…Она видела себя вполне европейской девушкой, считала европейским человеком в плане общения, одежды, вкуса. Отучилась в калининградском БФУ им. Канта, поработала в германском консульстве и решила найти себя в Европе, получив второе образование уже в университете западногерманского города Кассель. Училась, работала… там же познакомилась с приятным молодым человеком, немцем, который так красиво ухаживал… и оказалась на пороге осуществления своей мечты. Оказалась? Нет, ей это только показалось. Сомнительный каламбур, но уж какой есть.
...Почему она в свидетельстве о рождении ребенка записала его отцом, несмотря на то, что уже было очевидно — жениться на ней и нести отцовские обязанности он не собирается? Хотела, чтобы всё было по-человечески, чтобы у ребенка был отец. Ещё потому, что в соответствии с немецким законодательством от этого зависели некоторые социальные выплаты. Не понимала, не представляла себе, что в Германии не машина социальных служб для человека, а человек, в том числе, и ребенок, для этой машины. Под это заточена работа социальных служб, законодательство и судебная практика. В Германии ребенок и его права давно и прочно рассматриваются изолированно от родительских прав. Собственно, родительских прав-то и нет. Родители по закону являются только опекунами ребенка, подписывающими соответствующее обязательство. Всё решает государственная машина, в случае конфликта между родителями автоматически отдающая приоритет немцу.
Первым делом после подписания совместного документа об опеке отец заявил, что имеет право забрать ребенка в любой момент, как только ему что-то не понравится в поведении матери — так объяснил ему адвокат. Матери же — что взять с русской! — советоваться с адвокатами по поводу каждого своего шага в голову до этого не приходило. Ну не рассматривают пока русские себя как часть машины, на человечность рассчитывают… в отличие от «природных» европейцев.
Приятный молодой человек оказался не таким уж приятным, а, напротив, испытывающим садистское удовольствие от страданий женщины, оказавшейся в его власти. Рождение ребенка только усугубило её положение. Она не смогла найти защиты в социальных службах. Потому что слово русской женщины ничто против слова немца — так работает германская машина социальных служб.
Начались угрозы отнять ребенка, попытки «подставить» мать, прихватить её на каком-то нарушении закона. Ему так нужен был сын? Нет, он просто пользовался возможностью покуражиться над женщиной, оказавшейся «идеальной жертвой»: оскорбления, в том числе «по национальному признаку», даже рукоприкладство. Попытки жертвы как-то защитить себя в суде, лишить садиста прав опеки не привели ни к чему: несмотря на то, что его права опекуна, как и его личная адекватность, ставились под сомнение даже там, права опеки немецкий суд его не лишил, потому что он «немецкий гражданин». Он — немецкий гражданин, а она — «русская грязь». Вот так.
По немецким законам, как только ребенку исполнится два года, отец имеет право забрать его себе на постоянное местожительство. И документ об изъятии у неё сына был уже ей отправлен — по сообщению самого отца. Её родители срочно взяли отпуск и забрали дочь с внуком на родину, предварительно уведомив об этом отца ребенка. Главное, что интересовало его в тот момент, — будет ли он освобожден от выплаты алиментов. Будет, да. Ничего уже от вас не надо, оставьте себе свой европейский рай.
Приезд в Калининград ощущался как освобождение из страшного плена: боже мой, сыночек бегает по январскому снежку около храма Александра Невского, играет, свободен…
Но уже весной пришло извещение об иске против матери, которая обвиняется в похищении своего собственного сына.
Впереди — суд. О нем в следующей статье.
Елена Клинцевич, РВС
Продолжение: