«Какие же вы все патриархальные!»
Фрэнсис Пикабиа. Чета монстров. 1924–1927
Время, когда мы проводим социологические опросы, нервное, трудное и — замечательное. С одной стороны, всегда приходится сталкиваться с самым тяжелым зрелищем современности — с людской апатией, неверием в себя. А с другой, обязательно случаются разные встречи, столкновения мнений, дискуссии. Они помогают лучше понять природу современных человеческих отношений, человеческого бытия.
Нынешний опрос об отношении граждан к теме семейного насилия и к закону, который пытаются протащить в Госдуму якобы для борьбы с насилием, не стал исключением. Опрос еще не закончился, а поводов для размышления уже немало. Опишу одну из встреч.
Прохожу электричку, вагон за вагоном, раздавая людям анкеты. Время довольно позднее, люди едут уставшие, большей частью равнодушно взирают на мои попытки достучаться до них. В очередном вагоне прямо у входа сидит девчушка, на вид лет 18. Приятное круглое личико, распахнутые серые глаза за очками с круглыми стеклами. Как только услышала мой призыв поучаствовать в опросе, встрепенулась, спросила, что за анкета. Взять ее с возмущением отказалась. Сразу стало понятно: в теме и «на противоположной стороне баррикад».
Возьмите, говорю, почитайте, можете не заполнять. Передумала, взяла и анкету, и ручку.
Я прошел до конца вагона, раздавая анкеты желающим, вернулся в начало. Девчушка подходит. Сходу:
— Ваша анкета манипулятивная, в ней неправильно написано.
— Что неправильно?
— Вот, в этом вопросе — тычет пальчиком в 18-й вопрос.
— А что не так?
— Он манипулятивный, тут неправильно написано.
— А конкретно? Что не так написано?
— А Вы считаете, что в Уголовном кодексе есть статьи против насилия?
— Конечно. Например 115-я — «Причинение боли с причинением вреда здоровью», 116-я «Причинение боли без причинения вреда здоровью», 117-я…
— Нет, Вы считаете, они защищают?
— Да, по ним осуждают.
— То есть Вы считаете, что насилия над женщинами не бывает?
— Бывает, и оно меня возмущает.
Девушка растеряна и ищет, за что уцепиться.
— Вы знаете статистику?
— Да, я знаю статистику по семейному насилию и знаю, что когда заявляют про 14 тысяч убитых в семьях женщин за год, это ложь. На самом деле в прошлом году в быту было убито около 250 женщин… Но те меры, которые предлагаются в законе «О профилактике…», не помогут этим женщинам.
Разговор продолжается некоторое время. Девушка не сдается. Пытается рассказать, что во всех «нормальных странах» такие законы приняты и работают. Интересуюсь, считает ли она нашу страну ненормальной?
— Не надо цепляться к словам!
Хорошо, не цепляюсь, рассказываю, что такие законы нигде не работают и статистика это показывает.
Тем временем атмосфера вокруг меняется. Даже те, кто сперва равнодушно отнесся к моему предложению поучаствовать в опросе, пробудились и прислушиваются к дискуссии. Заполнявшие анкету отрываются и поддерживают парой фраз мою позицию. Девушка чувствует настрой окружающих и внезапно реагирует: «Какие же вы все… патриархальные!» Она уже чувствует, что проиграла, но не хочет сдаваться. Аргументов нет. Она кусает губы и вдруг… как расплачется!
Я начинаю успокаивать девушку и понимаю, что ее позиция совершенно искренняя. Она свято верит в то, что говорит, а все мои призывы спокойно разобраться в той же статистике (про которую она же первая и спросила) — не по адресу. Потому что эта девчушка, совсем неглупая, очень неравнодушная, уверен — честная, живет в мире мифов. И дело не только в нашем образовании, которое уже не дает цельного взгляда на мир и не учит критическому отношению к информации.
Ведь если разобраться, девушка почему-то видит корень проблемы (то, что женщин вообще бьют, — а она убеждена, что это происходит массово) — в патриархальном укладе жизни, который она воспринимает как некий атавизм. По-видимому, ее совершенно не смущает то, что современные феминистки пропагандируют возврат к матриархату, то есть к совсем уж древним допатриархальным временам! А поскольку любая такая система отношений не может быть построена исключительно на каких-то рациональных вещах, феминистки адресуются к религиозным основам того времени. В первую очередь, к культу Великой Матери, которая — в любой из ее ипостасей, от Кибелы и Госпожи зверей до Кали — была очень жестокой и кровавой богиней, требующей принесения человеческих жертв. Не случайно современные феминистки называют себя потомками ведьм, а самые большие феминистские демонстрации проходят в Мадриде, на площади Кибелы.
Но девушка-феминистка не одинока в своих заблуждениях.
Другая встреча: молодая чеченская пара. Очень живые и неравнодушные. Парень сразу уверенно тянет руку за анкетами: «Дайте нам две». Даю. Он тут же отдает обе жене: «Заполняй, ты лучше в этом понимаешь». Девушка начинает заполнять, а парень предлагает поговорить о подоплеке вопроса. Прошу отложить разговор, чтобы моя позиция не повлияла на их ответы, и иду дальше по вагону, раздавая анкеты. Затем возвращаюсь, дожидаюсь окончания заполнения и спрашиваю: какая у супругов позиция по отношению к закону?
— Надо принимать!
— Почему?
— Женщины слабее мужчин, их защищать надо! Чтобы не били. У нас вот случай был. Один мужик свою жену избивал. Так соседи пришли — трое парней, спортивные, поговорили — больше не бьет!
— Значит, безо всякого закона справились?
— Без закона, но закон все равно нужен, чтобы лучше защищать.
Объясняю, что название закона может не соответствовать его содержанию, и предлагаю посмотреть запись выступления Зарият Ахбаевой, ингушской общественной деятельницы. Парень слушает, как общественница рассказывает о том, что этот закон «взорвет» Северный Кавказ, и лицо его вытягивается.
Еще раз говорю, что название закона не обязательно тождественно его содержанию и что предлагаемый закон от побоев как раз не защищает. Оставляю пару в задумчивости.
За этими историями вырисовывается общая картина дезориентированности и растерянности. Современная демократия подразумевает активное участие граждан в политической жизни, причем люди должны не просто проявлять свою гражданскую позицию, но делать это зряче, осмысленно, анализируя информацию.
Но данный принцип существует лишь на уровне деклараций, а на практике мы видим противодействие этим процессам осмысления через манипуляции общественным сознанием. Причем манипулируют отнюдь не только различные НКО и иностранные агенты, но и подконтрольные государству средства массовой информации. Как иначе объяснить, например, бесконечно раздуваемые на центральных телеканалах и в газетах эксцессы, так или иначе связанные с семейным или бытовым насилием?
Результатом такой политики является та самая дезориентация, которая позволяет принимать антинародные по своей сути законы, избегая широкого народного возмущения. Обман вскрывается позже, когда законы начинают действовать. Как это произошло, например, с пресловутой пенсионной реформой, в необходимость которой всё меньше верят даже те, кто изначально не возражал против ее введения.
В долгосрочной перспективе обман неизбежно обернется тотальным неверием народа в благость государственной машины (которую граждане склонны отождествлять с государством) и, как следствие, отпадением народа от государства. Чем это чревато для России, мы знаем на примерах 1917 и 1991 годов. Вот только теперь разрушение связей между народом и государством может обернуться окончательным крахом России.