов это институция, которая не представляет никакой ценности, а возводит только барьеры».Коррекционного образования так же не должно быть вообще.
Параллельно с этим критикуется система Выготского, которая вытеснила систему Кащенко только потому, что Выготский был коммунистом. Мягко говоря, большая натяжка.
После этого слушатели не выдерживают и пытаются вопросами вернуть Екатерину к инклюзивному образованию и нашим дням. Тогда лектор ссылается на исследовательский центр по инклюзивному образованию в Бристоле (Великобритания), который работает с 86-го года. Согласно данным этого центра, не существует никаких доказательств, подтверждающих, что раздельное школьное обучение имеет какие-либо преимущества перед нераздельным. «Это все такие досужие неквалифицированные разговоры, которые в итоге превратились, вроде бы как, в компетентное мнение». Целая плеяда исследователей-дефектологов после такого заявления нервно курят в сторонкеподвязывают челюсть платком. То есть они, по мнению Екатерины, (и международных организаций?), для доказательства того, в чем можно убедиться с помощью мысленного эксперимента, должны были ставить опыты на детях с риском ухудшить качество образования их здоровых детей.
Из зала задают вопрос, есть ли доказательства, что инклюзия для здоровых детей полезнее. Екатерина, отвечает, что да, есть. И далее приводит минусы коррекционного образования, которые конечно же существуют, никто их не отрицает. Но это вместо того, чтобы живописать удачные эксперименты инклюзии.
Но все же чуть позже Екатерина отвечает на вопрос: «общеобразовательные школы, которые становятся инклюзивными, они, в принципе, вынуждены переходить на более гибкий, более творческий педагогический подход, и в качестве, естественно, преимуществ, это распространяется на здоровых детей». Перед этим она рассказывала, как во Вьетнаме множество детей не училось в школе, так как не могли «потянуть» программу, а когда программа стала гибче, то дети пришли в школу. Напрашивается вывод, что гибкость – это не что иное, как снижение образовательной планки. Потому как если под каждого индивидуального ребенка «прогибаться», то непонятно, как знания детей оценивать, по какой шкале (шкалам)? Да и другие проблемы появляются. А если снижать планку образования, то как будут развивать страну люди, которые обучились по сниженной программе согласно «гуманистической» инклюзивной идеологии? Все равно большая часть инвалидов сможет приносить минимальную пользу обществу, кто же будет их кормить? Но Екатерина утверждает, что качество образования при инклюзии повышается.
Наиболее интересно было бы послушать об опыте инклюзии, в котором участвует сама Екатерина уже третий год. Но она об этом говорит очень поверхностно.
И под конец начинает объяснять принципы инклюзии. Мне было интересно, но информации мало. Основной тезис, что инклюзия должна быть для всех, не должно быть выборочной инклюзии. Она в этом случае перестает быть инклюзией.
Вместе с инклюзией должен быть развит аппарат «парапедагогов», как их назвала Екатерина: «К парапедагогам мы относим, безусловно, тьюторов и относим еще какой-то персонал <…> могут быть какие-то психологи, может быть какой-то педагог-организатор, то есть когда какая-то досуговая деятельность осуществляется. То есть любые медиаторы, которые участвуют в инклюзии – это, в общем, так мы называем парапедагогами». В этом случае об удешевлении инклюзивной системы по сравнению с коррекционной нет речи. А наше образование стремится к удешевлению. Как это совместить?
Далее Екатерина описывает модель инклюзивного образования как она должна быть, ее идеологическую сторону. Приводить цитаты не буду, это все можно прочитать или прослушать по ссылке.
На последних слайдах, Екатерина показывает различные изобретения, сделанные для инвалидов, которые можно использовать и в других сферах. Этим она пытается доказать пользу инклюзии? Ведь лекция об инклюзии. Мне кажется, что этим только можно доказать полезность инвалидов в обществе и необходимость гуманного к ним отношения.
В целом, описанная Екатериной теоретическая модель инклюзии мне понравилась. Пишу это, закрывая глаза на описанный мною кривой подход в лекции к самому главному. Часто просто неприлично кривой подход. Но вот сама мысль о том, что все равны и помогают друг другу в обучении и социализации, мне нравится. Также я понимаю, что при описанной инклюзии необходимо коллективное строительство в школе, чем сейчас никто практически не занимается. И вот тут как раз выходит на первый план то единственное возражение против инклюзии. Оно состоит в том, что имеющееся на данный момент общество в России (за другие страны я говорить не буду) не может включить в себя на всех уровнях (в образовании в том числе) детей или людей, которые не вписываются в средний уровень, а находятся ниже него. Не может включить без урона для системы и общества. Такие включения необратимо приведут к деградации систем (например, образования), снижению планки. Финансирование в образовании у нас подушевое, оно не предполагает оплату различных «флуктуаций» в образовании, а значит по нескольку дополнительных педагогов в школах к детям-инвалидам приставлены не будут. Да что там! В школах даже не могут проконтролировать продажу легких наркотиков, таких как спайс. То есть инклюзия – это благие намерения, которые в данной ситуации являются дорогой в ад.
Идеологическую поддержку разрушения коррекционного образования (и образования вообще) под эгидой всеобщего равенства осуществят такие вот энтузиасты вроде Екатерины. У меня даже нет сомнений, что Екатерина совершенно искренне хочет создать справедливое общество с помощью инклюзии. Но вот источники ее информации и соотношение с реальностью оставляют желать лучшего.
Анастасия Большакова. РВС.