Аноним, Нидерланды. Большие рыбы едят маленьких. Конец XVI в.
К статье Дениса Ванькова в ИА Красная Весна от 25 мая 2019 года «„Советник“ Ридли Скотта. Фильм, который нельзя просто смотреть, не став соучастником»
Кинематограф имеет огромное влияние на жизнь современных людей, во многом он их формирует, иногда показывает какие-то процессы в обществе.
Прочитав в информагентстве Красная Весна статью «„Советник“ Ридли Скотта, фильм, который нельзя просто смотреть, не став соучастником», я посмотрела режиссерскую версию данного фильма. И согласилась с теми метафорами, образами и смыслами, которые увидел в кинокартине автор статьи Денис Ваньков. Однако, на мой взгляд, один из важных и ключевых образов выпал из зоны внимания автора — этот образ я назвала образом «пожирания», и олицетворен он героиней актрисы Кэмерон Диас. Этот образ далее я буду называть Пожирательница.
Героиня Диас в ключевые моменты фильма, перед тем как кто-то погибнет по ее вине, неожиданно предлагает поесть, также она с восхищением наблюдает за тем, как гепард настигает, чтобы убить и пожрать добычу. Именно ее восхищенной речью по поводу этой вакханалии смерти и пожирания заканчивается фильм. Одним словом, в фильме Ридли Скотта «Советник» есть и тема смерти, и тема «пожирания», которые он связывает воедино. Мне бы хотелось сделать акцент на этой связи «пожирания» и смерти.
В фильме есть одна сцена, которая выходит за рамки приличия, но именно она, на мой взгляд, стала предупреждением главному герою и символом какого-то древнего матриархального «пожирания», и смерти одновременно. Это сцена акробатических кульбитов Малкины с лобовым стеклом машины героя, роль которого исполняет Хавьер Бардем. Происходящее невероятно пугает героя, он даже делится своими страхами со своим другом. Сцена является одновременно и символом пожирания и того будущего, которое ждет героя — он будет «пожран». В фильме он будет убит, и убийство будет организовано Малкиной. В страхе героя было что-то архетипическое.
Какие психологи писали о «злом женском начале», которое архетипично, на их взгляд?
Об архетипическом образе женского органа, который может «пожрать» мужчину, писал Станислав Гроф в работе «Психология будущего». Он назвал его образом «злой матки» и «вторая базовая перинатальная матрица (БПМ-2)», имея в виду некий травмирующий опыт рождения, который остается с человеком, по мнению Грофа, на всю его жизнь и может быть пережит снова в предлагаемом им тренинге «Второе рождение». Это переживание Гроф обозначил как «космическое поглощение и безысходность или ад». То есть подчеркнул в этом архетипе роль поглощения, мы бы сказали — пожирания.
«Когда же в памяти воскрешается начало биологического рождения, мы, как правило, чувствуем, что нас засасывает в гигантский водоворот, или заглатывает какой-то мифический зверь. Мы также можем переживать, что весь мир или космос поглощается целиком. Это соединяется с образами пожирающих или захватывающих в свои лапы архетипических чудовищ, таких как левиафаны, драконы, киты, гигантские змеи, тарантулы или спруты», — пишет Гроф. Как мы видим, этот базовый и архетипический опыт связан с процессом поглощения и переживаниями, связанными с ним.
«На уже полностью развернувшейся первой стадии биологического рождения маточные схватки периодически сдавливают плод, но шейка матки все еще не раскрыта. Каждая схватка вызывает сдавливание маточных артерий, и плоду угрожает нехватка кислорода. Воспроизведение в памяти этой стадии рождения — одно из самых худших переживаний, которые могут быть у нас в процессе самоосвоения, включающего холотропные состояния. Мы заперты в чудовищном клаустрофобийном кошмаре, преданы мучительной эмоциональной и физической боли и пребываем в ощущении крайней беспомощности и безнадежности», — так описывает Гроф переживания данного периода.
Возможно, именно этот страх вызвала из подсознания героя фильма Малкина.
Кто еще из известных психологов описывал «злое материнское» или женское начало как архетип?
Джин Шинода Болен в известной книге «Богини в каждой женщине» упоминает об архетипе Великой Богини, которая, по ее словам, древнее греческих богинь (что, в общем-то, не новость) и которая, по мнению этого американского психиатра, до сих пор влияет на жизнь подсознания современных женщин. По мнению автора, этот архетип двойственен, как и сама Великая Богиня, он может быть опасным и злым, может быть «разрушительницей» и «устрашающей».
Напомним, Джин Шинода Болен — это известный американский врач-психиатр, психоаналитик, последовательница юнгианской школы, профессор психиатрии медицинского факультета Университета Калифорнии, всемирно признанный лектор.
Она пишет в своей книге: «Великой Богине поклонялись как Создательнице и Разрушительнице, ответственной за плодородие и катаклизмы. Великая Богиня все еще существует как архетип в коллективном бессознательном. Я часто ощущала присутствие устрашающей Великой Богини в своих родителях. Одна из моих пациенток после родов отождествила себя с Великой Богиней в устрашающем ее аспекте».
«Архетипу Великой Богини присуща сила, которой обладала сама Великая Богиня в те времена, когда ей действительно поклонялись. И потому из всех архетипов именно этот в состоянии оказывать наиболее сильное воздействие», — также пишет психиатр.
«Этот архетип способен вызывать иррациональные страхи и искажать представления о реальности. Греческие богини были не столь могущественны, как Великая Богиня. Они более специализированны. Каждая из них обладала собственной сферой влияния, и их силы имеют определенные пределы. В женских душах греческие богини также не столь могущественны, как Великая Богиня; их способность эмоционально подавлять и искажать восприятие окружающей действительности гораздо слабее», — продолжает Джин Шинода Болен.
Почему герой испытывает такой сильный и непонятный ему страх, и почему автор фильма решил сделать на этом акцент, для чего сначала вводит в действие сцену, где этот страх возникает, а затем посвящает немало экранного времени попытке Райкена поделиться с другом, где он пытается разобраться в природе своего страха? Пытается ли таким образом автор показать зрителям, что на самом деле герой Райкена предчувствует, что задумала Малкина, или же он испытывает ужас, имеющий архетипическую природу, если верить упомянутым выше психологам?
Автор статьи сравнивает образ героини Малкины с образом Санта Муэрте, «спасительной смерти», которой поклоняются в Мексике. Но если верить в существование коллективного бессознательного и архетипических образов «злой матки» и злой Великой Богини, которые якобы существуют у всех людей в подсознании, то можно предположить, что герой Райкена так сильно испугался, поскольку в его голове всплыли эти архетипические образы, о которых говорят вышеназванные психологи.
В фильме, на мой взгляд, есть не только лейтмотив смерти и поклонения ей, но также и лейтмотив «пожирания» и его связи с темой смерти. Ведь не зря же «смертельно опасная» Малкина в ключевые моменты фильма предлагает поесть. Так и в последние часы жизни Райкена, которого Малкина «сьела» как конкурента в борьбе за бизнес, она приходит посмотреть на свою жертву и предлагает ему поесть. Хотя, понятное дело, человеку, который понимает, что он приговорен, не до еды, однако герой соглашается.
Теперь немного не о кино, а о жизни. В русском языке, когда говорят о том, что какого-то коллегу другие, равные ему по рангу коллеги выжили из коллектива, часто говорят, что его на работе «сожрали» или «съели». Эта ситуация даже нашла отражение в современном фольклоре. Ее хорошо иллюстрирует анекдот, который приведу полностью:
«Голодные волки встретили в лесу зайца и собрались его съесть, а заяц им говорит:
— Погодите, мной вы сильно не насытитесь, а я могу вас привести к стаду овец.
Волки решили не есть зайца и пошли за ним. Идут, а голод мучает все сильнее, они, значит, спрашивают:
— Долго еще идти?
Заяц им отвечает:
— Вот, сразу за горой, которая перед нами.
Начали подыматься на гору — не совладали волки с голодом, набросились на зайца и съели. Наесться не наелись, голод мучает, но соблазна перед глазами более нет. Поднялись на гору и видят стадо овец.
Сытно отобедали, и тут один, значит, говорит:
— Как-то нехорошо с зайцем получилось.
Другой:
— Да уж, пойдемте, останки, что ли, захороним.
Вернулись, похоронили зайца, поставили камень на могилку и думают, что же написать:
— «другу зайцу» — не пойдет, не поймут, зачем друзья его съели.
— «врагу зайцу» — тоже не пойдет, какой же он враг, когда привел их к стаду овец.
Думали, думали и написали «нашему коллеге зайцу».
Именно со странным желанием «поедания» коллег, как в приведенном анекдоте, связано и другое явление, в извращенном виде формирующее временную социальную общность, часто возникающее в современных коллективах, которое условно назовем «А давайте все вместе дружить против Люды». Если такая «дружба» оказывается успешной и «Люда», не выдержав давления, сама уходит из подобного коллектива, то другие, сочувствующие ей коллеги, говорят, что Люду в коллективе «сожрали». Это же слово употребляют, когда имеют в виду, что к кому-то были употреблены методы нечестной конкурентной борьбы. Какие-то более крупные корпорации, пользуясь деньгами и админресурсом, могут «сожрать» более мелкие корпорации и т. д.
Когда-то давно мне пришлось столкнуться с ситуацией подобной «дружбы против Люды». Тогда я совершенно не поняла, что за процесс был запущен. Но недавно «прилетели» отголоски, и, возможно, как ответ на давний вопрос, мне приснился сон, который я тоже приведу полностью.
Во сне я увидела зимнюю дорогу, на дороге лежали овцы с оторванными конечностями, крови не было. Они лежали не кучкой, а отдельно, немного — три или пять. Вокруг них были разбросаны эти оторванные конечности, может, их, а может, соседней овцы. Потом взгляд сфокусировался на одной овце, и я увидела, что она хоть и без конечностей, но дергается и так юрко ползает на одном боку в поисках чего пожрать и уже жадно впилась в голень с бедром, которая валялась рядом, конечность какой-то другой овцы, кто-то из людей ей ее кинул. Овца жадно пожирала конечность, как будто она хищник, а не травоядное. Я подумала, что это от голода. Овца жадно пожирала мясо и при этом искала взглядом, что еще ей пожрать. Я испытывала во сне и чувство небольшой опасности, понимала, что пройти мимо них нужно осторожно, чтобы не впились в ноги, и чувство жалости к этим овцам — да, у них есть что поесть, и они выживут, но ведь это ноги их же «коллег». И, по сути, они едят друг друга, а сами калеки, но не знают этого, думая, что они «наверху пищевой пирамиды», то есть хищники.
Когда я проснулась, мне хотелось плакать, мне казалось, что я увидела метафору этого человеческого поедания.
И через метафору этого сна в моем подсознании объединились и ситуация с Малкиной, которая жалкая мафиози, но которая думает, что она «хищница», так как она пожрала своих же коллег по цеху и «выиграла» конкурентную борьбу. И девушки в некоторых так называемых «рабочих коллективах», которые, по разным причинам, чаще связанными с материальными выгодами, но иногда и просто так, начинают «пожирать» и «есть» других равных им коллег.
Малкина и подобные ей женские персонажи в современном кино показаны сильными, победительницами. Образ такого деструктивного женского начала часто показывают на экране как привлекательный и достойный подражания. Она ведь всех победила! И через современную культуру, и другими способами в людях намеренно взращивается их собственное деструктивное начало, которое и сподвигает их на поступки по «поеданию» ближнего. Но чувствуют ли они после этого удовлетворение, поддавшись своей внутренней деструктивности? Чувствуют ли счастье? Сомневаюсь.
Метафора, которая пришла ко мне во сне, показалась мне наилучшим образом отражающей ситуацию. Люди, которые поддаются на такие «инстинкты», реагируя на пропаганду и не понимая, что их такими делают намеренно, становятся похожи на овец из сна — лежат беспомощные перед «сильными мира сего», однако думают, что они «хищники», «волки» (из анекдота), потому что они могут «пожрать» ближнего.
Но посмотрите на ситуацию, которая происходит сейчас в мире. Разве по ней не видно, что настоящие «волки» не занимаются «пожирательством» внутри своих коллективов, их коллективы невероятно плотны. И они за нас, «овец» для них, уже все решили! И с пренебрежением смотрят на нашу аутофагию (а по-другому — конкурентную борьбу за право быть их слугами), которая происходит и внутри наших «овечьих» коллективов, и внутри уже приговоренного ими человеческого сообщества. И не важно, кто ты — мафиози Малкина или же «Люда из бухгалтерии», мы все для них одинаковые «овцы», занимающиеся «непотребствами», беспомощные перед ними и жалкие.
Выход — бороться с той человеческой деструктивностью, которую в нас культивируют и даже прививают, и объединяться в плотные человеческие коллективы, стремиться к таким изменениям в себе, чтобы не быть жалкими «овцами без конечностей».
Любовь Незнамова