...Он награжден Золотой медалью имени Льва Толстого. Ее присуждает Международная ассоциация Детских фондов «за выдающийся вклад в дело защиты детства». За этой формулировкой следуют небывалые слова: «За блистательный личный пример детям-инвалидам всего мира, за выдающийся пример преодоления»
...В его доме почти целую стену занимают брайлевские тома «Капитала» Маркса.
...В большой комнате висит цветной фотографический портрет, где он — в черной докторской мантии. Портрет окантован под стекло вместе с дипломом почетного международного доктора гуманитарных наук Саскуэханнского университета (штат Пенсильвания, США). Но сам почетный доктор никогда не видел и не увидит свою фотографию и американский диплом.
...В его доме часто звонит телефон — у людей очень много вопросов к нему.
...Его квартира оборудована светозвуковой сигнализацией, подключенной к электрическому звонку входной двери.
Этот человек обладает всемирной известностью — доктор психологических наук, профессор Александр Васильевич Суворов.
Новым поколениям приходится вновь рассказывать о четверых воспитанниках Загорского детского дома для слепоглухонемых детей (теперь это Сергиево-Посадский реабилитационный центр). Они поступили на психологический факультет Московского государственного университета и блестяще окончили его. Сергей Сироткин, Наталья Крылова, Юрий Лернер, Александр Суворов. Случай, впрочем, не внезапный — с ребятами работал профессор Александр Иванович Мещеряков. До него в отечественной тифлосурдопедагогике (так называется специальная педагогика сферы слепоглухонемоты) был Иван Афанасьевич Соколянский.
...Мы учились в МГУ почти в одно и то же время (я – на факультете журналистики). Четверка слепоглухих психологов была легендой. О них много рассказывали в печати, на радио, по телевидению. Тогда не довелось с ними познакомиться, но отличала каждого, следила за их успехами, собирала публикации.
С Суворовым мы впервые увиделись в Москве, в Детском ордене милосердия. Он пришел вместе со своим секретарем-тифлосурдопереводчиком, чтобы договориться о поездке в наш лагерь. Через несколько дней поезд уже вез детей и вожатых в теплый крымский город.
В наше купе постучали, и вошел Суворов с переводчиком Володей:
— Можно? Вот мы и к вам добрались! А я тут все вагоны, в которых едут наши дети, обхожу.
К клетчатой рубашке Суворова были прикреплены шнурки с двумя пластмассовыми свистками. Позже я узнала, что это — его придумка. Свистком можно обратить внимание окружающих на то, что рядом — слепоглухой человек.
Наше купе было действительно всего лишь одним из многих, куда зашел по дороге в лагерь Саша. Он поставил перед собой задачу: заранее узнать всех детей и взрослых, чтобы лучше спланировать свою работу. Помню, мы ехали тогда вместе с двумя молодыми театральными режиссерами — они должны были поставить в конце смены общелагерный праздник. Суворов немедленно попросил, чтобы ему изложили замысел праздника, а затем обстоятельно стал объяснять, каковы, на его взгляд, параметры этого действа, участниками которого будут здоровые дети и дети-инвалиды с самыми разными заболеваниями:
— Не забывайте, что у каждого свои ограничения, но при этом у каждого должна быть возможность активного участия в празднике. Пассивным зрителем, слушателем или, еще хуже, просто физическим телом, присутствующим на празднике, быть не годится. А ведь вместе с нами и слепоглухонемые ребята...
В лагерь мы приехали вечером, и я видела, как перед сном Саша Суворов с помощью переводчика несколько раз внимательно обошел коридоры, умывальную и туалетную комнаты — ориентировался и запоминал, чтобы наутро передвигаться без посторонней помощи.
В первый же лагерный день Суворов вышел на центральную аллею с алым пионерским галстуком на шее. Я поняла сразу: здесь нет эпатажа, этот человек верен пионерскому братству, каким он его запомнил, и раз лагерь — то как же без красного галстука? Кстати, о «Капитале» Маркса. Он уже позже, в Москве, рассказал мне, как соседи по дому (а в доме этом несколько квартир Всероссийского общества слепых) в разгар перестройки и гласности выбрасывали из своих квартир эти тома. Саша подбирал и нес к себе. В отличие от многих, он марксизм знает. Новые ярлыки были не в состоянии сбить его с толку.
...Мы сидели на лагерной скамеечке. Дактильной азбуки я еще не знала и очень боялась ее. Саша предложил простой способ: «писать» на его ладони обычными крупными буквами. Так мы и разговаривали.
— Вот ты боишься дактильной азбуки, боишься, что не научишься, — говорил мне Саша. — Но ведь в таком лагере, как наш, ее должен знать каждый ребенок... Слушай! — загорелся он. — А давай придумаем сказку! Вставим в нее дактильные буквы!
— Прямо сейчас?
— Конечно!
С сомнением я раскрыла блокнот и стала ждать. А Саша азартно начал:
— Мальчик Дениска поймал кузнечика и зажал в кулачок... Буква «А», — он сложил мои пальцы так, что стало действительно похоже на кулак. — Вот это и есть буква «А». Да не сильно сжимай! ...Зажал в кулачок так, чтобы не раздавить нечаянно, но и так, чтобы кузнечик не мог вырваться. Взбежал по ступенькам лесенки на крылечко, — он согнул указательный палец и изобразил в воздухе стремительный зигзаг. — Это буква «Б». Попробуй.
Меньше, чем через час, веселая сказка была готова. Я пошла к себе и перепечатала ее на старой пишущей машинке (ноутбуков тогда еще не было). А еще через час Саша с помощью своей сказки обучал дактильной азбуке зрячих и слышащих детей. Самые способные осваивали алфавит за полчаса (Саша засекал время.)
Теперь я еще более уверена: дактильная сказка Суворова — это выдающее явление в мировой тифлосурдопедагогике, достойное занять место в университетских учебниках.
Он умеет увлеченно и даже весело решать самые сложные проблемы. Суворов читал лекции в Российском Открытом университете. В первые же пять–десять минут, на самой первой его лекции я поняла, что слышу мысли, открытия, выводы на грани гениальности. Приведу только одно рассуждение, чтобы вы почувствовали, что за роскошь, что за интеллектуальный пир — лекции Александра Васильевича Суворова. Вот он говорит о сложностях формирования лексического запаса слепоглухорожденного ребенка. Называет некое достаточно сложное слово. И признается, что в свое время, уже будучи взрослым, в разговоре с юным воспитанником своего родного, теперь Сергиев-Посадского, детского дома постарался обойтись без этого слова — не понимает. Сказал об этом тогдашнему директору — Альвину Валентиновичу Апраушеву:
— Рано еще!
— А когда не рано? — спросил его Апраушев.
— И я всё понял, — признался в своей лекции Суворов. — Взрослый должен смело вводить в свою речь новую для ребенка лексику. А потом... помните, у Марины Цветаевой в очерке «Мать и музыка»: надо заклясть ребенка непонятными словами...
В этом крошечном фрагменте лекции — очень многое. И пример широчайшей эрудиции — зачем психолог должен знать, допустим, поэта Серебряного века... И очень бережное, внимательное отношение к ребенку. И дань уважения, благодарности человеку, так много сделавшему для него и его товарищей по несчастью, — именно в директорство Альвина Валентиновича профессор Мещеряков работал в Загорском детском доме, и оба обратили внимание на четверых умных, способных ребят. Апраушев научил каждого работать на обычной пишущей машинке.
В этом фрагменте лекции есть еще одно прекрасное суворовское качество — умение внимать мнению другого и признавать свою неправоту.
Вспоминаю одну нашу встречу.
— Это ты! — сказал Суворов, — Очень рад! — И без паузы: — Знаешь, ведь ты оказалась совершенно права, когда четыре года назад сказала мне... (он подробно припомнил наш разговор четырехлетней давности). Я был неправ.
А ведь я уже почти совсем об этом забыла! Оказывается, он помнил.
Своей жизнью этот человек, сам того не подозревая, дает нам пример того, как и на каком уровне надо жить. Между прочим, обе свои диссертации он написал и защитил в начале 90-х годов, когда так легко было потерять ориентиры — сколько граждан нашей страны искренне поверили, что всё продается и всё покупается. Всякий день в радио- и телевизионном эфире можно было услышать рассуждения какого-нибудь усталого современника о том, что нет денег, что плохо жить... Но в это же самое время человек с весьма скромным жалованьем, психолог Александр Васильевич Суворов буквально жил в читальном зале Российской Государственной библиотеки для слепых. Приезжал в сопровождении младшего брата Василия, заказывал брайлевскую литературу и садился за рабочий стол. В перерывах — еда. Когда недоставало денег на обед, брали бутерброды из дома, а чай в библиотечной столовой всегда можно получить.
Точно так же Суворов жил в компьютерном центре «Радуга» на Сретенском бульваре — освоил машину и набирал тексты. Теперь у него дома два компьютера.
— Если материалы твоего журнала набраны в редакторе «лексикон» (это было еще двадцать с лишним лет назад), — сказал он мне, — я взял бы у тебя дискеты и прочитал бы, наконец, «Время колокольчиков».
Я давно привыкла, что он сразу начинает о деле. Раз ему теперь доступен брайлевский компьютер, значит, он должен познакомиться с тем, что не имел возможность прочесть прежде. В любую поездку он готовится очень основательно: запас брайлевской и обычной бумаги, брайлевский прибор для письма (не забывает проверить его состояние). Не раз наблюдала: знакомится с новым человеком и как только понимает, что есть, что записывать, раскладывает прибор для письма и просит говорить медленно и продиктовать. Несомненно, библиотека конспектов Суворова уникальна (не только среди собрания брайлевских текстов, но и обычных).
В своих лекциях он рассказывает о том, как работал с письменным наследием Ольги Скороходовой, как находил в ее записях очень важные документы.
У Суворова — такого успешного, такого известного — бывают очень тяжелые минуты, недели, месяцы. Я знаю. Он долго учился работать, общаться с детьми. Были провалы, повергавшие его в отчаяние. Он брался за дело снова, и опять не получалось. Уйти в «чистую» науку? Но какая может быть наука о детях без детей?.. Труднейший период у него был после университета, когда не стало Мещерякова. Думал даже об уходе из жизни. Спасение нашел сам. Попросил, чтобы ему сделали табличку с надписью: «Я — слепоглухой, прошу помочь мне доехать до Загорска». Повесил табличку на шею и поехал на Ярославский вокзал.
В известном фильме Альгиса Арлаускаса «Прикосновение» есть эпизод: осень, Суворов подходит к калитке своего детского дома. Воспитательница, стоящая во дворе с маленькими слепоглухими ребятами, оглядывается: «ой, Саша к нам пришел!»
Но в фильме Арлаускаса есть и другие кадры, снятые тогда же, в этом детском доме: крупным планом лицо завуча. С яростным гневом говорит она о том, что в этих детей очень много вложено. А отдача? Они же ничего государству дать не могут... Вы посмотрите, чем они живут? Это же всё надуманное! Какой вклад они могут сделать в науку?.. Да разве может человек с такими большими аномалиями быть полноценным?!
Когда на одной встрече я пересказывала это присутствующим, Суворову синхронно переводили мой текст. Он помрачнел:
— Да. Она еще и не такое говорила...
...Одним из главных учителей его жизни был выдающийся советский философ Эвальд Васильевич Ильенков, безвременно ушедший из жизни в 1979 году. У Ильенкова есть работа под названием «Космология духа». Всю жизнь он размышлял над планетарным, космическим смыслом человеческого разума. И никто не вправе отрицать этот смысл в человеке, каким бы он ни был!
Мама Саши, Мария Тихоновна Суворова (увы, ее уже нет с нами), вспоминала:
— Ильенков ведь часто меня просил: приведите сына.
И она, не имевшая никакого-такого образования, приводила своего слепоглухого Сашу к философу. Вряд ли она хоть что-нибудь понимала в их сложных разговорах о единстве мышления и нравственности, истины и добра, но во всяком случае понимала, что это зачем-то необходимо и Ильенкову, и ее сыну, и человечеству.
В общем, от Александра Суворова не приходится ждать легковесных суждений, оценок и переоценок. Не забудем, как он собрал свой «Капитал».
...В том фильме Арлаускаса звучат Сашины стихи. О детях. Об одиночестве. О том, как невозможно смириться со слепоглухотой. А в дневнике он однажды записал: «Раньше я тяжело переживал недоступность мне живописи, спектаклей, кино. Потом меня удалось убедить, что и доступного совсем немало...»
Конечно. Ведь идея, мысль доступна человеку в любом состоянии. Получается, что нематериальные вещи весят куда больше, чем материальные. Идею-то никто не отнимет! Система ценностей не может быть куплена!
...В один из наших лагерей приехал в гости детский писатель. Вечером в зале была встреча с ним.
— Рассказывай мне подробно, — попросил Саша.
Я рассказывала ему то, чего он не в состоянии был видеть и слышать сам. И постепенно начинала понимать: что-то здесь не то... Не слишком ли неосмотрительно мы пригласили этого писателя к детям?.. А гость тем временем, обращаясь к залу, полному детей-инвалидов, задорно предложил желающим выйти на сцену и изобразить как можно более смешную гримасу... Я похолодела. Поиски Квазимодо?.. У нас были ребята, тяжело изуродованные детским церебральным параличом. Ничего не понимая, дети потянулись к сцене... Когда я сказала об этом Суворову, он резко встал и сказал:
— Всё. Я ухожу.
Того писателя мы больше никогда не приглашали. И читать его мне не хочется. Но резкая, однозначная оценка прозвучала тогда все-таки из уст именно Саши Суворова.
Бесконечная тема — нежность Суворова. Вот мама ругает его, что взял с собой в поездку много игр да еще пишущую машинку.
— Мама, конечно, ворчит, — улыбается Саша и нащупывает рукой ее лицо, гладит по голове.
Как-то вечером в лагере я заглянула в его комнату и остановилась на пороге: вожатая привела детей — они хотели рассказать ему, как прожили день. И Саша каждого выслушивал, с каждым разговаривал и весь так размяк, и похож был на доброго сказочного медведя.
В какой-то из дней я оставила свою комнату открытой и когда вернулась, обнаружила на письменном столе рядом с пишущей машинкой отпечатанный листок — это Саша, пока меня не было, заходил и написал мне стихи.
А однажды (это тоже случилось в лагере) Суворов сказал:
— Тревожно почему-то. Надо послать маме телеграмму — не случилось ли с ней что-то.
Был 12-й час ночи, мы отправились по незнакомому темному приморскому городу. Расспрашивая редких прохожих, добрались до центрального телеграфа. Возвратились уже в 3 часа ночи. Саша и наутро был невесел, на вопросы отвечал односложно. К вечеру пришла телеграмма от Марии Тихоновны, и Саша успокоился, продолжил работу с детьми.
...У него осталось то, что называется остаточным слухом. Мне трудно точно сказать, какие именно «осколки» звуков он воспринимает, но ему необходима музыка (человеческой речи он не слышит). Мы договорились пойти в консерваторию. Кто-то спросил:
— Как вы пойдете-то?
— Очень просто, — рассмеялся Саша. — Я возьму Олю за руку и доведу ее до консерватории.
Оказалось, он знал более короткую дорогу, переулками — потому что рядом находится Психологический институт Российской Академии образования, где он столько лет проработал. Но, впрочем, юмор Суворова мог быть отдельной темой, я ее только обозначила.
...Когда Саша защитил докторскую (тема — «Человечность как фактор саморазвития личности»), газеты опубликовали сообщения с сенсационными заголовками. Что-то вроде «В России появился первый слепоглухой доктор наук».
Между прочим, кажется, и в мире тоже.
А вообще же журналисты старательно писали, что Суворов — «полный тезка легендарного русского полководца Александра Васильевича Суворова». Кто-то раздобыл сведения, что «ученый стал инвалидом еще в возрасте 4-х лет». Писали, что «речь у психолога не совсем внятная» (кто бы из них поинтересовался, чего ему стоило вообще поставить и разработать потерянный голос!). И еще множество фактов, которые могли бы быть такими, а могли бы быть и другими — сути это не меняло. Мне грустно, что никто не написал гуманно, без сенсации, с чувством уважения к человеку, живущему в таком состоянии.
Одна Сашина статья, названная «Руководство по невидимости» и написанная специально для нашего журнала «Время колокольчиков», начинается так:
«Если очки не прозрачные — это не очки, а заслонка.
Если слуховой аппарат пищит, рычит и вообще издает звуки — это не слуховой аппарат, а заглушка.
Переводчика тоже не должно быть ни видно, ни слышно. Переводчику надо быть невидимым, неслышимым, чтобы сквозь него было видно и слышно окружающий мир».
А в другом тексте, по другому поводу у него так: «Все мы живые люди, всего в нас понамешано. В чем-то я могу быть похож на кого угодно, а в конце концов — только на самого себя».
Какой еще пример подает нам, сам того не подозревая, слепоглухой профессор Александр Васильевич Суворов? Да пример жизни без заслонок и заглушек, когда видно и слышно окружающий мир.
Суворов видит и слышит гораздо лучше многих видящих и слышащих. Его капитал это позволяет.
А нам уже далеко за 60 лет...
Ольга Клековкина, РВС.