Наука только для богатых?

В прошлом году Кристина Квасней (Christina Quasney) была близка к тому, чтобы сдаться. Социальное положение Квасней абсолютно не соответствовало ее цели, заключавшейся в изучении биохимии в университете Мэриленда, округ Балтимор. Ее отец держит небольшую авторемонтную мастерскую в крошечном городке Миллерсвиль, штат Мэриленд, и она стала первой студенткой университета в своей семье. В свои 25 она уже несколько лет отчаянно пытается найти время и для учебы, и для работы, за которую она берется, чтобы оплачивать свое образование, однако она все еще далека от получения ученой степени. «Мне стало казаться, что пришло время прекратить эту безнадежную борьбу и жить дальше», — говорит она.

Трудности, с которыми сталкивается Квасней, знакомы миллионам студентов во всем мире. Исследователям нравится думать, что в науке имеет значение только качество работы людей и ничего больше. Однако в реальности достаток и происхождение человека чрезвычайно важны. Студенты из малообеспеченных семей крайне редко попадают в науку, а те, кто все же попадают, зачастую обнаруживают, что плохо подготовлены к научной карьере из-за низкого качества школьного образования.

Лишь немногие страны собирают детальную информацию о социально-экономическом статусе научных работников, но имеющиеся цифры убедительно доказывают, что государства растрачивают таланты лишенной привилегий молодежи, которая в противном случае могла бы успешно решать проблемы в области здравоохранения, энергетики, загрязнения окружающей среды, климатических изменений и целого ряда социальных проблем. Очевидно, что универсальное понятие класса далеко не так универсально в том, какую роль он играет. В этой статье авторы Nature рассмотрят ситуацию в восьми странах по всему миру, а также попытки этих стран справиться с множеством классовых проблем в науке.

По мировым стандартам Квасней очень повезло. Она живет в чрезвычайно богатой стране, где есть огромное количество возможностей получить качественное образование и найти хорошую работу. Тем не менее, перед студентами, которые, как и она, пытаются свести концы с концами, система высшего образования США может ставить одно препятствие за другим.

«Все начинается в средней школе», — говорит Эндрю Кэмпбелл (Andrew Campbell), декан магистратуры Брауновского университета в Провиденсе, штат Род-Айленд. По его  словам, начальные ступени образования финансируются за счет средств штатов и местных бюджетов, а из-за того, что естественнонаучные курсы являются наиболее дорогостоящими, лишь немногие школы в относительно бедных округах могут позволить себе преподавать их. Таким образом, студенты из этих округов гораздо хуже подготовлены к естественнонаучным курсам университетского уровня, чем их более состоятельные сверстники, многие из которых посещали хорошо оборудованные частные школы.

Кроме того, это ставит студентов в крайне невыгодное положение в условиях жесткой конкуренции в процессе подачи заявок на поступление в университеты: в 2013 году только 40% выпускников средней школы из группы с низким уровнем доходов поступило в университет, в то время как в семьях с самыми высокими доходами таких выпускников было 68%.

Студентам, которые в итоге поступают, приходится искать способы оплачивать свое обучение, стоимость которого постоянно растет. С 2003 года по 2013 год расходы студентов на обучение, проживание и питание выросли в среднем на 34% в учебных заведениях, финансируемых государством, и на 25% в частных вузах (с корректировкой на инфляцию). Стоимость года обучения в одном из лучших университетов может легко превысить 60 тысяч долларов. Многих студентов, по крайней мере, частично поддерживают родители, а также они могут воспользоваться стипендиями, грантами и федеральной материальной помощью. Другие, как Квасней, работают неполный рабочий день.

Тем не менее, около 61% студентов США получают степень бакалавра с долгом, составляющим в среднем 26,9 тысячи долларов. Для тех, кто решает продолжить учебу, обучение, как правило, оплачивается за счет сочетания грантов и преподавательской деятельности. Но, поскольку после окончания обучения молодым людям приходится еще долго выплачивать свои студенческие кредиты, это может заставить магистров и аспирантов отказаться от продолжения научной карьеры.

В настоящее время в США реализуется ряд инициатив, призванных облегчить путь в науку для студентов из неблагополучных семей. Одной из них стала 14-миллионная программа INCLUDES, которая была анонсирована ранее в этом году Национальным научным фондом США. Но для таких студентов, как Квасней, продолжение работы в области науки — это все еще дело случая.

Однажды вечером в прошлом году Майкл Саммерс (Michael Summers), структурный биолог из ее университета, решил поужинать в ресторане, где Квасней встречала гостей и обслуживала столики. Эта случайная встреча позволила ей примкнуть к лаборатории Саммерса в январе, что стало для нее настоящим откровением. Прежде она чувствовала, что многие профессоры забыли, как трудно учиться и работать одновременно. По ее словам, лаборатория Саммерса оказалась совершенно иной. «Здесь нет места оценочным суждениям и дискриминации», — сказала она.

Ее опыт помог ей понять, чего можно ожидать, когда она подаст заявление в магистратуру и продолжит карьеру в исследовательской деятельности. «Я собираюсь попробовать, — говорит она. — Все или ничего».

Среди всех стран мира Китай лидирует по количеству ученых, получивших докторскую степень, и это вовсе не случайно. В попытке справиться с массовой бедностью, особенно во внутренних провинциях, коммунистическое правительство в Пекине делает все возможное, чтобы образование было одинаково доступным для всех.

Например, для того чтобы помочь бедным, Пекин устанавливает низкую плату за обучение и запрещает поднимать ее. Всего 5 тысяч юаней (750 долларов) в год достаточно для поступления в ведущие учебные заведения, такие как университет Цинхуа в Пекине. А для людей, не располагающих такими средствами, в стране существуют национальные стипендиальные программы, в том числе не облагаемые налоговым сбором кредиты и бесплатное поступление.

Между тем, чтобы способствовать интеграции 55 китайских этнических меньшинств, тоже зачастую бедных, в большинстве провинций студентам из этих меньшинств дают бонусные баллы при сдаче Гаокао — университетского вступительного экзамена, который является важнейшим порогом на пути к научной карьере. Система квот гарантирует, что студенты из таких отдаленных районов, как, например, Синьцзян и Тибет, будут представлены в элитных школах. В Китае даже есть 12 университетов, которые рассчитаны, прежде всего, на представителей меньшинств.

Однако реальность китайской науки зачастую сильно отличается от ее эгалитарных идеалов. На детей старших государственных деятелей и частных бизнесменов приходится непропорционально большая доля мест в ведущих университетах. Кроме того студенты не решаются на требующую напряженной работы карьеру ученого, поскольку в сфере бизнеса их ждет более доступная и, как правило, более прибыльная карьера. Согласно мнению Хэпэн Цзя (Hepeng Jia), журналиста, который пишет о проблемах науки в Китае, это, прежде всего, касается прилежных студентов из богатых семей.

В результате, по словам Цзя, учеными становятся, как правило, выходцы из бедных слоев, которые получают меньшую поддержку от своих семей и вынуждены работать под более тяжелым финансовым бременем. Он также отметил, что ситуация усугубляется низким уровнем заработной платы. В среднем зарплата ученых составляет 6 тысяч юаней в месяц — это примерно одна пятая часть зарплаты начинающего преподавателя университета США. В особенно сложной ситуации находятся студенты докторантуры и начинающие исследователи, которые, «работая в крупных городах, с трудом могут прокормить семьи». Это вынуждает многих ученых тратить часть своих грантов на личные нужды. Чтобы свести концы с концами, ученым приходится подавать заявки на большее количество грантов, в результате чего им приходится участвовать в большем количестве различных проектов и публиковать многочисленные статьи, что в свою очередь мешает им поддерживать качество их работы на высоком уровне.

Многие китайские исследователи стараются избежать этой ловушки, находя работу за рубежом. Тысячи докторантов уедут за границу в 2016 году при финансовой поддержке Китайского совета по стипендиям, а многие другие будут искать спонсоров за рубежом. Но Китаю все же удалось заманить некоторых выдающихся исследователей обратно. Цао Кай (Cao Kai), исследователь Центра дарований в области науки и техники Министерства науки Пекина, опубликовал в апреле результаты исследования, где говорится, что одного такого вернувшегося на родину ученого наградили ошеломляюще высоким годовым окладом в 800 тысяч юаней.

Однако, по словам Кай, это не норма, а редкое исключение. Это был лишь один крайний случай, которым он и его коллеги воспользовались, чтобы «убедить правительство повысить зарплаты профессоров в государственных университетах». По его мнению, это сыграет важную роль в привлечении и удержании талантливых специалистов в области науки независимо от их социального статуса.

По большей части, наука в Великобритании доступна для всех — то есть для всех тех, кто уже сделал научную карьеру. Исследование, проведенное в 2016 году, показало, что, в отличие от сфер юриспруденции и финансов, в сфере чистой науки выходцам из семей с более низким уровнем дохода платят не меньше, чем их изначально более обеспеченным коллегам.

Между тем, ситуация с теми, кто только стремится попасть в науку, в корне иная. То же исследование показало, что лишь 15% ученых являются выходцами из семей, принадлежащих к рабочему классу, которые составляют 35% от общей численности населения страны. В рамках другого исследования эксперты выяснили, что за последние 25 лет 44% рожденных в Великобритании ученых, получивших Нобелевскую премию, посещали частные платные школы, в которых обучается лишь 7% населения страны. «Речь идет о классовом барьере на пути к профессии, — говорит Катрин Мэтьюсон (Katherine Mathieson), исполнительный директор Британской научной ассоциации, — и он гораздо сильнее выражен в области науки».

Одно из препятствий на пути в британскую науку связано с мотивацией и амбициями молодых людей. В ходе 10-летнего исследования группа ученых их Королевского колледжа Лондона выяснила, что большинство англичан в возрасте от 10 до 14 лет считают науку интересной. Но выходцы из семей рабочих редко рассматривают науку в качестве карьеры — возможно потому, что они редко встречают людей, работа которых связана с наукой.

Чтобы решить эту проблему, группа ученых Королевского колледжа работает со школами Лондона в рамках экспериментальной программы, показывая подросткам в возрасте от 11 до 15 лет, как наука вписывается в повседневную жизнь — например, изучая химический состав пищевых продуктов — и то, насколько важны навыки научной работы в ряде профессий. Первые результаты этой программы  внушают оптимизм, поэтому команда ученых планирует расширить программу в следующем году.

Другим препятствием может быть то, что британским студентам, которым интересна карьера в науке, зачастую приходится отказываться от других предметов в возрасте 16 лет. «Выходцы из малообеспеченных семей, которые не знают о диапазоне возможностей в карьере ученого, могут расценивать это как весьма рискованный шаг», — говорит Мэтьюсон.

Третья проблема является следствием неожиданного увеличения ежегодной платы за обучение в университетах в три раза до 9 тысяч фунтов стерлингов (12 тысяч долларов) в 2012 году. «Я подозреваю, что размер платы за обучение может стать важнейшим сдерживающим фактором для тех, кто растет в семьях, вынужденных беспокоиться о базовом уровне дохода», — говорит Мэтьюсон.

По ее словам, опасность состоит в том, что неспособность привлечь в науку представителей всех слоев населения не только губит таланты, но и все больше отдаляет науку от общества. Этот разрыв ярко проявился в июне, в ходе референдума по вопросу о выходе Соединенного Королевства из ЕС, когда больше половины населения страны  проголосовало за выход, тогда как в научной сфере сторонников выхода оказалось всего 10%. «Такое расхождение взглядов на мир является реальной проблемой, влияющей как на качество исследований, так и на место ученых в обществе», — говорит Мэтьюсон.

В Японии степень неравенства в благосостоянии и статусе не достигает такого уровня, как в Китае и Индии. Тем не менее, за последнее десятилетие послевузовское образование и научные исследования стали менее привлекательными вариантами карьеры, особенно для менее привилегированных слоев населения. Некоторые эксперты предупреждают, что это может сделать исследования прерогативой богачей, что повлечет за собой серьезные социальные последствия. «Это новая проблема для Японии», — говорит Юко Ито (Yuko Ito), которая занимается исследованием политики в области науки в Агентстве по науке и технологиям в Токио, занимающемся главным образом финансированием научной деятельности.

Главная проблема сейчас заключается в повышение платы за обучение: даже в сравнительно недорогих государственных университетах те 86 тысяч йен (840 долларов), которые студенты платили за поступление и первый год обучения в 1975 году, не идут ни в какое сравнение с 817,8 тысячи йен, которые они платят с 2005 года. Кроме того, из-за длительного экономического спада в Японии родители дают своим детям в среднем на 19% меньше средств на жизнь, чем еще десять лет назад.

Это всерьез увеличивает зависимость студентов от «стипендиальных программ» — в Японии они в основном представляют собой кредиты, которые нужно возвращать. Половина всех магистров и аспирантов берет кредиты, а четверть из них должна больше 5 миллионов йен. «Многие студенты, которые хотят сделать научную карьеру, просто не могут самостоятельно оплатить обучение и проживание», — говорит Коичи Сумикура (Koichi Sumikura), профессор Национального института политических исследований в Токио.

Даже тем, кто сумел закончить университет благодаря кредитам, вовсе не гарантированы должности и зарплата, которая позволит отдать банкам долг. В возрасте между 30 и 60 годами треть выпускников университетов зарабатывает меньше 3 миллионов йен в год. «В таких условиях любой крепко задумывается, стоит ли ему строить научную карьеру», — говорит Ито.

Социальное неравенство в системе высшего образования уже заметно. Важнейший шаг в том, чтобы начать заниматься наукой — это поступление в одно из элитных учебных заведений, таких как Токийский университет, где доходы семей студентов в два раза превышают средние показатели по стране. «Если ситуация не изменится, то наукой будут интересоваться только богатые люди, а исследовательская деятельность будет все больше отдаляться от решения текущих социальных проблем», — считает Ито.

Правительство обратило внимание на эту проблему. План правительства об «инвестициях в будущее», о котором было объявлено 2 августа, предполагает повышение финансирования стипендий, которые  не нужно будет возмещать, а также повышение доступности не облагаемых налогами студенческих кредитов.

Но, по словам Сумикуры, правительству еще только предстоит подробно изучить связи между успешной исследовательской карьерой и рядом экономических факторов. «Это станет важной темой в будущем», — добавил он.

В Бразилии степень неравенства достигает экстремального по любым меркам уровня, в том числе в сфере образовании. Государственные школы настолько плохи, что их всячески пытаются избежать все, кроме самых бедных семей. На 2014 год только 57% 19-летних жителей страны имели законченное среднее образование.

Однако постепенно начинают появляться некоторые признаки прогресса, особенно в областях науки, технологий, инженерии и медицины. К примеру, в 2011 году в Бразилии была инициирована программа «Наука без границ», благодаря которой десятки тысяч талантливых студентов университетов получили возможность обучаться за границей. Поскольку студенты из богатых семей на сегодняшний день получают гораздо более качественное начальное и среднее образование, теоретически именно они должны иметь преимущество в процессе отбора. Однако было отмечено, что к концу первого этапа в этом году больше половины из 73 353 участников программы оказались выходцами из семей с низким уровнем доходов.

«Эти статистические данные действительно стали для нас полной неожиданностью», — говорит Карлос Нобре (Carlos Nobre), климатолог, который ранее возглавлял один из общественных фондов, финансирующих «Науку без границ».

В Сан-Паулу, между тем, медицинский факультет престижного университета Кампинаса (UNICAMP) отдает предпочтение одаренным студентам, закончившим государственные школы. Эта программа стартовала в 2004 году после того, как исследование показало, что из студентов, имеющих на момент приема одинаковые баллы за тесты, бедные студенты, пришедшие в UNICAMP из государственных школ, как правило, демонстрируют более высокие результаты, чем их сверстники, окончившие частные школы. Выходцы из бедных семей составили 68% от числа студентов, поступивших в этом году.

Карлос Энрике де Брито Круз (Carlos Henrique de Brito Cruz), который стал инициатором этой программы в UNICAMP, когда он еще был ректором университета, подозревает, что ответ на этот вопрос довольно прост. «Этим студентам приходится преодолевать большее число препятствий, — говорит он. — И если вы помещаете их в среду, где препятствия более или менее равны для всех, они, как правило, гораздо активнее реализуют свой потенциал».

В Бразилии уже можно заметить плоды усилий правительства по повышению научной грамотности и привлечению большего числа студентов в сферу науки, которые были активизированы после инаугурации президента Луиса Инасиу Лула да Силвы (Luiz Inácio Lula da Silva) в 2003 году. Внутри Федерального министерства науки, техники и инноваций было создано подразделение, которое полностью сосредоточилось на «социальной интеграции», разрабатывая программы по улучшению государственных школ и проведению исследований в областях, которые затрагивают непосредственно местные сообщества, таких как питание и рациональное природопользование.

По мнению экспертов, низкое качество среднего образования остается серьезной проблемой, для решения которой может потребоваться не одно десятилетие. Тем не менее, по словам Нобре, существующие инициативы могут повысить качество образования в  государственных школах до такого уровня, который позволит амбициозным студентам добиться успеха. Следующий вопрос заключается в том, смогут ли эти студенты способствовать инновациям в бразильской науке, как добавляет Нобре. «Теперь, когда они выходят на рынок труда, мы должны быстро провести оценку того, как сложится карьера этих студентов».

Несмотря на славу таких центров инновационных технологий, как Бангалор и Индийский технологический институт, огромному количеству индийских студентов не удается полностью реализовать свой огромный потенциал из-за низкого качества образования в сельских школах, языковых барьеров и кастовой системы. За пределами больших городов высшее образование, в том числе научное, в основном остается привилегией богатых и влиятельных представителей высших каст общества.

В Индии не ведется сбор данных о том, сколько среди людей, занимающихся наукой, представителей различных каст, выходцев из сельских районов, а также мужчин и женщин. Тем не менее, по словам Гаутама Десираджу (Gautam Desiraju), химика из Индийского института естественных наук в Бангалоре, студентам из сельской местности в Индии мешает нехватка хороших преподавателей естественных наук и лабораторного оборудования, кроме того, они плохо осведомлены о возможностях, которые предоставляет научная деятельность. Еще больше преград встречается на пути у сельских девушек, которым зачастую мешают получать высшее образование и искать хорошую работу. Это также касается и девочек из бедных городских семей: ожидается, что они выберут работу, которая позволит им сделать вклад в приданое.

Многим студентам из сельской местности также мешает их недостаточное знание английского языка, на котором в школах часто преподают естественнонаучные дисциплины. «Преподаватели из элитных колледжей и члены приемных комиссий часто относятся к таким студентам с предубеждением», — говорит Индира Натх (Indira Nath), иммунолог из Индийской национальной научной академии в Нью-Дели.

Каста — наследственная классовая система индийского общества — официально не является проблемой. Конституция и суды Индии предписывают, что больше половины мест в образовательных учреждениях и рабочих мест должны быть предоставлены представителям из исторически дискриминируемых классов. Тем не менее, существует оговорка, которая позволяет  некоторым ведущим научным центрам в Индии не соблюдать это правило. А в реальности существует «непреднамеренная, едва заметная или скрытая дискриминация студентов из низших слоев, начинающаяся в средней школе и сохраняющаяся в колледже», как говорит Шри Кришна Джоши (Shri Krishna Joshi), заслуженный научный профессор Национальной физической лаборатории в Нью-Дели. Учителя не поощряют их в той мере, в какой они поощряют студентов из высших каст. В результате, по его словам, «у бедных студентов из низших слоев общества часто формируются психологические барьеры, вследствие чего они считают, что не могут конкурировать с другими».

Тем не менее, по словам Десираджу, сейчас появились некоторые признаки прогресса. Долгое время индийские чиновники считали, что все, что от них требуется — это создать центры научной грамотности, после чего их положительное влияние просто просочится в низшие слои общества. «Но сейчас учреждения все больше начинают применять подход «снизу вверх», который позволяет находить талантливых людей на самых низких экономических уровнях», — говорит он.

Генетик Тапасия Сривастава (Tapasya Srivastava) из университета Нью-Дели уже видит последствия этого сдвига. «Конкурентоспособность в сфере высшего научного образования растет во всех основанных на кастах категориях, и барьеры постепенно исчезают», — говорит она.

«Талантливые молодые исследователи получают места на основании их личных заслуг, а не из-за конституционального положения», — соглашается Десираджи. Но предстоит проделать еще очень большую работу. «Часто поиски по-настоящему талантливого ребенка в небольшом городе или деревне подобны поиску иголки в стоге сена».

В Кении, где около 40% населения живет на 1,25 доллара в день, принадлежность к тому или иному классу имеет на удивление мало значения для тех, кто решает заняться наукой. Будучи одной из самых быстрорастущих экономик Африки, Кения может похвастаться тем, что с 2011 года число поступивших в университеты студентов выросло более чем в два раза, достигнув в 2015 году 500 тысяч человек. Правительство помогает оплачивать обучение тем учащимся  средней школы, которые получают высокие баллы в естественнонаучных дисциплинах, а также предоставляет кредиты, которые помогают им справиться с расходами на жизнь.

Однако на последипломном уровне отсутствие возможностей развития в Кении означает, что многие соискатели в научной сфере должны проходить часть обучения за рубежом. «Для меня проблемой было не попасть в науку, а остаться в ней”, — говорит Энн Макена (Anne Makena), кенийка из университета Мои, родившаяся в семье, принадлежащей к низшему классу, которая уже успела получить степень бакалавра в области биохимии. Ей удалось получить стипендию Родеса, чтобы защитить докторскую диссертацию в области химической биологии в Оксфордском университете, Соединенное Королевство.

Для тех, кто остается на родине, самый верный путь к карьере исследователя — получить работу в организациях с иностранным финансированием, таких как Международный центр физиологии и экологии насекомых  в Найроби или совместной проект Кенийского медицинского исследовательского института и британского научного фонда Wellcome Trust. Но в условиях жесткой конкуренции могут пройти годы, прежде чем соискателя примут. Именно на этом этапе многие студенты сдаются, как говорит Макена. Частный сектор заманивает их высокими зарплатами, потому что им приходится думать о том, чтобы помочь своим семьям, тогда как студенты из более обеспеченных семей могут позволить себе подождать. 

Еще одним источником неопределенности является борьба кенийских университетов за выделяемые государством средства. Нехватка средств заставила ректоров государственных университетов страны предложить поднять оплату за обучение в пять раз для ресурсоемких курсов, в том числе естественнонаучных. Если это произойдет и государственные субсидии не смогут покрыть разницу, бедным студентам придется отказываться от естественнонаучных курсов в пользу более дешевых.

По словам Болдвина Торто (Baldwyn Torto), руководителя отдела поведенческой и химической экологии в Международном центре физиологии и экологии насекомых, это будет большой потерей, потому что, судя по его опыту, выходцы из бедных слоев общества, как правило, становятся блестящими учеными. «Вы находите детей из бедных семей, которые демонстрируют такие же данные — если не лучше — как и дети из богатых семей», — говорит он.


После распада Советского Союза в 1991 году Россия очень скоро почувствовала вкус безудержного капитализма и резкого роста неравенства. Тем не менее, ей удалось сохранить свои прежние, советские идеалы в области образования: сегодня в России сохраняется довольно большая доля студентов вузов и научных работников, которые росли в семьях со средним и низких доходом. 

«В России существует национальный консенсус касательно значения равных возможностей в образовании для модернизации нашей страны», — говорит Дмитрий Песков, который руководит направлением «Молодые профессионалы» в московском Агентстве стратегических инициатив, которое продвигает идею экономической модернизации России. В настоящее время в России существует около 3 тысяч университетов и институтов, и примерно половина выпускников школ поступают в них, чтобы продолжить обучение. Между тем, в странах, входящих в Организацию экономического сотрудничества и развития, этот показатель в среднем составляет около 35%.

 

На периферии, к примеру, на Урале или в Сибири, где местные власти стремятся развивать научный и инженерный потенциал, учителя ищут таланты среди детей от 4 до 6 лет. Если эти дети и дальше продолжают подавать надежды, их приглашают в местные университеты, где бесплатные программы обучения нацелены на решение насущных проблем конкретного региона.

Дети, которые демонстрируют исключительные данные в естественных науках, искусстве, спорте или даже в шахматах, могут попасть в образовательный центр «Сириус», созданный в городе Сочи, на побережье Черного моря. Этот центр, учрежденный по инициативе президента России Владимира Путина, был открыт в 2014 году, после Зимних Олимпийских игр в Сочи, чтобы помочь одаренным молодым людям развивать свои таланты при поддержке ведущих ученых и профессионалов.

С декабря 2015 года талантливые подростки, которые хорошо выступили на местных и национальных научных соревнованиях и математических олимпиадах, могут также получить президентский грант, составляющий 20 тысяч рублей в месяц. Эти гранты позволяют сотням студентов из менее обеспеченных слоев общества учиться в лучших университетах страны при условии, чтобы они останутся работать в России как минимум на пять лет после окончания вуза.

Несмотря на все подобные усилия, показатели России в области науки остаются относительно низкими. По словам Пескова, одна из причин заключается в изолированности российского научного сообщества. Несмотря на свои блестящие навыки, российские ученые, как правило, плохо говорят на английском языке, поэтому они принимают участие в международных конференциях и проектах гораздо реже, чем могли бы. Неопределенность в вопросе правительственной поддержки науки в будущем тоже является частью проблемы. «Высокооплачиваемые должности в сфере финансов, управления бизнесом  и промышленности пользуются гораздо большей популярностью среди молодых россиян с высшим образованием, чем рискованная научная карьера», — добавил он.

источник