"Когда мы чувствуем себя совершенно уверенно, происходит нечто -
закат солнца, финал хора Еврипида, и мы снова в растерянности"
- Р. Браунинг
«Что на свете всего труднее?.. Видеть своими глазами то, что лежит перед ними»
- И. Гёте
В отношении более «физических» навыков, таких, как игра на музыкальном инструменте, все примерно понимают, что научить неправильно – вредней, чем не научить вообще. Также все знают, что в целом ребёнка можно как воспитать, так и избаловать и испортить. Но в отношении интеллектуальных или «духовных» умений такого чёткого понимания нет. А ведь если на какой-нибудь гитаре играют далеко не все и только по особому желанию, предполагающему какой-никакой выбор учителя, то через обычную школу, ответственную за широчайший спектр знаний и умений (по крайней мере, так это предполагается) проходят все – без особого внимания к опасности негативного эффекта.
В итоге мы получаем даже не то, что наш гитарист из всех аккордов знает только «блатные» и не может играть ничего, сложнее «мурки». Нет, вся проблема в том, что гитарист этот полностью убеждён, что он овладел всеми тонкостями мастерства, хотя на деле страшно фальшивит, а некоторые аккорды постоянно путает, сам того не сознавая. И если Албенис получается у него некрасиво, то это – вина переоценённого Албениса. И, в общем-то, другие такие гитаристы мало что могут на это возразить, кроме того, что «предки наши Албениса хвалили, называли классиком, значит ты, наверное, дурак»...
Последнее суждение является излюбленным объектом нападок нигилистов и излишних радетелей современности, и это по-человечески понятно. Однако не менее ясно и то, что слишком многое до сих пор держится только на этой подчас слепой вере в традицию. Мало кто может объяснить, в чём смысл, скажем, «Фауста» Гёте, однако все формально знают, что в нём что-то сокрыто, время от времени подступаются к нему и так или иначе, тот или другой, в энную по счёту свою попытку, что-то из него извлекает.Есть простой способ отмахнуться от этой проблемы: «сколько так живём – всё нормально было». На деле же – ясно, что не «нормально», а «как получится» (а, поскольку я подхожу сейчас к окну и не наблюдаю рая на земле, то получается не очень). Раньше – скажем, до всеобщего образования – было и того хуже (воспользовавшись освящённым самим Аристотелем «аргументом к древним», замечу, что у традиционной для запада негативной оценки топтания на месте и ценности прогресса – были свои веские практические основания). А главное: теперь, когда человечество развилось до ядерных боеголовок и систем массового промывания мозгов, а также пережило такие массовые умопомрачения, как фашизм, – всякое непонимание и глупость, сходившие раньше людям с рук, могут отныне привести к чему угодно.
Прежде, чем перейти, наконец, к завяленной в заглавии теме, позволю себе ещё одно замечание. Я сознательно говорю не о «воспитании» (т.е. прививании каких-то норм поведения, морали и т.п.) в его противоположности «обучению» (получению теоретически знаний и освоению навыков), а о «духовных умениях». Дело в том, что проблема не в отсутствии каких-то усвоенных догм, ценностей, героев и т.д. А в том, что человек не умеет работать с тем идеальным уровнем, на котором находятся догмы, ценности и т.д. Уровень этот остаётся закрытым, неактуальным, несерьёзным, примитивным. Речь идёт о случае, когда человеку можно привить преклонение перед богатством и социальным статусом (другими словами – «успехом») или следование материальным интересам своих ближайших родственников, однако всё, что хоть немного отрывается от этого «физического» уровня (вещей, которые «можно пощупать») – любовь, самопожертвование, Родина, высшая идея – для него не обладает реальностью. Ещё недавно я наблюдал настоящий бум интереса к психологии.
Тем не менее, чрезвычайной популярностью и у нас, и за границей пользуется, например, Эрих Фромм – резко громивший не только потребительство, но и вообще собственническое общество (если хотите – капитализм). Если всё «успешное» и «манипуляторское» сводится к овладению рядом техник, приёмов, не требующих существенного изменения себя и своего взгляда на мир, то уж Фромма-то в эти рамки никак нельзя загнать. Он о том только говорит, что необходимо резко поменять сам способ существования, саму призму, через которую человек смотрит на мир, себя самого.Мне абсолютно понятны люди, читающие про психологию успеха: далеко не все из них в итоге осваивают предлагаемые им приёмы – из-за лени, недостатка времени и подобных причин, сводящихся всегда к малой важности каких-то грубых психологических манипуляций для их жизни. Да, искусство вести деловые переговоры может пригодиться офисному работнику, однако оно в полном смысле несущественно.
Но ровно настолько же мне непонятны люди, которые восторгаются Фроммом, советуют его всем знакомым, справедливо указывают на его серьёзность и глубину, даже подчёркивают его отличие от психологов «успеха»… И ровным счётом ничего не меняют. При том, что вся суть Фромма в этих радикальных изменениях. Можно возразить, что, де, планка высока и не всякий может взять и стать из великого грешника - великим святым; однако где душевный разрыв, борьба с самим собой, сверхболезненность и сверхактуальность темы? Почему высокое устремление проигрывает быту ещё до начала сражения?
Фромм периодически ссылается на речь Альберта Швейцера – врача, религиозного философа, - на вручении ему Нобелевской премии мира, посвящённую как раз разрыву между уровнем (и потенциальной разрушительностью) технологий и качеством человека, развитием которого пренебрегали по сравнению с совершенствованием производства. Просто задумайтесь на секунду над трагикомичностью ситуации: выдающийся человек, чьи заслуги оказываются признаны на самом высочайшем уровне, в момент наивысшего своего признания, перед лицом всего человечества, высказывает самую сокровенную свою идею (которую-то, кажется, как раз и признали!)… Овации в зале, кто-то смахивает скупую элитную или не очень слезу… Все встают, расходятся и мигом, тотально забывают всё, что было сказано. Как будто все восхваления, признания, наконец, даже внушительное денежное вознаграждение (т.е. успех, который столь котируется) – не придали сказанному ни грамма веса, актуальности, жизненности.
Наконец, хотя сам я и не верующий человек – но раз уж разговор зашёл о Фромме и Швейцере, грехе и святости – но меня не покидает устойчивое ощущение, что и религия воспринимается многими на том же уровне.
Люди читают Библию, им кажется, что они верят, но живут так, будто не было никакого Христа, не решается вопрос о жизни вечной, их не ждёт в будущем ад или рай. Эти же люди могут осыпать почестями Швейцера и (по факту) считать всю его философию красивой, но не имеющей места в реальной жизни морализаторской болтовнёй. Им может нравиться картина, рисуемая Фроммом, однако это ничуть не пошатнёт их налаженный механизм работы и быта. «Мы не способны верить в рай и еще меньше — в ад», - как сказал бы Борхес. Все эти психологи, учёные и пророки существуют как бы совсем в другом измерении, чем повседневная жизнь. Характерно, что даже после всего сказанного у меня само собой напрашивается сравнение: эти две сферы разделены так, как захватывающая приключенческая книжка или кино и реальная жизнь.
И вот с этой точки я бы хотел начать конкретную постановку вопроса. Ведь в художественном искусстве, относимом всегда чисто к сфере духовной, описываемая проблема раскрывается во всей полноте.
Я хочу сыграть роль нигилиста и заявить: на чём бы там ни расставляла акценты современная филология, культурология, искусствоведение, - великий художник – не тот, кто ввёл в театр второго актёра, придумал новую стихотворную или музыкальную форму, преуспел в утончённости выражений и сложности метафор; даже не тот, кто «лучше всех выразил своё время». Великий художник – это, в первую очередь, человек, одержимый реальной жизненной проблемой, страдающий и пытающийся найти её решение. Классическим же художник становится в том случае, если проблема и её решение имеют не местечковый, а глобальный, вневременной, всечеловеческий характер.
Поэтому читать классику нужно не ради развлечения (бывают вещи и поразвлекательнее), не ради острословия (есть способы поновее и поэффективнее), не ради чистого эстетического удовольствия (много здесь болезненного и неотточенного), даже не ради общего интеллектуального развития (читайте научные труды). Мне встречался даже такой аргумент: если вы не «вокультурились» через соответствующую классическую литературу, то вы не можете считать себя русским. В этом есть существенная доля правды, однако для подобной постановки вопроса нужно уже быть на уровне понимания, когда «русский» - это не строчка в паспорте (к тому же, отсутствующая) и не владение русским языком на неопределённом уровне… А что тогда? И чем вообще так ценна эта «вокультурённость» по жизни? И, наконец, где здесь зарубежная классика?... В общем, не всего этого ради.
Более того, мне кажется, что даже и не ради решения неких выше обозначенных «вечных вопросов»: хотя бы потому, что готовых ответов в литературе почти никогда нет.
Классику необходимо читать для придания жизни объёма (в противоположность плоскости, двумерности). Поясню.
Не в качестве полного и точного описания, а исключительно для иллюстрации мысли выделим в них три возможных уровня:
1) Отношение к другому человеку, как к функции. Яркий пример – отношения с кассиром в метро. Ту же идею выражает и популярный стереотип мужчины, которому «от девушки нужен только секс». В обоих случаях восприятие всей личности другого человека ограничивается его функцией «в быту»: например, кассир для нас – что механический автомат, нас совсем не интересуют его эмоции, проблемы, ценности, творческие способности; мы не ищем у него близости, сочувствия, солидарности. Всё наше отношение – это фиксированный алгоритм с известным результатом.
Если человеку от женщины (кассира) нужен только билет, то он знает, что делать: терпеливо выстоять в очереди, дать ей деньги (здесь даже присутствует элемент тонкого искусства: какой тариф выбрать, чтобы сэкономить?), получить билет. Также и у “дона Жуана нашего времени” обычно есть некий набор в известной степени обезличенных шагов (см. техники пикапа), который разыгрывается для получения полового удовлетворения.
2) Отношение к другому человеку, как к самому себе. При всей своей примитивности, оно уже требует некоторой широты сознания. В какой-то момент мы задумываемся: я – человек и он – человек. Мне может быть больно, страшно, грустно, неловко – и ему тоже. Я могу ошибаться, и он может. У меня могут расходиться намерения с делами – и у него. Меня могут захватывать эмоции – и его также. Важно: у меня есть внутренняя, сверхценная жизнь – и у другого тоже!
«…Смирившийся народ? Нет, мы поспешно судим:
Что толку, если мы читать лишь буквы будем,
Не видя, что из них слагаются слова?
Вот этот, что стоит с газетою в кармане,
Ременный поручень устало сжав рукой…
Конторщик, стрелочник, рассыльный в ресторане,
Почтовый служащий – как знать, кто он такой?
Что зреет в этот миг на дне его молчанья?
Что с ним качается, в пространство уносясь?
Тоска, надежда, гнев?… О чём его мечтанья?
Чем жилка на виске упруго налилась?...»
- Л. Арагон
3) Отношение к другому человеку, как… к другому человеку. У другого, конечно, могут быть и эмоции, и ошибки, и всё то же, что у меня – но могут и не быть! Или быть, но совсем не такие. Там, где я испытываю горе, он может впадать в бешенство; то, что для меня – боль, для него – наслаждение. То, что для меня является абсолютной ценностью, для него – прах.
Попытайтесь представить себе картину мира на первом этапе и на третьем. Мир, кишащий кассирами и девушками на ночь, и мир, наполненный полноценными людьми, со своими судьбами – в чём-то похожими на твою, и потому уже не такими чужими; в чём-то – совсем различными, и потому интересными и открывающими новые перспективы. Вместо автомата, абстрактной функции, рядом с тобой оказывается человек, с которым возможно взаимопонимание, сочувствие, взаимопомощь, сложные и глубокие взаимодействия.
Но так же – и вся жизнь перестаёт быть переходом от одного автомата к другому, получением одного фиксированного результата за другим. Открываются бесчисленные возможности, пути, человек становится свободен. В общем-то, тогда-то только жизнь и наполняется смыслом: становится реальным достижение того, что есть только в возможности, служение другим людям и т.д.
Однако переход с уровня на уровень – дело нетривиальное. Существует известный эффект «замыливания глаза», когда теряется
Ценность литературы как раз и состоит в подобном указании на многосторонность и глубину жизни. Она позволяет взглянуть на привычное с новых точек зрения. Причём, в отличие от чисто научных статей, где что-то просто постулируется, художественная литература, как бы, не абстрактно размышляет, а показывает на практике, сохраняя (и даже заостряя) эмоции, переживания реальной ситуации. Можно сказать, что наука – это модели и абстракции, работающие по законам логики, а искусство – полнота жизни и расставление акцентов, выходящие за пределы рационального.
Одним из открывающихся через литературу измерений является сфера духовного и идеального: становится понятно, что жизнь не сводится к быту, в ней дремлют многие возможности, ещё неизведанное счастье.
Эти вновь открывающиеся её стороны несут с собою новые проблемы, становящиеся теперь актуальными, но они также дают приблизиться к недоступному до сих пор счастью.
На этом можно было бы считать заявленную в заголовке тему исчерпанной, если бы не слово «введение».
Думаю, ни у кого не возникнет сомнений, что просто проговаривание проблемы – не есть её решение. Если же вспомнить самое начало – то, что все беды проистекают из отсутствия самой способности воспринимать нечто духовное, не связанное с бытовой реальностью, которая должна была с большим трудом формироваться ещё в школе, то всё написанное становится не более чем излиянием души: сколько раз ни говори слово «халва», во рту слаще не станет.
Понятно и то, что как решать эту проблему – совершенно непонятно. Кто будет учить и кто станет учиться? В конце концов, если мы говорим о каком-то понимании сути литературы – или даже лежащей в её основе проблемы – мы сразу наталкиваемся на бесконечное разнообразие мнений по каждому вопросу; не понятно, кто должен решать, понимает человек произведение или нет.
Осознавая всё это, понимая весьма низкий уровень собственного понимания и всю свою отдалённость от педагогики, я вспоминаю один, казалось бы, не связанный с этим отрывок. В диалоге Платона «Пир» несколько греков обсуждали бога любви – Эрота. Среди собравшихся был философ Сократ. На возвышенные и восхищённые описания бога как воплощения прекрасного и любви к прекрасному он возразил: всякий «желает того, чего нет налицо, чего он не имеет, что не есть он сам и в чем испытывает нужду, и предметы, вызывающие любовь и желание, именно таковы». Потому-то Эрот и стремится к прекрасному, покровительствует любви к нему, что сам он «совсем не красив и не нежен, а груб, неопрятен, не обут и бездомен». Так философы посвящают свою жизнь стремлению к мудрости именно потому, что они не мудры.Поэтому я решил, что эта статья станет лишь введением к циклу, посвящённому классической литературе. Цикл этот не претендует на особые откровения или тончайший анализ, он, скорее – приглашение к обсуждению. Статьи в нём будут посвящены различным жизненным проблемам, и все классические произведения будут рассматриваться именно как попытки их углубления и решения.
Если среди читающих этот блог найдутся те, кто любит литературу и готов вдумчиво её обсуждать, тем более – что-то по её поводу писать и разъяснять – я буду рад поучаствовать, может быть даже скоординировать усилия.
Все остальные – следите за обновлениями!