Культурный обмен, являясь одним из инструментов мягкой силы, должен формировать привлекательный образ нашей страны. Использование для продвижения нашей культуры в зарубежных странах тех писателей, которые очерняют нашу историю и действительность, явно не способствует усилению там наших позиций.
История российско-иранских отношений ведет свое начало с XVI века. Несмотря на религиозные противоречия и территориальные споры, с этого времени началось взаимопроникновение культур двух народов. Более активно отношения России и Ирана в культурной области начали развиваться с середины XIX века. В начале XX века на персидский язык были переведены произведения А. Грибоедова, Л. Толстого. А. Пушкина, А. Чехова. В эти годы в Иране сформировалась русская община, внесшая существенный вклад в развитие искусства и архитектуры страны, благодаря чему в персидском языке появились многочисленные русские заимствования. Максимальной интенсивности культурный обмен Советского Союза с Ираном достиг в 30-е — 70-е годы прошлого века. Началу обмена во многом способствовала русская диаспора, имевшая еще с дореволюционных времен тесные связи с иранской интеллигенцией. Одновременно с культурным диалогом СССР оказывал помощь в подготовке специалистов для иранской промышленности, развивал совместные научные исследования.
После Исламской революции 1979 года, провозгласившей лозунг: «Ни Запад, ни Восток, а ислам», контакты с Советским Союзом, проповедовавшим атеизм, стали сворачиваться. Советское руководство, со своей стороны, было обеспокоено возможностью проникновения исламского фундаментализма в Среднюю Азию и на Кавказ. Несмотря на то, что после перестройки коммунистическая идеология как основное препятствие для развития российско-иранских отношений была отброшена, существенного оживления сотрудничества между странами не произошло. Ведь новое российское руководство, установив стратегическим приоритетом встраивание в Европу, ориентировалось на западные ценности. Какое-то оживление культурного обмена началось лишь в конце 90-х, когда в своей внешней политике Россия начала проявлять интерес к восточному направлению. К сожалению, в настоящее время, как отмечают иранские ученые, культурные контакты еще далеко не достигли уровня 70-х годов прошлого века.
Некоторое представление о том, как современная российская власть развивает культурное сотрудничество с Ираном, может дать 31-ая Международная книжная выставка TIBF 2018, проходившая со 2 по 12 мая 2018 года в Тегеране. В работе выставки принимали участие несколько российских делегаций, в том числе и от Союза писателей. Своими впечатлениями от мероприятия поделился с корреспондентом ИА Красная Весна секретарь Союза писателей России, кандидат искусствоведения, поэт и критик Роман Круглов.
Как иранцы относятся к России, много ли в Иране информации о нашей стране, о нашей культуре?
Они благодарны нам за поддержку. Иранцы, несмотря на конфессиональные различия, с большой симпатией относятся к России. О современной России иранцы знают только из новостей, в которых говорят о политике, но не говорят о культуре. Между тем они хотят смотреть современные российские фильмы, читать книги. Что касается фильмов, наша современная кинокультура не может удовлетворить этот запрос. В целом это большая беда нашего кинематографа, и не только для зарубежных зрителей.
Какие политические вопросы интересовали иранцев, что им было непонятно?
Политические вопросы в основном были довольно общими и касались противостояния России и Запада. В том числе нас наивно напрямую спрашивали, кто победит. Что можно сказать в такой ситуации? Мы отвечали с уверенностью, что, разумеется, победа России — дело времени, хотя сами иранцы говорят о том, что еще не произошло «иншалла» — если Богу будет угодно. (Иншалла(х) [арабск. — «во имя Аллаха»] — во имя Бога, с Божьей помощью, во имя Аллаха — молитвенная ритуальная формула у мусульман. Прим. ред. ИА КВ)
Как иранское общество относится к культурным мероприятиям, в которых принимают участие неисламские страны? Интерес к выставке проявляли больше специалисты, русисты?
Ни одна из страшилок про Иран, прочитанных мной в интернете, не подтвердилась на практике. Сам факт проведения книжной выставки в мечети свидетельствует о терпимости и широте взглядов. Иранцы — очень гостеприимный и радушный народ, с интересом и уважением относящийся к другим культурам.
К моему удивлению, на русский стенд приходили многочисленные слушатели, не занимающиеся русским языком профессионально, но очень хорошо им владеющие. Со мной разговаривали медик, инженер, писатель, которые изучают русский язык для себя — самостоятельно. Уровень меня впечатлил; несмотря на сложности с ударениями и флексиями, не приходилось переспрашивать ни мне, ни им. Студенты-русисты сопровождали нас все дни выставки. Кроме того, слушатели, не владеющие русским языком, общались с нами через переводчика. (Флексия [лат. flexio сгибание, изгиб] — окончание, изменяемая часть в слове после корня или суффикса. Прим. ред. ИА КВ)
Как Вы считаете, удовлетворяла ли интересы посетителей наша выставка в целом — российская и, в частности, петербургских писателей?
Везде было очень людно. Наибольшее внимание привлекали те стенды, на которых происходили выступления, — народ останавливался там, где что-то происходит. Наш стенд был удачно расположен и неплохо оснащен, так что внимание не оскудевало. Книги петербургской делегации пользовались большим спросом, назад мы не привезли ни одной. Мы отвечали на все задаваемые вопросы, в том числе политические; думаю, мы вполне справились со своей задачей. Однако на стенде, на котором мы выступали, рядом с портретами Горького и Тургенева красовался Солженицын — фигура не только не сопоставимая с классиками в художественном отношении, но и очень спорная с точки зрения идеологии. Может ли представлять русскую литературу за рубежом автор, очернявший в своих книгах Россию и русских? Состав привезенных дирекцией международных выставок книг также был не безупречен, однако сотрудники дирекции почему-то были не уполномочены их дарить и продавать. Получается, показали книги и увезли — довольно странная практика.
К сожалению, образ России за рубежом формируют далеко не лучшие наши произведения. Там есть интерес к русской культуре, а мы предлагаем им «чернуху». Например, студент-русист в Тегеране спросил меня: «Как перевести — гадить в парадном?» Как выяснилось, преподаватель задал им для перевода рассказ Татьяны Толстой. Также иранские студенты делились негативными впечатлениями от творчества Виктора Ерофеева. Очевидно, такой подбор авторов — это не оплошности иранского преподавателя, а прямое следствие нашей политики в области культуры. Зачастую на государственном уровне поддерживаются и тиражируются не представляющие художественной ценности идеологизированные книги. Ситуацию необходимо менять — хотя бы в целях укрепления международных связей.
Культурный обмен, являясь одним из инструментов мягкой силы, должен формировать привлекательный образ нашей страны. Понимание важности этого инструмента было продемонстрировано председателем правительства РФ Дмитрием Медведевым в мае 2018 года во время выступления в Госдуме. «Так называемая „мягкая сила“, использование наших интеллектуальных возможностей, возможностей нашего образования, русского языка, действительно, пока, к сожалению, применяются нами не в том объеме, как это было бы необходимо», — сказал он. Выставка в Тегеране продемонстрировала, что мягкая сила применяется чиновниками от культуры не только не в том объеме, но и не в том направлении. Использование для продвижения нашей культуры в зарубежных странах тех писателей, которые очерняют нашу историю и действительность, явно не способствует усилению там наших позиций.
Роман Якин