Декстер Дэлвуд. Квартира ситуациониста в мае 1968-го. 2001
К статье Елены Бернар «Европейский фронт ЛГБТ» в № 316
Очень полезно было хотя бы схематично проследить на конкретных примерах, как «мировая революция» по заветам Троцкого превратилась сначала в «мировую сексуальную революцию», а затем в «мировую гомосексуальную революцию». Согласитесь, что произошедшая метаморфоза, а по сути наглая донельзя подмена исходной идеи, сделана мастерски.
Обращает на себя внимание тот факт, что в такой подмене активное участие приняли столпы постмодернизма — Жиль Делез, Феликс Гваттари, Мишель Фуко и другие. То есть главные специалисты по извращению и издевательству над текстами надругались над фрейдизмом и марксизмом, скрестив их между собой и получив нечто совершенно уродливое, не имеющее отношения к тому, о чем говорили Фрейд и Маркс.
Кстати, в связи с этим вспомнилось неоднократно упомянутое Сергеем Кургиняном мнение одного психолога, что если бы пациентами Фрейда были бы не представители венской аристократии и крупной буржуазии, а рабочие с заводских окраин, то теория психоанализа Фрейда была бы совершенно иной. Это принципиальный момент в контексте затрагиваемых автором статьи о студенческих волнениях во Франции в 1968 году.
Видимо, по большому счету, нет никакой сущностной разницы между тем сословием, которое поставляло Фрейду материал для его научной работы, и «золотой» французской молодежью, устроившей студенческий бунт в Сорбонне. Их жизненные проблемы не связаны с материальным достатком, вернее с его отсутствием. Скорее наоборот, они, как говорят в народе, «с жиру бесятся».
А реальные насущные проблемы рабочих им были глубоко чужды. Студенты-буржуа проблем рабочего класса не понимают, потому что никогда не испытывали подобных трудностей, и не чувствуют тяжести той жизни, которую ведут рабочие, особенно из низших слоев. Никакого сострадания к трудящимся, униженным и замученным работой на предприятиях, которыми владеют семьи этих бунтующих студентов, нет и в помине. Потому что сострадание к рабочему несовместимо с социальным высокомерием, с которым эти «благородные» студенты пришли на заводы. Они же туда пришли как учителя жизни, как великие пророки, архитекторы, готовые слепить из податливой массы простолюдинов нечто красивое и изысканное. Очевидно, что они туда пришли не потому, что им нужна революция, а потому что подростки хотят самоутвердиться новомодным способом, поиграть в революцию.
Самоутвердиться в качестве вождей рабочего класса или, как пишет упомянутая в статье историк майских событий Клэр Дойль, в качестве «революционных генералов», которые поведут свои армии рабочих против отцов-капиталистов. Классический подростковый бунт, только оседланный леваками троцкистского разлива. Плюс присущая молодости пробудившаяся сексуальность, жаждущая скорейшего удовлетворения.
Любопытно, как сливаются воедино троцкизм, франкфуртская школа и анархизм, порождая, честно скажем, чудовище. Каждый компонент этой адской смеси ядовит сам по себе, а вместе они образуют воистину инфернальное нечто, клубящееся сегодня на улицах и площадях Европы.
Начнем с анархизма. В основе анархизма лежит неприятие всякого насилия. В первую очередь это касается насилия над человеком со стороны капитала и государства. Эксплуатация трудящихся капиталом — это точка, в которой сходятся и троцкизм (шире — марксизм), и анархизм. Однако анархизм в этом вопросе радикальнее, он утверждает, что и государство как аппарат насилия над гражданином должно быть упразднено. В пределе должна быть уничтожена власть как таковая — власть государства, власть религии и даже власть отца над детьми. Собственно, развитие этого тезиса мы видим у Вильгельма Райха, с его неприятием насилия, которое семья (родители) чинит над ребенком.
Видимо, отсюда же растут ноги и у движения борцов против домашнего насилия и сторонников введения ювенальной юстиции — средства ограждения детей от власти родителей. В пресловутом законопроекте о профилактике семейно-бытового насилия, который нам не первый год пытается навязать ООН, подробно описываются все возможные формы насилия, чинимого в семье: физического, экономического, сексуального и морально-психологического. На мой взгляд, всё перечисленное находится в рамках подхода, озвученного Райхом почти 90 лет назад.
Таким образом, родительское ограничение — это насилие, с которым по логике анархистов надо бороться, чтобы получить свободную творческую личность. Вполне естественно, что вслед за отменой запрета на сексуальную жизнь подростков, «прогрессивная» общественность потребовала признать допустимыми половые перверсии. А как иначе, если извращенцев осуждают и наказывают — это же насилие над свободой личности нетрадиционной ориентации. Поскольку свобода превыше всего, то и перверсии надо разрешить. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не было неврозов — вот формула, предлагаемая Райхом и его последователями.
Естественно, что Райх призывал бороться с христианством, поскольку оно формирует базовые запреты на перверсии. Более того, он сам называет неоязычество нацистов более прогрессивным в этом смысле, нежели христианство. Очевидно, потому что определенные формы язычества легитимизируют половую распущенность и извращения. Например, культ Астарты-Иштар или культ Кибелы.
Дабы не казалось, что мы произвольным образом вывели из базового принципа анархизма любовь к перверсиям и поклонение Кибеле, укажем, что одним из течений анархизма, активно развивавшимся в России в начале ХХ века, стал так называемый мистический анархизм. Мистический анархизм — разновидность гностицизма. А где гностицизм, там и Великая Мать, она же Кибела во всех ее разновидностях. Разве не разгул кибелизма мы наблюдаем в Европе? Симптоматично, что в Мадриде именно у фонтана Сибелис (он же фонтан Кибелы) собираются многосоттысячные толпы феминисток.
Это в христианстве верующие спасают душу, ведя праведный образ жизни, соблюдая ограничения и обуздывая плоть. Согласно же гностическому мировоззрению, Дух, он же искра божественного Абсолюта, которым обладает пневматик, не подвержен тлетворному влиянию материи. Поэтому пневматик может предаваться сколь угодно порочному образу жизни и перверсиям: на его воссоединение с Божественным это никоим образом повлиять не может. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть статью «Гностицизм» Энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Автор статьи — крупный русский философ и религиозный деятель Владимир Соловьев, фигура более чем авторитетная.
Читать также: О латентной общности глобиков
Основоположник и идеолог мистического анархизма — писатель Георгий Иванович Чулков, написавший в 1906 году работу «О мистическом анархизме». Чулков был членом кружка Мережковского-Гиппиус, сотрудничал с ними в редакции журнала «Путь», участвовал в работе Религиозно-философского общества им. Владимира Соловьева. О гностицизме четы Мережковского-Гиппиус хорошо известно, это не тайна за семью печатями. В своей работе Чулков опирался на Дмитрия Мережковского, на Владимира Соловьева, на основоположников анархизма Бакунина и князя Кропоткина и многих других.
Вторым крупным идеологом мистического анархизма является лидер русских анархистов, писатель, член ВЦИК ВКП (б) Аполлон Андреевич Карелин. Считается, что Карелин развивал идеи Чулкова в России, но называть его строгим последователем Чулкова было бы неправильно. В 1920-е годы Карелин создал кружок «Орден Духа», члены которого исповедовали мистический анархизм. После смерти Карелина в 1926 году главой ордена стал профессор Алексей Александрович Солонович.
Есть довольно смутные сведения, что и у Троцкого в свое время был контакт с одним из членов карелинского «Ордена Духа», но детальное выяснение вопроса, насколько сам Троцкий и его последователи увлекались мистицизмом и конкретно мистическим анархизмом, требует отдельного большого исследования.
Учеником Солоновича (во всех смыслах) был математик Владимир Налимов, продолживший развивать мистический анархизм. Так вот, Налимов в своей работе «Об истории мистического анархизма в России», которая свободно доступна в интернете, прямо называет мистический анархизм разновидностью гностицизма.
Отметим, что метафизическая основа гитлеровского нацизма — гностицизм. В ядре этой метафизической основы, находится культ Великой Матери. Напомню, что этот аспект нацистской орденской эзотерики подробно разобран в цикле статей «Судьба гуманизма». Выходит, что именно кибелизм имел в виду Райх, говоря о превосходстве неоязычества нацистов над христианством.
В свете изложенного вполне логичным выглядит синтез анархизма с гностической подложкой с троцкизмом и фрейдомарксизмом. Впрочем, возможно, что речь не идет о синтезе, а об использовании инструмента под названием фрейдомарксизм в интересах анархо-кибелизма.
Что сделал фрейдомарксизм, который к марксизму имеет такое же отношение, как культ Кибелы к социалистической революции? Он раскрепостил сексуальную энергию Низа в человеке, убрав те фильтры в виде ограничений, которые эту энергию осветляли и направляли в конструктивное русло.
Вот Райх говорит, что родительские запреты, они же репрессии, формируют у ребенка неврозы, поэтому давайте дадим ребенку в момент его полового созревания и далее полную свободу. Уже в такой постановке проблемы содержится плохо скрытое лукавство. Запреты не столько неврозы формируют, сколько (и в первую очередь) личность ребенка!
Кстати, запрет на запреты весьма созвучен раблезианскому принципу Телемы «делай что хочешь». На данном этапе будем считать просто совпадением, что главный специалист по Рабле — филолог Михаил Бахтин — был активным членом кружка «Воскресенье», возглавлявшегося мистическим анархистом Александром Мейером. Мейер был дружен с Мережковским, Гиппиус и теми, кто входил в их орбиту. Кружок «Воскресенье» стал реинкарнацией Религиозно-философского общества им. Вл. Соловьева, закрытого в 1917 году.
Еще раз оговоримся, что пока будем считать это просто совпадением, и вернемся к обсуждению запретов и их роли в невротизации ребенка.
Даже если согласиться с тем, что родительские запреты формируют у ребенка неврозы, то неврозы — это побочный продукт, издержки воспитания, а не самоцель. Запреты родителей — это инструмент воспитания подрастающей личности, то, что позволяет ей сформироваться и получить правильные навыки социального поведения.
Довод, что бывают излишне строгие и даже деспотичные родители, никак не доказывает, что данное явление носит массовый характер. Потому что оно такой характер явным образом не носит — поговорите с окружающими вас людьми об их родителях, или о том, как они сами воспитывают своих детей. Вряд ли вы обнаружите вокруг себя сплошных домашних деспотов и инквизиторов.
Зачастую родители просто не умеют деликатно донести до ребенка мысль о необходимости того или иного ограничения, и невроз возникает, скорее, из-за того, что форма внушения запрета была неадекватна, а не из-за запрета как такового. Мы исходим из того, что родители желают своим детям добра и учат, как умеют, поведению дома, в школе и на улице, то есть в обществе.
Что касается родительского ограничения на сексуальность — разве запрет всегда плохо? Кто это установил и с помощью каких научных подходов? Разве разумное ограничение сексуальности не дает ощутимого позитивного вклада в развитие личности? Разве человека должно интересовать только совокупление с себе подобными, и более ничего? А зачем такой человек вообще нужен, чем он принципиально отличается от свиньи, медведя, обезьяны или овцы? Только внешним видом?
Почему Райх сотоварищи настолько уверены, что снятие запретов на проявление сексуальности всенепременно приведет к раскрепощению творческих способностей личности? Разве Фрейд, описывая такое явление как сублимация, не обосновал, что именно ограничения или невозможность реализовать половое влечение, приводят к достижению значимых результатов в спорте или искусстве?
Другими словами, запреты на непосредственную реализацию сексуальных желаний перенаправляют энергию в другие сферы человеческой деятельности. Чистый животный половой инстинкт не способен создать культуру. У животных нет такого понятия, как творчество, оно возникает только в человеческом обществе.
Но Райх-то акцентирует внимание на неврозах, а не на творчестве! У него и Шарпентье на главный план выходят личные комплексы в половой сфере, которые он возводит в ранг универсальных. И при чем здесь вообще неврозы, если речь о творчестве? Нет запретов и ограничений — нет сублимации. Нет сублимации — нет и вклада в культуру и творчество, о котором так мечтают фрейдомарксисты. Или, может быть, под творчеством фрейдомарксисты райховского пошиба понимают нечто ущербное, служащее исключительно самоутверждению: смотрите какая я творческая личность, прибил мошонку гвоздями к Красной площади?
Или, смотрите, какой я революционный генерал, как за мной идут массы. Куда идут не важно, главное — за мной. Потому что никакой политической программы у Райха, Пальмье или Кон-Бендита нет, проблемы рабочих для них отходят на второй план. И знаете, почему? Потому что гностикам плевать на быдло, состоящее из зверолюдей — гиликов.
Максим Карев
Источник