Дистанционное обучение
Проблема навязываемого дистанционного образования все более беспокоит общество. Возникает все больше и больше вопросов. В частности, о том, насколько правомерным является перевод школьников и студентов на дистанционный формат обучения. Мы уже писали о вреде дистанта для здоровья обучаемых, о крайне низком качестве получаемых в результате знаний.
Однако в настоящий момент обсуждение дистанционного образования приняло несколько иной оборот. В частности, государственные мужи вдруг начали убеждать общество в том, что дистант — это такая форма очного образования.
Например, 17 ноября министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков заявил, что «дистанционное обучение остается очным».
18 ноября ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов сказал: «Я хотел бы поделиться тем, что мы предпринимаем, чтобы студенты ощущали, что у них дистантное очное образование. Потому что есть общественная установка, что удаленное — это заочное».
Общество, с точки зрения Кузьминова, конечно же, ошибается. И ректор ВШЭ даже пояснил почему. Так, преподаватели подведомственного Кузьминову учреждения должны выделять время для индивидуальных и групповых онлайн-консультаций со студентами.
«Это очень важный элемент очного образования, почти недоступный заочникам и вечерникам. И это сигнал, который мы можем дать обществу», — сказал Кузьминов.
С аналогичным заявлением выступили и в Московском государственном университете (МГУ). 18 ноября в пресс-службе вуза заявили: «Дистанционная форма обучения является разновидностью очной формы образовательного процесса».
Казалось бы, если дистанционное образование — это в принципе негативное явление, то какая разница, является оно очным или заочным? За что бьются эти достопочтенные граждане?
Первый, наиболее очевидный, уровень проблемы понятен. 18 ноября в СМИ появилась информация, что студенты уже упомянутого МГУ хотят подать коллективный иск против администрации из-за резкого ухудшения качества образования, вызванного переводом обучающихся на дистант.
Студенты настаивают на том, что МГУ должен произвести перерасчет контрактов и вернуть денежные средства за весенний семестр 2019/2020 учебного года и за текущий осенний семестр, уплаченные за получение знаний на очном образовании.
Видимо, это требование не на шутку обеспокоило чиновников от высшего образования — именно тогда соответствующие заявления посыпались как из рога изобилия. Ведь если суд в данном вопросе встанет на сторону студентов, то это создаст неприятный для администрации вузов прецедент. А ну как все студенты, а потом еще и родители школьников начнут иски подавать — и что тогда? Нет-нет-нет, дистант надо срочно признать очным образованием!
Это — простейший уровень проблемы. Однако очень может быть, что есть и второй, более серьезный. Китайский философ Конфуций учил, что правильное управление государством следует начинать с исправления имен. «Давать вещам правильные имена и называть их на всех базарах», — так звучит рекомендация китайского философа.
Что же в этом случае делают государственные мужи, которые дают вещам неправильные имена и ничтоже сумняшеся транслируют их на современных базарах, то есть в СМИ? Ведь в этом случае речь идет о вольном или невольном содействии деструкции государства.
Хотя почему, собственно, мы решили, что называть дистанционное образование очным — это неправильно? Может, мы зря напраслину возводим на важных заслуженных деятелей? Что ж, давайте разберемся, является дистанционное образование очным или заочным.
Начнем с того, что согласно п. 2 статьи 17 Федерального закона от 29 декабря 2012 г. № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» (далее — Закон об образовании) «обучение в организациях, осуществляющих образовательную деятельность, с учетом потребностей, возможностей личности и в зависимости от объема обязательных занятий педагогического работника с обучающимися осуществляется в очной, очно-заочной или заочной форме».
То есть существуют три формы обучения. При этом закон твердо не фиксирует, какое образование считать очным, а какое заочным. В этом, на мой взгляд, существенная недоработка законодателей, которой сейчас и пытаются воспользоваться вышеупомянутые и многие другие господа.
Но продолжим. Отсутствие четких трактовок форм обучения в законодательстве подтверждается в официальном письме Минобрнауки № 05-ПГ-МОН 1834 от 16.02.2017. Данное письмо ведомство направило в ответ на обращение АНО ДПО «Институт лабораторной медицины». Текст письма, а также его скан-копия с реквизитами документа размещены в открытом доступе на официальном сайте института.
В данном документе Минобрнауки так разъяснило ситуацию: «Сущностные определения установленных законодательно форм обучения „очная“, „заочная“, „очно-заочная“ действующими нормативными правовыми актами не установлены».
Однако в том же письме Минобрнауки дополнительно сообщало: «Определения терминов „форма обучения“, „очная форма обучения“, „заочная форма обучения“, „очно-заочная (вечерняя) форма обучения“ можно найти в справочной литературе (например, словарях, справочниках, энциклопедиях, глоссариях по педагогике, образовательным технологиям и т. д.), других информационных источниках (например, учебных и учебно-методических пособиях по педагогике и психологии)».
Хорошо, давайте обратимся к словарям.
Согласно «Словарю терминов по общей и социальной педагогике» (реквизиты издания: «Екатеринбург: ГОУ ВПО УГТУ-УПИ. А. С. Воронин. 2006») очное обучение — это «вид обучения, обеспечивающий непосредственный контакт (Здесь и далее выделено мной. — А.Е.), непосредственное общение обучающего и обучающегося».
Согласно изданию «Профессиональное образование. Словарь. Ключевые понятия, термины, актуальная лексика» (реквизиты издания: «М.: НМЦ СПО. С. М. Вишнякова. 1999»), очное обучение определяется как «форма предоставления образования обучаемому непосредственно одним преподавателем или группе обучаемых одним или несколькими преподавателями».
Наконец, толковый словарь Ожегова трактует слово «очный» как «осуществляемый при непосредственном контакте».
Таким образом, во всех трех словарях говорится, что ключевой и неотъемлемой характеристикой очного взаимодействия является непосредственный контакт. А в случае очной формы обучения прямо говорится о непосредственном контакте ученика и преподавателя. Непосредственный — как противоположность опосредованному — подразумевает отсутствие какого бы то ни было посредника, так ведь?
Теперь зададимся вопросом: что же такое дистанционное образование? Это обучение, которое осуществляется при помощи дистанционных образовательных технологий.
При этом п. 1 статьи 16 Закона об образовании гласит: «Под дистанционными образовательными технологиями понимаются образовательные технологии, реализуемые в основном с применением информационно-телекоммуникационных сетей при опосредованном (на расстоянии) взаимодействии обучающихся и педагогических работников».
То есть в статье закона прямо говорится о том, что дистанционные образовательные технологии опосредуют взаимодействие учителей и учеников. А если нет непосредственного контакта, значит, нет очного образования. Что и требовалось доказать.
Так что вопрос не в наличии индивидуальных консультаций преподавателей, а в форме их проведения.
Возможно, кто-то возразит, что главное — не форма, а содержание. И это правда: содержание действительно крайне важно. Вот только в данном случае правильность и полнота передачи содержания критическим образом зависит от формы.
Это даже на бытовом уровне понятно. Ведь не может никакое онлайн-общение заменить непосредственной встречи с человеком. Лицом к лицу с человеком почему-то можно просидеть половину ночи за чашкой чая и интересным разговором, а вот в режиме онлайн этого сделать не получится. В конце концов, никакой разговор мужа с женой через самые совершенные телекоммуникационные средства не сравнится с их личной встречей после долгой разлуки.
Ровно об этом же говорят опытные преподаватели вузов. Например, ветеран труда, почетный работник высшей школы, кандидат философских наук Нонна Константиновна Эйнгорн в интервью ИА Красная Весна сказала: «Есть такая мудрость: учитель не учит — у него учатся. Учатся, когда непосредственно общаются: видят, слышат живой голос, чувствуют отношение учителя к ученику. И эту живую, эмоциональную связь вряд ли можно передать дистанционно».
Аналогичную по сути мысль высказал кандидат физико-математических наук, много лет преподававший в Российско-Армянском государственном университете, а также в Ереванском филиале МГУ, Сергей Рубенович Вартанов:
«Квинтэссенция же процесса образования наиболее емко, на мой взгляд, выражена у Песталоцци, который указывал на «развивающее обучение, базирующееся не на мертвых азбучных истинах, а на непосредственном наблюдении и размышлении ребенка под руководством учителя».
И ровно об этом же кричат за границей. Так, профессор итальянской литературы в университете Калабрии Нуччо Ордине в видеообращении, размещенном на сайте испанского издания El Pais, говорит:
«Контакт с учениками в аудитории — это единственное, что дает подлинный смысл образованию и даже самой жизни учителя. <…> Как преподавать без ритуалов, которые десятилетиями составляли жизнь и радость моего дела? Как я смогу прочесть классический текст, не глядя в глаза своим студентам, не имея возможности увидеть на их лицах выражение неодобрения или сопереживания?»
Как выпускник технического вуза, хочу спросить: а как по удаленке можно провести, например, лабораторную работу или какие-то испытания? Кроме того, по собственному опыту могу сказать, что одно дело — увидеть какое-то устройство на картинке или даже на видео, и совершенно другое — подержать эту «железку» в руках и посмотреть на ее работу воочию. Глубина восприятия информации совершенно иная — и совсем не в пользу мультимедийных средств.
Таким образом, непосредственный контакт учеников и учителей, непосредственное наблюдение и общение — это ключевая характеристика очного образования. Никакая замена его сколь угодно совершенными телекоммуникационными технологиями невозможна. Это — профанация!
Соответственно, рассказы о том, что дистант представляет собой очное образование — это именно называние неправильных имен. Но мы же помним, что упомянутый ранее Конфуций призывал начинать спасение любимой страны с того, чтобы давать вещам правильные имена. Так что же в этом случае делают государственные мужи, которые дают имена неправильные?
Только ли финансовая сторона вопроса их беспокоит? Или речь идет о деструкции, аналогичной той, которая была осуществлена в ходе перестройки?