Устный счет. В народной школе С. А. Рачинского (фрагмент).
Изображение: Богданов-Бельский Николай. 1895
Эпидемия коронавирусной инфекции стала постоянным фактором повседневной жизни. В преддверии нового учебного года родители задают вопросы о предстоящем формате обучения. Будет ли это классическое очное обучение или смесь онлайна и оффлайна?
Как учить и учиться в новых условиях в интервью ИА Красная Весна рассказал кандидат исторических наук, профессор, преподаватель истории и политологии в Физико-математической школе (ФМШ) при Новосибирском государственном университете (НГУ) Владимир Александрович Миндолин. Кстати, Миндолин не только преподает, но и одновременно является режиссером Театра имени Рыбалова, полюбившегося жителям Новосибирского Академгородка.
ИА Красная Весна: Расскажите про ваш опыт работы в дистанционном формате. Сложно было перейти на онлайн-обучение?
В.М.: Скажу сразу, что дистанционкой я не особенно много занимался. Но некоторые шаги в сторону дистанционки начал делать лет восемь тому назад. Тогда у меня в подчинении было восемь преподавателей. Я попросил каждого завести аккаунт в соцсети «ВКонтакте» и через него взаимодействовать с учащимися. На мое удивление, у некоторых преподавателей начались истерики. Даже у вполне приличных.
«Вы нас обязываете, Вы нас заставляете, Вы нас насилуете», — говорили они мне. Я им ответил: «Ну что ты истеришь. На самом деле это нужно. Даже общение быстрее проходит. Здесь просто эффективность. Никто тебя не заставляет. Хочешь отсталым быть, отстать от поезда — ну и отставай тогда. Как Райкин с арбузами — отставай, пожалуйста».
Но потихоньку я всех туда их вмонтировал. Это был первый шаг. Второй шаг к дистанционке был сделан в 2011 году. Я сказал преподавателям: «Сделайте презентацию ко всем основным и специальным курсам. Не так что „завтра сделайте“, а давайте поставим такую задачу: за два года должны быть хорошие презентации по всем основным и специальным курсам».
Тогда их было человек тринадцать. В основном это были не женщины преклонного возраста, а ребята лет 30–40. Все они были в хорошей профессиональной и физической форме. Тут никаких истерик не было, просто за два года сделали эти презентации, потом стали их развивать. Позже, когда появилась форма онлайн-обучения, все преподаватели уже использовали «ВКонтакте», многие из них легко общались через Zoom, работали с Google-документами, плюс у каждого были презентации. Поэтому в таком примитивном виде переход прошел легко. Никаких проблем не было. Мы легко выходили на связь с учениками, комбинировали использование технологий Zoom, Google, «ВКонтакте», e-mail. Я им не навязывал какие-то конкретные площадки, работали, в каких им было удобнее. Плюс всё это использовалось в научной работе.
Мы не рассуждали про взаимодействие нового и старого, про эпоху онлайн-обучения и кибернетизации, машинизации людей и тому подобные ужасы. Ничего этого не было, люди просто работали.
Один из преподавателей предложил сделать так, чтобы половина обучения шла в онлайн, а половина — оффлайн. Я был против. Форма работы должна способствовать повышению эффективности обучения. Нельзя заранее сказать, каким должно быть соотношение: 50 на 50 или 5 на 95. Оптимальное соотношение нужно нащупать через практику. Нужно искать разумный путь к эффективному обучению.
С другой стороны, некоторые преподаватели хотели отказаться от онлайн-форм обучения, заявив: «Не дай бог нам навязывать онлайн. Мы должны видеть живого ученика». Я возразил, что необходимо уметь делать и то, и другое. Искать правильные подходы, определять, в каком направлении нужно двигаться.
Не исключаю, что через 20–50 лет мы получим такую мировую ситуацию, что возникнет несколько «супермаэстро», которых в работе будут сопровождать большое число ассистентов. Они будут на всю планету читать какие-то очень хорошие онлайн-лекции и вести занятия. И это будет интересно, с обратной связью, ясностью, эффективностью, с машинным переводом с одного языка на другой. За пятьдесят лет всё это вполне может появиться. Не вижу в таком развитии событий ничего страшного.
ИА Красная Весна: В 2019 году в The New York Times была опубликована статья, в которой автор утверждал, что общение с человеком превратится в роскошь. По его мнению, бедным слоям населения будут доступны только гаджеты, и всё обучение будет проходить только через них. У высшего класса всё обучение будет происходить только посредством живого общения. Как вы относитесь к такому взгляду на будущее?
В.М.: Мы находимся в небывалой ситуации: одномоментно начинают резко возрастать объемы информации и скорость ее продвижения. К этому феномену надо относиться внимательно и аккуратно. У нас на кафедре была дискуссия о возможности запрета использования гаджетов во время уроков. Я сказал, что не могу принять такого решения. Я вижу, как это делают во Франции. Они ввели запрет. Не уверен, что это правильно.
Присутствовал на уроке одного из преподавателей, который требует оставить все гаджеты у двери класса. Ученики понимают, что у них всё отобрано, и сидят, как мертвые.
Я со своими так не поступаю, пытаюсь с ними договориться: они могут использовать свои гаджеты во время урока, но при этом должны контролировать себя. Говорю им: «Запишите афоризм и запомните: если слишком долго вглядываться в гаджет — гаджет начинает вглядываться в тебя. Не нужно смотреть в него слишком долго, чтобы не стать его придатком. Используйте его в своих интересах, в интересах вашего развития, для быстрой ориентации на местности».
В результате мы поняли друг друга. Был случай с одной девушкой, которая не могла оторваться от гаджета, совсем ушла в него. Я объяснил ей, что вокруг идет работа, а она совсем ей не занимается. Попросил ее прекратить это. Она опять продолжает свое. Пришлось делать второе замечание — не помогает. В третий раз я отправил ее с урока. Объяснил, что так дело не пойдет, и попросил подумать над произошедшим. Она очень расстроилась, обиделась на меня и даже пропустила следующий урок. Потом пришла уже в нормальном состоянии. Но это была исключительная ситуация. Остальные общаются со своими смартфонами, как повар с картошкой: где-то что-то щелкнули, где-то отбросили, где-то подключились, все задание выполняют. Думаю, что для меня проблема гаджетов снята.
В связи с ковидом пришлось полностью перейти на онлайн-форму обучения. Возникла необходимость вести онлайн-занятия во всех пяти классах. Такие занятия совершенно лишают сил. Да, были задания, работы сдавали, результаты проверки неплохие. Но когда встретились живьем, выяснилось, что за это время с учащимися что-то произошло. Я обнаружил для себя совершенно новый класс: больше половины учащихся на уроке занимаются чем попало. Ведут себя так, как привыкли во время онлайн-уроков. Понадобилось примерно месяц-полтора, чтобы вернуть их в привычное рабочее состояние.
Из всего этого я заключил, что во время онлайн-занятий учащиеся не обязательно взаимодействуют с преподавателем. После произошедшего интерес к онлайн-занятиям начал падать как со стороны преподавателей, так и со стороны самих ребят. Возникло новое, более глубокое ощущение важности живого взаимодействия учителя и ученика во время занятий.
Я мог сравнить, как ведется онлайн-обучение в ФМШ и НГУ. Внедрение онлайн-обучения на уровне НГУ происходило дольше, чем в ФМШ. Другие известные мне общеобразовательные школы совсем не смогли перестроиться под новый формат. Поэтому мое общее отношение к дистанционному обучению — более спокойное, но в то же время скептическое. Не надо вокруг него устраивать большие пляски. Онлайн-обучение может применяться только как вспомогательный инструмент.
ИА Красная Весна: А как с оценкой знаний? Усвоение материалов осталось на том же уровне?
В.М.: Оценивать знания в таких условиях довольно сложно. Не получается проводить контрольные на расстоянии. Контрольная функция современного образования сильно гипертрофирована. Я бы ее сократил. Когда ученики выполняют какие-то задания коллективно, что-то обсуждают, вместе думают, решают, я их не критикую — сочтемся. Все эти тесты не так важны, как важно, скажем, написание самостоятельных эссе. Различить, кто из учеников учится, а кто нет — легко. Но я обратил внимание, что сам по себе контроль в традиционном смысле слабеет и становится беспомощным.
ИА Красная Весна: Если в процессе обучения функция контроля утрачивает свою значимость, то в чем роль современного образования? На что нужно ориентироваться?
В.М.: Существуют объективные факторы ведения образовательного процесса в текущих условиях. Самое главное — увеличение объемов и скорости передачи информации. Когда объем информации растет в десятки раз, скорость ее распространения растет в десятки раз — это совершенно небывалая ситуация. Мы не знаем, к чему этот процесс приведет. Эволюционно люди привыкли получать знания живьем и относительно медленно.
Для чего существует учитель в этом потоке информации?
Во-первых, учитель должен выделять в потоке важную и настоящую информацию. Это необходимо, чтобы учащийся смог смелее и увереннее ориентироваться в быстро текущем и быстро растущем потоке.
Во-вторых, принципиально важно находить в этих потоках какие-то суперважные, фундаментальные вещи. Изучать такие находки нужно путем глубокого погружения: медленно, терпеливо, кропотливо, глубоко и основательно.
Если брать гуманитарную составляющую, то для этих целей хорошо бы создать спецкурс «Великие книги». Мы пытались его сделать, но пока не получилось. Была попытка в течение целого семестра изучать с детьми «Братьев Карамазовых». Я хотел глубоко и основательно нырнуть в исторический, психологический и литературоведческий контексты. Я не последний в ряду преподавателей, но что я получил? Мой курс в течение семестра посещали всего шесть человек.
Вторая попытка совсем провалилась. Пришла только одна девушка. Другие к такой углубленной, терпеливой, сосредоточенной и долгосрочной работе оказались не готовы. Другой преподаватель искал способ изучать с детьми «Войну и мир», втянуть их в чтение произведения так, чтобы его целиком прочитали. Рассказывал, что не мог заставить их читать. В результате преподавателю удалось добиться, чтобы из 25 человек прочитали четыре. Он сказал: «Лучше бы я этого не добивался: уровень их толкования и понимания оказался такой ужасный и примитивный, что лучше бы и не читали». Это, конечно, крайняя точка зрения, но с такой проблемой сталкиваются все — уровень невежества растет.
ИА Красная Весна: Джордж Буш-младший говорил, что прочитал «Войну и мир», чтобы выработать в себе силу воли. А лично мне было бы интересно разобрать великие книги.
В.М.: Ну да, я встречал людей, которые готовы часами дискутировать, обсуждать, разбираться. Прошлым летом я начал в Facebook пересказывать «Откровение Иоанна Богослова» понятным языком. Половину пересказал. Планирую сделать полугодовой спецкурс по «Откровению Иоанна Богослова». Хотя я совершенно далек от ортодоксальной религии. Просто мне интересно: чем это вызвано, что это означает всё?
Люди к этому не готовы. Понятно, что на спецкурс «Культурология компьютерных игр» придет человек 50, а на того же «Иова» придет 5–6 человек. С другой стороны, среди этих пяти или шести человек может оказаться такой, который будет стоить пятидесяти. Всякое бывает, не поймешь заранее, как это получится.
ИА Красная Весна: Онлайн-обучение очень похоже на заочное. Не было ли требований от учащихся снизить цену?
В.М.: Да, они требуют снизить цену. Но с другой стороны, трудоемкость работы преподавателя возрастает. Получается, что, с одной стороны, эффективность снижается примерно на треть, а, с другой стороны, трудоемкость возрастает на ту же треть. В результате преподаватели говорят: «Повышайте зарплату, почему не повышаете?» Потому и цены никто не хочет снижать.
Есть еще один любопытный штрих. Я предложил своим ученикам выбрать предпочтительный для них способ обучения: онлайн или оффлайн. За оффлайн проголосовали девять десятых, за онлайн — всего одна десятая собравшихся. В других классах ситуация аналогичная: ученики не хотят никакого онлайна, им это не надо.
Не исключаю возможности онлайн-обучения, если такая необходимость вновь возникнет. Но делаться это будет в порядке исключения. Никогда у меня не было чрезмерного увлечения этим онлайном, но при этом не было и заламывания рук. К тезисам о том, что нас ведут в «ярмо онлайн-обучения», я отношусь с большим скепсисом. Нужно работать по конкретной обстановке. Конечно, у главы Сбербанка Германа Грефа и аналогичной публики возникает безумное желание сэкономить, повысить эффективность. Экономия у них получается, а вот повышение эффективности — нет.