Константин Трутовский. Сельская учительница (фрагмент). 1883
Эту историю генералу Виктору рассказала его дочь. Мать одной из студенток музыкального училища в Москве, Анна, преподавала в школе в областном центре.
В эпоху интернета, мессенджеров и корейских мультфильмов ученики почему-то по-старому любили ее. Громко здоровались, встретив на улице, приходили к ней домой.
И она, как делали раньше и как никто уже не делал сейчас, приходила домой к проблемным ученикам, разбиралась, в чем дело.
Анна родилась в деревне и хорошо понимала: если неблагополучный ребенок почувствует малейший запах формализма, на что-либо надеяться бесполезно. Он будет «раскручиваться» против тебя все сильнее.
Дети из трудных семей слушали ее на уроках литературы, сжав зубы. Они привыкли распоясываться на других занятиях и хотели делать то же самое на ее уроках, но что-то их удерживало.
Один парень, дважды остававшийся на второй год Сергей, сын наркоманов, в какой-то момент даже понял, что — и сказал одноклассникам:
«Потому что ее боль больше нашей».
Может, это была и останется единственная человеческая мысль Сергея за всю его жизнь. И совершенно непонятно, как она к нему пришла, и тем более — как ему удалось ее выразить.
Сергей был прав. Как немалой части российских женщин ее возраста, Анне довелось пережить и не прекращавшееся никогда безлюбие, и обманы, и тяжелейшие смерти близких людей.
Но она несла в себе тайну, которая не только не позволила бедам сломить ее, но помогла перемениться той единственной переменой, которая превращает человека в незаменимого для других — когда он становится свободным от бесконечного внимания к себе и вообще излишней заботы о неважном.
И эта незаменимость Анны получала подтверждение каждый день.
В один из таких дней класс с детьми с окраин областного центра все-таки вышел из-под контроля и отдался привычной стихии.
Как раз Сергей включил на уроке магнитофон, и дети впервые перестали слушать свою учительницу, которую до того слушали, хотя и почти не понимали.
Криком, похожим на крик роженицы, Анне Владимировне удалось заставить их замолчать. Но дальше нужно было чем-то продолжить.
Со средневековым пылом она обрушилась на малолетних наполовину преступников.
— С этой музыкой с ударами по бочке, скрежещущей, с вашим битьем мотоциклов, пьяными выходками вы играете со смертью. Потому что не знаете, что с ней делать. Вы, подростки, поняли, что она есть, а как ответить, не знаете. Но гордитесь, что поняли, и всем показываете. И говорите: «Давайте с нами в гибель!»
Caroline van Deurs. Не по годам. 1914
Анна и от себя не ожидала этих слов, и понимала, что они очень сложные для восьмого класса, тем более такого, который по своему умственному и «душевному» развитию с трудом дотягивал и до третьего. Но дети затихли гораздо сильнее, чем после ее крика.
Через полминуты тишины один из парней подал голос:
— Анна Владимировна, расскажите еще.
Она вдруг поняла, что ей удалось напугать их больше, чем той смерти, о которой они во всех подробностях узнали из интернета и телефонов.
Но тут же Анна почувствовала себя словно виноватой: ведь показав луч надежды, нельзя моментально лишить его.
Бабушка, которая ее воспитывала, танцевала лучше всех не только в деревне, а и во всем районе. И в советские годы ее постоянно звали на конкурсы, в том числе в Москву.
А ее научила танцевать в раннем детстве, еще до войны, ее бабушка.
В этих движениях совершенно не было вычурности. Они были едва заметны, однако требовали включения всего тела.
Родившаяся в конце XIX века бабушка Лида начинала как-то медленно топать, потом постепенно расходилась, всё сильнее и сильнее. К топоту добавлялись волнообразные движения руками, постепенное вращение — и в какой-то момент она становилась похожа на березу, попавшую под сильный ветер.
Ее внучка и бабушка Анны Владимировны так и говорила уже своей внучке: «Наблюдай за деревьями, когда ураган». А они часто случались в мае-июне в области.
Анна не танцевала лет десять. Собственно, единственным местом, где ей приходилось это делать, была деревня, куда раньше ей время от времени удавалось приезжать, пока были живы родители.
Вкратце рассказав о том, чему ее научили, она попросила ученика найти в соцсети одну южнорусскую песню под гармонь и ложки с трещотками и стала легонько притопывать.
Класс смотрел завороженно.
Отсутствие «практики» у Анны компенсировалось в тот момент неизвестно откуда взявшимся большим напряжением.
Неизвестно откуда — потому что подумать — так она легко могла уйти из школы и пойти в другую, более благополучную. В конце концов, сменить профессию, как сделали многие ее знакомые по пединституту.
В какие-то моменты Анна понимала, почему так живет — тоже ведь для себя. Потому что только эта необходимость постоянно поддерживать внутреннее напряжение могла утолить боль. И стоит этому напряжению снизиться, как боль разорвет ее.
Это и было смыслом танца, исполненном перед учениками. В какой-то момент она уже забыла, кто она, какие имеет фамилию, имя и отчество, социальное положение и достаток.
На несколько минут Анна стала той самой березой, уничтожаемой и не уничтоженной бурей.
Береза хочет жить и потому танцует.
Аркадий Рылов. Зеленый шум. 1904
В класс сбежались чуть ли не со всей школы. Под конец танца пол трясся так, что, казалось, уже не новое здание этого не выдержит.
А у самой Анны было впечатление, что на эти двадцать минут ей удалось отогнать насевший на ее учеников мрак, с интернетом, наркотиками и жуткой жизнью в жутких семьях.
Она дышала не тяжело. Наоборот — как-то просветлела, без спешки надела обувь и стала спокойно рассматривать собравшихся.
— Ничего особенного, — сказала она, чтобы вывести зрителей из ступора. Это южный танец, которому научила бабушка. Раньше исполняли во время посевной.
И ученики чувствовали, что хищный интернет и всё прочее хищное, как будто отошли на шаг — от ярости ее танца.
И они, мечтавшие быть, как бандиты из фильмов и сериалов, которые они смотрели, даже и думая взять в руки книгу, были вынуждены считаться с показанным.
Они уже хотели быть похожими на Анну Владимировну. Потому что интернет и все, что они любили, только подслащал пилюлю горькой и малоперспективной жизни, а здесь намечался выход.
Юрий Высоков
Продолжение следует