Стая или стадо животных, даже очень большие, не есть социум, они - часть природы и полностью зависят от её «капризов». Человек выделился из природы в ходе исторического развития и стал создавать вокруг себя вместе с другими людьми материальную среду, позволившую кардинально снизить зависимость человечества от «произвола» природы. Совместная жизнедеятельность в человеческих сообществах регулируется сложнейшей системой норм и связей.
Что такое социум? Одно из определений: «Большая устойчивая общность, характеризуемая единством условий жизнедеятельности людей в каких-то существенных отношениях и вследствие этого общностью культуры», - культура имеется в виду в самом широком смысле, как способ организации жизни и то смысловое поле (бытийные и бытовые смыслы), в котором эта организация жизни происходит. (Замечу в скобках, что призывы «к жизни в природе, к натуральному хозяйству» есть по сути, в пределе, призывы к возвращению человечества в животное состояние. Что, конечно, вовсе не означает, что природу не надо беречь). Человек становится человеком только в социальной среде, т.е. только среди других людей. Брошенный в природу ребёнок человеком не становится (реальные Маугли, найденные в волчьей стае, тому пример), как впрочем и взрослый или группа взрослых, в силу каких-то обстоятельств оставшиеся наедине с природой, в достаточно непродолжительное время архаизируются, т.е. структура социума со всеми её составляющими и производными, в том числе и культурой и материальной средой, упрощается, примитивизируется и в конце концов растворяется в вечности, так сказать. Умирает. Пример — жизнь в «равновесии с природой» некоторых примитивных племён.
Понятно, что качества социальной среды, в которой только и формируется человек как таковой, определяют, развивается ли человек, или эта социальная среда подавляет способность человека к развитию, приближая его к тому самому животному состоянию, из которого человек однажды вышел в ходе исторического процесса.
Социальное бытие определяет человеческое сознание.
Ещё раз о понятии «социум»: человеческая общность, взаимодействие в которой отдельных людей обеспечивается сложной системой норм, межчеловеческих связей и механизмов, их регулирующих. Взаимодействие людей между собой в рамках социума обеспечивает средства существования для человеческого сообщества и продолжение человеческого рода. Или не обеспечивает, если система норм, связей и регулятивных механизмов нарушена или целенаправленно разрушается.
Социум и общество. Эти понятия близки, но не тождественны.
Что такое общество. Среди определений есть и такое: общество — высшая форма социума. Я определю так: общество - это осознавший себя социум. Социум, обладающий субъектностью, т.е. способностью к целенаправленному и результативному воздействию на объекты (не обладающие субъектностью) и целенаправленному и результативному взаимодействию с другими субъектами. Для тех, кто в теме, приведу пример из классовой теории: «класс в себе» (не обладающая субъектностью некая умозрительная категория людей, классифицированная по определённым признакам) и «класс для себя» (совокупность людей, осознавших общность своих интересов и способных к самоорганизации для их защиты). Понятно, что любая коллективность — семья, класс, социум, общество — состоят из людей. Социум «в себе», не осознающий себя общностью на основе общих бытийных смыслов, о которых мы говорили прошлый раз, есть объект воздействия и манипуляций со стороны внешнего субъекта. ( как пример, люди состоящие между собой в браке также образуют микросоциум, но, не объединённые общими бытийными смыслами, семьёй по-настоящему не становятся, и такой "семейный социум" легко разрушается).
Что такие воздействие и манипуляции осуществляются, мы наблюдаем каждый день. Но просто видеть и выражать более или менее энергично своё неприятие — этого мало. Стадо парнокопытных, на которое напали волки, тоже начинает метаться и громко блеять. Что не мешает волкам прекрасно отобедать. Пока социум, как естественно сложившаяся в ходе исторического процесса человеческая общность, не осознает себя в качестве общества, объединённого определёнными целями и смыслами, он, социум, будет представлять из себя то самое стадо парнокопытных, которых, как сказал поэт, «должно резать или стричь». А единое человечество окажется окончательно разделено на овец и волков, элиту и быдло, сверхчеловеков и недочеловеков.
Какие человеческие качества определяют способность социума организоваться в общество? Потому что, ещё раз, любой социум - это люди, способные или неспособные к такой организации, способные или неспособные к обретению субъектности, дееспособности. Человеку необходимо понимать, как работает система норм, связей, регулятивных механизмов, составляющих социальную жизнь, и осознанно, вместе с другими людьми противостоять её разрушению. И в ходе противостояния разрушению, а также восстановления разрушенного, восстанавливать и развивать свою собственную личность.
Понятно, что отдельный человек, даже самый компетентный и активный, субъектом в этом смысле не является, т.е. результативно воздействовать не может. Обрести субъектность может только человеческое сообщество, каждый член которого компетентен и активен. Сообщество, объединённое какими-то общими смыслами и целями.
Так каковы эти качества, позволяющие объединиться в сообщество, для начала хотя бы просто — объединиться, и насколько обладает ими каждый из нас?
В научном сообществе существует понятие «общественное чувство» (или «чувство социального», или «социальный интерес»), которое ввёл Альфред Адлер, исследователь психической и психологической сфер человеческой личности. Он понимает под этим «чувство человеческой солидарности, связи человека с человеком ... расширенное «ощущение товарищества в человеческом обществе».
Адлер определяет общественное чувство, т.е. стремление к сотрудничеству с другими людьми для достижения общих целей, как одну из главных движущих сил для развития личности. (Вспомним о том, что только во взаимодействии с другими людьми ребёнок становится человеком. Если окружение в большой степени деградировало, т.е. предав свою человечность, приближается к животному состоянию... «Что человек, когда его желания – еда и сон? Животное, не боле». Перефразирую: "что человек, когда его желание только потребление? Животное, не боле"), то в таком случае шансы стать человеком у ребёнка стремятся к нулю.
Общественное чувство имеет врожденные задатки, но окончательно формируется в ходе воспитания. С точки зрения Адлера, степень выраженности общественного чувства у человека является показателем его психического здоровья, его недоразвитие может стать причиной неврозов, наркомании, преступности и других социальных и психопатологических отклонений.
Отсутствие или недостаточность этого общественного чувства есть показатель большей или меньшей степени деформированности личности. Для формирования общественного чувства необходимо полноценное социальное окружение с момента рождения, та самая семья как микросоциальная общность, в которой ребёнок получает первые навыки социального взаимодействия и перенимает стиль социального поведения своих родителей. Чем более конструктивен и разнообразен стиль социального поведения тех людей, которые окружают человека в детстве, чем масштабнее их общественное чувство, тем большее развитие получает общественное чувство ребёнка, тем больше он способен к собственному полноценному развитию. Чувство общественного — это нечто большее, чем интерес к своему ближайшему человеческому окружению. Оно включает ощущение связанности с жизненным целым и родства со всем человечеством. Общественное чувство в своем широчайшем смысле означает заинтересованность в «идеальном обществе всего человечества, конечной цели эволюции». О последнем, о «заинтересованности в идеальном обществе всего человечества» говорить сейчас вообще не приходится. Максимум — это «заинтересованность в идеальном обществе» для своего Отечества, своей Родины. При том, что осуществляются воздействия и манипуляции, направленные на сужение понятия Родины до окрестностей местечка, в котором человек непосредственно проживает. О таком воздействии можно рассказать на примере деятельности части профессуры БФУ им. Канта в Калининграде, совместно с отнюдь не анонимными международными акторами уже много лет работающей над конструированием т.н. локальной восточно-прусской идентичности. Но масштаб самого типичного, распространённого общественного чувства ограничивается чаще всего стенами личной квартиры и личного узкого круга друзей и родственников. Что очень облегчает задачу этих самых акторов. Но и даёт надежду на то, что восстановить общественное чувство всё-таки можно.
На фоне депривации — психического состояния, вызванного лишением возможности удовлетворения самых необходимых жизненных потребностей, среди которых одним из главных Адлер считает удовлетворение общественного чувства — потребности в солидарности, общении и совместной деятельности с другими людьми, — на фоне этой депривации развившиеся неврозы, психопатологические отклонения есть ежедневно наблюдаемая нами реальность. Как и наркомания и преступность.
Состояние депривации общественного чувства отлично выражено в стихотворении нашего современника:
Не больно мне, но сердце обрыдалось.
Не страшно мне — но в ужасе душа.
Лишь умирать поодиночке нам осталось.
На кухнях тихо в ноль себя кроша.
Мой собеседник — форточка кривая,
Мои друзья — котишка да цветок.
Я мог вселенную от края и до края
Прорезать — но, увы, не смог.
И за стеной — такой же неудачник,
Такой же и за следующей стеной.
Не умоляй меня надеть на лацкан фрачник.
На кухне стану я самим собой.
Мы тихо все умрем поодиночке —
в квадратиках смешных своих квартир
Неважно что — рак печени иль почки,
В свидетелях лишь ванна да сортир.... (Глеб Калинин, 2008)
Согласно с представлением об изначальном существовании человеческого общества, мы вполне естественно называем человека социальным существом, которое вне социума не может ни существовать, ни развиваться. Мы хорошо знаем, что каждый человек может вполне удовлетворить все свои потребности лишь с помощью труда и общения с другими людьми. Никаких других средств жизни не существует. И даже жизнь за счет других, даже эксплуатация и борьба невозможны без общения с другими.
Но какие отношения можно выстраивать в соответствии с господствующим принципом «для Меня нет ничего выше Меня»? Что бы ни говорилось на уровне публичной официальной риторики о солидарности и патриотизме, общество потребления по своей природе не способно ни к какой солидарности, а патриотизм для него, в лучшем случае, остаточное воспоминание, ничего не определяющее вот в этой, реальной, жизни.
Договорные отношения, в которые вынуждены вступать такие индивидуумы, превращают жизнь в лучшем случае в бесконечные судебные тяжбы (если индивидуумы сохраняют какое-то уважение к праву), а в нашем случае (имею в виду Россию) — просто в бои без правил, в которых побеждает наглейший и сильнейший. Такие примеры может привести каждый: использовал и выбросил, пообещал и не сделал, плохо лежит — украл, украл, даже если «хорошо» лежит... Плюнул в душу, если нет риска получить симметричный ответ.
Откровенно провозглашающих вот такой крайний индивидуализм — «для Меня нет ничего выше Меня» — в общем-то немного. Более наглые и сильные, с развитым хватательным рефлексом находят себе оправдание: «не мы такие, жизнь такая», и гордятся тем, что они — «успешны» в этой жизни. Какое общество в таком случае? Только если «террариум единомышленников», единых только в одном: «сожри, или сожрут тебя». При этом в силу разных причин, большая часть людей принадлежит той категории, которую «жрут». Их стиль поведения — разжалобить, задобрить, быть «хорошим» в глазах сильных мира сего, для того чтобы как-то просуществовать — и/или забиться поглубже, отгородиться от этого страшного мира, свести контакты с ним к минимуму. «Умереть, уснуть... И видеть сны, быть может?..».
Человек, существо общественное, загнан в узкие рамки личных интересов, личного успеха, личного выживания, он обманут ложной целью «личностного роста». Последовательно разрушаются естественные человеческие связи солидарности, взаимопомощи, любви... Вот той самой любви, которая «...долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит».
Результат?
Ещё одно стихотворение нашего современника:
Меня опять окутывает кокон
И краски дня становятся темней.
Ведь одиночество – как комната без окон
В пустынном доме, доме без дверей.
Как и вчера мне снова одиноко
И я стою за пеленой дождей.
И нету выхода из комнаты без окон.
И нету выхода из дома без дверей.
Иду ли я по улице широкой,
И пусть вокруг полным–полно людей,
А я всё в той же комнате без окон,
В унылом доме, доме без дверей.
Себя не выдам я ни взглядом и ни вздохом
И не узнают, что в душе моей.
Я потерялся в комнате без окон.
Я заблудился в доме без дверей.
Не надо слов, не надо злых упрёков,
Ведь мне от этого ещё–ещё больней.
Я умираю в комнате без окон.
Я погибаю в доме без дверей. (Игорь Терентьев)
Вот такая апатия, «городская тоска»...
Такой человек лишён мужества, оптимизма, уверенности в своих силах. Т.е. он лишён возможности развития и реализации своего человеческого потенциала. Не говоря уже о том, что он просто несчастен.
О том, как разрушают социум, осуществляя социоцид, то есть нанося удары в ключевые точки той самой системы норм, связей, регулятивных механизмов, которые обеспечивают социальную жизнь.
Эта война ведется по нескольким направлениям.
Первое – десоциализация массового человека, его превращение в отдельную монаду, не связанную с другими никакими отношениями и эмоциональными связями, с упрощенной и суженной сферой интересов – до минимальных бытовых. Усугубляется это нарастанием в больших социальных группах состояния так называемой застойной бедности. В них развивается системная фрустрация: апатия, подавленность, неверие в свои силы, отказ от надежды на лучшее будущее, вообще отсутствие этого образа будущего, нежелание предпринимать практические действия для улучшения ситуации.
Второе – десоциализация через эскалацию наркотизации, алкоголизма, токсикомании, проституции.
Третьим направлением является подрыв всех форм социальной интегрированности, включённости, ампутация того самого общественного чувства и гражданственности, интегрирующей индивидуума в большой социальный мир, и семейности, интегрирующей его же в малый социальный мир, и трудовой коллективной солидарности, с помощью которой индивида можно интегрировать в средне-габаритный, промежуточный социальный мир.
На разрушение института семьи сейчас работают практически все СМИ, активные лобби в Госдуме, Совете Федерации, правительстве. Один из безусловных ярчайших примеров – проталкивание ювенальной юстиции, направленной на разрушение основ семейного и социального воспитания. Это и запреты на право и долг родителей настаивать на соблюдении детьми личностных и общественных норм, и изъятие детей из родных семей по надуманным причинам, и насаждение всех форм посредничества между членами семьи, в том числе и между родителями и детьми, в виде различных служб медиации, телефонов доверия и прочего. А ведь как бы ни была подорвана нравственность в обществе, именно в семье, несмотря на бедность и другие трудности, остается шанс воспитать нравственно и психически здорового человека.
Добавим к этому внедряемую СМИ и телевидением престижность свободных отношений. То есть иную форму социальной войны, в ходе которой семью — последний оплот нравственности, разрушают, так сказать, исподволь.
Дело идет к глобальному кризису института семьи. Рост индивидуализма в обществе, смена ценностных ориентиров (вместо семьи – «свобода», вместо детей – «жизнь для себя», «зачем плодить нищету», «сначала карьера и самореализация, потом дети» и т. п.), ослабление морально-нравственных сдерживающих факторов, которые раньше держали семью – вот истинная причина разводов. Люди разучились жить вместе. А что может человек один? Альфред Адлер, о котором говорилось выше, ввёл ещё понятие «ложных целей». Такими ложными целями и являются цели так называемого «личностного роста» в отрыве от практической, компетентной, совмещённой с пониманием принципов работы социальных механизмов, совместной деятельности с другими людьми.
Четвертым важным направлением удара в социальной войне против общества следует считать наращивание социальных дистанций и взаимного отчуждения (раскола в обществе), провоцирование и поощрение агрессии в отношении других социальных групп, институтов власти и государства, а также асоциальных форм личного и группового поведения (включая криминализацию). Надо сказать, что толерантность, которую насаждают якобы во имя межнационального мира, есть один из инструментов, закрепляющих и усугубляющих раскол в обществе.
Надо понимать, что каждое из этих направлений можно и нужно разбирать подробно, называя «имена, пароли и явки», а также механизмы и институты, всё это продвигающие. Не ссылаться на безличные «злые силы», а противостоять конкретным проявлениям, обязательно при этом понимая, что любое действие - и бездействие, то самое «от меня ничего не зависит, всё бесполезно», - вписывается во вполне определённый концепт, образ будущего, которое для кого-то является желаемым, и этих образов будущего как минимум не один. «От меня ничего не зависит и всё бесполезно» происходит тогда, когда человек не желает утруждать себя, предпочитая радости убогого потребления, неумолимо приближаясь к животному состоянию, к которому кому-то очень хочется нас низвести.
Если есть война, значит есть и субъекты, которые её ведут, и жертвы, вольные или невольные, этой войны. Жертвы, надо понимать, это мы с вами.
Согласимся?
Елена Клинцевич, РВС.