15 февраля исполнилось три года со дня смерти Антона Семеновича Калабалина – выдающегося педагога и воспитателя. Его назвали в честь педагога Макаренко, и их объединяло много большее, чем совпадение имени и отчества. Внуком Макаренко иногда называл себя Антон Семенович. Ведь к его отцу – Семену Афанасьевичу Калабалину (он же Карабанов из «Педагогической поэмы») Макаренко относился, как к родному сыну.
С этим человеком я познакомился в 2012 году благодаря музею Макаренко в Москве. Мне хотелось встретиться с ним, чтобы больше узнать о его знаменитом отце. Я не знал тогда, что Антон Семенович пошел по стопам Семена Афанасьевича, что он выбрал для себя жизненный путь и призвание педагога. Через несколько минут разговора передо мной словно отворилась дверь в прошлое. В лице Антона Семеновича я воочию увидел, какими они были – воспитанники педагога Макаренко.
Это был удивительный человек – активный и обаятельный, он совершенно не выглядел на свои годы. Он очень многое успел сделать в жизни, но информации о нем вы почти не найдете. Так много хотелось у него узнать – о его жизни и работе, о его отце, о системе Макаренко. Мы успели взять у него интервью. Это интервью есть в формате видео на youtube. Но я выложу и текст тоже. (Пост ЖЖ ограничен в объеме, пришлось немного подсократить и убрать вопрос по республике ШКИД).
Светлая память Антону Семеновичу, и пусть дело его жизни будет продолжено.
Интервью с Антоном Семеновичем Калабалиным о педагогике Макаренко
Интервью проводит Елена Кайсина из клуба макаренковедов «Сути времени», май 2012 года.
Вопросы интервью
Елена: Антон Семёнович, есть информация, что у воспитанников Макаренко очень хорошая репутация — ни один из них не попал в тюрьму. Насколько это правда?
Калабалин: Вы знаете, это, как ни удивительно — абсолютная правда. Потому что когда Антон Семёнович Макаренко принял этот коллектив, нет — не коллектив, а разношерстную, запачканную жизнью, мерзостью, эти души человеческие — ему как-то удалось разглядеть, что он их отмоет, отчистит, и у него будет удивительное созвездие талантливых людей. Я за свои пятьдесят лет определил: чем больше у пацана проблем, когда он пришел, тем он талантливей. Простой человек, который живет тихо, спокойно, он как раз таких бунтарей-пацанов не удовлетворяет. Они лезут на рожон, иногда попадают в тяжелейшие жизненные ситуации. Они просто ищут того человека, который поймет и пойдет с ними дальше. Таким был Антон Семенович Макаренко, и таких людей он нашел.
Не сразу, у него тоже трудно было. Он же пришел работать в колонию, будучи учителем начальных классов. Пятнадцать лет, с девятьсот пятого года по семнадцатый год он работал учителем начальных классов. Кончил институт в Полтаве педагогический. И вы представляете переход – сразу к таким людям? Во-первых, это не только другая философия – другой образ педагогического мышления. Антон Семенович очень долго мучился и наконец нашел меры. Он поставил перед собой цель, что он хочет сделать из этих пацанов со временем: культурных, воспитанных, образованных, умеющих очень многое, патриотов своей Родины. Самостоятельными – не только себя спасет, но и другим поможет. Столько он должен в колонии получить знаний. И самое главное, вырастить из них прекрасных отцов и матерей, великолепных заботливых родителей и мужей и жен.
Вот эта вот строчка: «Вырастить настоящих прекрасных мужей и жен, отцов, любящих своих детей» – была в основе его воспитания. Поэтому когда они выросли, они все стали удивительными людьми. И счастье было тому, кто выбирал девочку из колонии себе в жены, и какое счастье было тем женщинам, которые выбирали себе в мужья воспитанников Макаренко. И каждый воспитанник хотел быть на Антон Семеновича похожим.
Мне рассказал один сын воспитанника о том, какова судьба его мамы. Его маму привел молодой человек с его родителями познакомиться. Она была обаятельная, прекрасно одета – не шикарно, а со вкусом – с удивительно тонкими манерами, умением поддерживать разговор. Великолепно играла на пианино. Родители забеспокоились и стали спрашивать сына:
– Не белогвардейскую ли ты штучку привез? Еще хуже, может из дворянского сословия?»
– Да нет, мама, что ты! Это бывшая беспризорница, воспитанница колонии имени Горького. Макаренко всех так воспитывает.
Вот вам пример, почему семья никогда не рушится. Хотя сложности огромные, соблазны большие. Но это не вымысел. Это правда, временем подтвержденная.
Елена: После Макаренко его систему воспроизводили многие последователи. Кого Вы можете назвать сегодняшним его последователем?
Калабалин: Это удивительная вещь! Вы такой вопрос хороший задали!
Многие работали воспитателями, в той или иной степени занимались воспитанием молодежи. Воспитанники Явлинский и Семен Карабанов (то есть Семен Афанасьевич Калабалин, мой отец), они полностью продолжили работу Антона Семеновича Макаренко. Явлинский после войны во Львове колонию возглавил, а Семен Афанасьевич Калабалин, не закончив с/x институт, приехал к Макаренко: «Да хай с тем хлеборобством. Еще столько по России бродит пацанов, и я продолжу ваше дело. Буду вам верным помощником». И стал работать. Антон Семенович сначала держал его при себе, а потом отправил на вольные хлеба самому трудиться. И вот Семен Карабанов всю свою жизнь вместе со своей женой Галиной Константиновной Калабалиной проработали в детских домах и колониях. Он – начальник, заместитель начальника. Мама – воспитателем. Всю свою жизнь, как говорится, до последнего вздоха, они подарили детям. И великолепно у них получалось! Почему? Потому что Антона Семеновича Макаренко они не повторили, а преломили, исходя из своих возможностей, своих данных и из того, что они были вместе.
Антон Семенович один работал, а это семья, поэтому у Семена Афанасьевича преобладала семейная педагогика. Ребята видели семью, они жили в этой семье. У Антона Семеновича не было детей, а у отца было целых шестеро, осталось трое. И все его дети жили вместе с детьми-колонистами, начиная от пеленок и кончая седыми волосами. Я тоже проработал пятьдесят лет и отдал всю свою жизнь воспитанию детей в детских домах, школах, спецучреждениях. А они вдвоем…
Я был еще в утробе матери, а уже стал предметом воспитания, потому что, как только привезли меня в Барыбинский детский дом под Москвой в 1939 году, я сразу пошел по рукам воспитанников. Вы знаете, какое это потрясающее нравственное оружие – получить живого чистого человечка? Не знать еще, что с ним делать, но любить уже надо. Это удивительная вещь! И второе: когда бегает по земле пацан, на которого клеймо уже все поставили, а я его обнимаю, целую, говорю: «Ты самый хороший человек, ты мой друг!» Успех был полный. Он не повторил Антона Семеновича Макаренко, а преломил в себе.
Был удивительный случай в жизни. В 50-х годах был такой ученый-макаренковед – Валентин Кумарин. Удивительный человек, он Макаренко безумно любил – до того, что в 50-х годах решил повторить полностью его метод. Ему была дана возможность создать во Владимирской области такое учреждение. И у него все провалилось. Когда он приехал к моему отцу, я был свидетелем их разговора:
– Ну почему, Семен Афанасьевич?! Я же безумно люблю Макаренко!
– У тебя все получилось. Только не было Макаренко – был Кумарин. Вот если бы колонию назвали «Кумарин», с его методами, формами, с использованием Антона Семеновича, может быть, что-то получилось бы. Ты пришел – Кумарин, а назвался Макаренко, и ничего не получилось. Такой вот случай из жизни.
Елена: Методика очень сильно зависит от личности?
Калабалин: Во-первых, любой педагог это личность. Если он не личность, то у него проблем будут тысячи. Любой педагог должен избрать свою профессию раз и навсегда. Учитель с большой буквы – это не профессия, это состояние. Макаренко работал не по долгу своей службы. Он впал в состояние такое, из которого выйти уже не мог – состояние любви, преданности, ответственности. Антон Семенович сказал, что я настолько уважаю своих воспитанников, что не имею права быть просто педагогом.
Он мастер высочайшего класса. Мной воспитанники должны гордиться, мной воспитанники должны восхищаться. Я должен так жить, чтобы они, меня любя, стали великими прекрасными людьми. Я не имею права хоть раз прийти неопрятным, неподготовленным, с не искрящимися глазами или с гневом. Я должен все делать так красиво, по Станиславскому, чтобы они сказали: «Верим!». И они верили в своего лидера.
Елена: Кроме Вас есть ещё последователи – те, которые занимаются по этой методике?
Калабалин: Вы знаете, я не последователь Макаренко, я просто «эксплуататор» его дара божьего. Я настолько зубами впился в него. Очень долго многие годы я делал глупости, потому что такой соблазн повторить то, что он делал! Повторить его примеры, повторить его трюки великолепные педагогические, экспромты. И знаете, меня отец предупреждал: «Антон Семенович никому не советует повторяться даже в своих собственных успехах. Каждый раз ищи новое. Тем более не повторять, копируя другого. Ты – совершенно не он. У тебя и фигура другая, и характер другой, и рост другой, и эмоции другие. Ты должен преломить суть этого в своем образе. И тогда у тебя получится».
У меня очень долго не получалось. Возьмите «совет командиров» – это же такая идея, самоуправление воспитанниками, с ребятами решаешь проблемы. Я стал директором строительного училища, собрал совет командиров – все как у Макаренко. И вы знаете, ничего, не получается. Нет такого единства, нет борьбы, критики нет. Никак не мог понять, в чем дело.
Когда Антон Семенович Макаренко создал колонию, он сначала «построил» две-три профессии, как, например, сапожник, портной, кузнец; т. е. это были гильдии, а не коллектив. Какая, например, связь между сапожником и кузнецом? Один свое делает, другой свое. Когда он их собирал вместе, кузнеца совершенно не волновало, какие дела у портного. И тогда Антон Семенович взялся за сельское хозяйство. И тогда коммуна начала процветать, потому что они начали созидать.
Все профессии, чем бы ни занимался воспитанник, они все взаимосвязаны сельским хозяйством. Если, например, им вовремя колесо не подогнали, не смазали его солидолом – колесо отлетело. Навоз не вывезли на поле вовремя, не привезли инструмент, материал вовремя не привезли. Если никто не захотел вывозить навоз на поле – кто же будет потом первый сноп жать? Все друг от друга зависят! И тогда получилось единство: каждый за всех и все за одного.
Елена: Это и есть Ваше решение?
Калабалин: Да. В 1974-м году я принял училище. Я добился своего базового предприятия в г. Королеве, поселок Передовая Текстильщица. Я добился у руководства свыше, кому мы готовили своих воспитанников: дать нам объект, полностью отдать объект училищу, где все: и сварщики, и плотники, и столяры, маляры, штукатуры – все работали на одном объекте.
И вот тогда я понял. С каким же гневом маляр и штукатур обратились к Плетневу, который со своей сантехникой начал с запозданием вести работы и разрушил то, что они уже сделали. И теперь им по новой делать. Это же потеря денег. И тогда пошли общие разговорные темы, тогда и деньги стали общими, и идеи общие. И теперь мы уже знали, на что потратить фонд заработной платы, потому что это все общая копейка.
А сколько лет я дурака валял, думал, что все понимаю, а у меня не получалось. Вот что значит слепое копирование. У меня лежит «Педагогическая поэма» – я ее в прошлом году прочитал – она вся в закладках. Потому что через 50 лет я мудрей стал и еще ближе мне стали тонкости педагогики, которую я читаю. Прочитаешь, если все возьмешь, слямзишь – ничего не получится. Вникай, входи и ищи себя в этой педагогике.
Елена: Исходя из того, что Вы сказали, какими качествами должен обладать педагог?
Калабалин: Я вот так скажу, какими качествами. Он должен быть таким, в первую очередь, какими хочет видеть своих воспитанников. Какую цель он перед собой поставил – он сам должен таким быть.
Я маленький пример приведу. Антон Семенович всегда был подтянут, великолепно одет, хотя у него был нос, как он сам говорил: «Он десятерым достался, а мне одному прилепили». Он был близорук, физически был несовершенен. Роста он был небольшого. Вот я по всем параметрам у него выигрываю внешне, своей формой, своей харизмой. Семен Афанасьевич – его Аполлоном считал Макаренко. Коммунары много ездили в Крым, на Кавказ, Каспийское море – они же на югах были – и ни разу воспитанники не видели Антон Семеновича купающимся или в какой-нибудь теннисочке : он весь был застегнут, в портупее. И вот много лет спустя, отец спрашивает:
– Почему Вы никогда не купались с нами?
А он и говорит:
– Семен, вот представь себе такую картину: отступают французы по Смоленской дороге – по той, которую они ограбили, голодные, холодные, зима. Наконец нашли курицу, ощипали ее, а в казан не бросили. Почему? Она такая синяя, худая, что даже голодный француз есть не станет!
– А при чем здесь мой вопрос?
–Так вот у меня такая же фигура. Можешь себе представить: я сейчас в твоем присутствии, при всех воспитанниках – вы меня любите – я пойду удовлетворять свои потребности – купаться. Сколько у вас будет разочарований, проблем, когда вы меня увидите. Я не имею права позволить себе, ради вас, перед вами в таком виде предстать.
Вот каким должен быть педагог! Как он должен любить, как он должен думать о своем каждом шаге, как он должен убрать все свои недостатки подальше. И действительно, как тяжело пятьдесят лет прожить, а у меня столько недостатков. Они хороши в компании друзей, а мне пришлось с ними бороться. Потому что я целые сутки с воспитанниками, которых я хочу сделать такими, какими я хочу их видеть.
Вот почему я и мастер спорта по тяжелой атлетике, и по борьбе, у меня первый разряд по баскетболу, футболу, волейболу. Воспитанник вместо глупостей начинает заниматься, тренироваться, бегать, прыгать, повторять меня, копировать меня на перекладине, везде – потому что он захотел таким как я стать. А я захотел стать таким, как мой отец.
Почему я выбрал себе профессию учителя – я восхищался своим педагогом! Я, кстати, своего отца назвал «папой» в двадцать пять лет, потому что я жил в детском доме вместе с ребятами. Ну как я мог крикнуть в детском доме в 40-х - 50-х годах «Папа!», когда рядом были дети погибших на фронте воинов. Поэтому я жил с ребятами. Никто даже не подозревал, что я сын. И я смотрел со стороны на Семена Афанасьевича Калабалина.
Он стал для меня значимым человеком, великим. Для всех нас. Причем многие из нас стали педагогами. Мы захотели быть похожими на него. Мы не знали, что такое, но мы видели Семена Афанасьевича, как к нему люди окружающие слетаются, как все в деревне ему кланяются, идут к нему с просьбами. Как он великолепно с метлой обращается, с граблями, с лопатой, с волейбольным мячом, с городошной битой. Чего он только не умел! В шахматы как он играл. Такие у него позы были шикарные. Он же был разведчиком во время войны, у него была повреждена нога, он прихрамывал. Так он так кокетливо прихрамывал, что мы выработали его походку даже. И когда настало время выбирать профессию, я сказал: «Семен Афанасьевич, я хочу на вас быть похожим. Что для этого нужно сделать?» Он сказал: «Иди в пединститут и учись. Вот выучишься в пединституте и тогда займешь то место, которое я занимаю, и будешь делать то, что я делаю. А пока смотри и учись».
Мне повезло в жизни, передо мной был образ человека, которому я хотел подражать. Я выбрал профессию благодаря ему, я хотел быть рядом с ним и быть на него похожим. Тщеславие – я хотел, чтобы меня любили так, как его. Вот и я выбрал такую профессию. Вот каким нужно быть педагогом, чтобы мог за собой повести остальных.
Елена: А с какими трудностями сталкиваются сегодня, на Ваш взгляд, те, кто пытается следовать методике Макаренко?
Калабалин: С трудностями? Я Вам скажу. С безобразным отношением к воспитанию государства! Иногда такое ощущение, что кто-то хочет просто уничтожить наше образование, уничтожить нашего человека, хочет помешать нам воспитывать. Я не говорю, там, о ЕГЭ – оно может быть правильным. Но кто-то поднял ЕГЭ на самую высоту. ЕГЭ – это все. А не воспитание.
Если бы сейчас воспитывали, они бы все великолепно организовали. Но у учителей отобрали право воспитывать: это не твоя функция, твоя функция готовить его к ЕГЭ. Посмотрите, у ребенка украли его законное право по конвенции ООН о правах ребенка – у него украли право уметь трудиться. У него украли право работать. У него украли право держать в руках метлу, лопату, молоток. Вот зайдите хоть в одну школу сейчас – там практически нет труда. А что такое человек без труда? Что такое человек без усилий? Ведь уважает себя тот, кто умеет больше. А мы выпускаем не уважающих себя неумех.
Почему они идут в банки и в чиновники? Потому что там, ничего не делая, заработаешь, обманешь всех. Никто не хочет трудиться, потому что украли…
Приходишь в детский дом – директор боится дать в руки ребенку лопату вскопать огород или дать метлу подмести двор. Для этого есть дворник. На кухню – ни в коем случае! «Дети, вы наши, мы вас любим. Вы ничего не делайте, проживите и будьте счастливы». Ну как же такого ребенка воспитывать?
Посмотрите, что происходит: в деревне семья берет детей на воспитание, берет землю, комбайн, свиней завели, продают продукцию, на нее шуруют – и вдруг появляется статья, что это эксплуататоры! И простой дядя Вася задается вопросом: Макаренко, который учил детей трудиться, и они работали, производили продукцию, которой в стране нет. Колонии были миллионерами, они отказывались от помощи государства, на полном самообеспечении жили. Макаренко за это давали орден, а у нас лишают родительских прав. Вот какая страшная беда к нам пришла.
Мы отняли у ребенка право радоваться тому, что он живет на земле, что он трудится и производит свою продукцию. Учителю запретили это делать. Сразу правозащитник придет, еще кто-то. Вот почему бездельники выросли.
Елена: Давайте поговорим о том, с чего начинается коллектив.
Калабалин: О-о, это интересная вещь! Вы знаете, здесь галиматья получается, так дезинформировали учителя! Он сам не читает Макаренко, как же школьников учить? Мы с вами здесь сидим – это у нас коллектив? Неправда! Коллектив это, во-первых, временное явление, это не вечность. Коллектив создается для того, чтобы какой-то идеей объединить.
Вот давайте представим: мы живем в деревне. У вас корова, у меня корова. Какое мне дело до того, сколько молока дает ваша корова?
Елена: Никакого.
Калабалин: Абсолютно. Какое ваше дело, сколько молока дает моя корова? Но появился чудак в деревне и сказал: «Давайте построим церковь!» Собрали сход, все поддержали. Нашли лидеров, кто будет за это отвечать. Но чтобы церковь построить, нужно собрать деньги и как можно больше.
И вот тут я посмотрел и говорю: «Дорогая моя, да что ж ты так плохо ухаживаешь за коровой? Почему она дает 8, а не 20 литров молока? Ты понимаешь, если ты продашь 20 литров молока, у тебя будет больше заработок. Мы больше денег потратим на церковь, мы ее быстрее построим!» И все объединились вокруг идеи – строить церковь, появился коллектив, появился лидер в коллективе, появились люди с интересами. Теперь они не просто за забором, они все вместе, они что-то делают общее, есть цель.
Елена: Коллектив появляется тогда, когда появляется цель?
Калабалин: Абсолютно! Без цели это просто сборище людей. Это люди, которые просто пришли и работают. Я принял 15-ю школу в г. Королеве, на ул. Дзержинского в 70-м году. Мне дали десять девятых классов. Почти одни мальчики. Это разве коллектив? Да абсолютно нет! Какая мне разница как ты учишься: пять получаешь, два получаешь.
Что я сделал: я запретил на полгода учителям вообще оценивать воспитанников. Вы оценивайте, но так, чтобы воспитанник не знал, насколько плохо знает предмет. За эти полгода мы умудрились создать волейбольную, футбольную, баскетбольную команды. Я борцов пригласил к себе, всю детскую спортивную школу, придумал тысячи соревнований и сборов (имени Гагарина, Королева) – все так, чтобы мы участвовали. Надо ехать на пожар – у нас своя пожарная команда образовалась. Хор, театр – какая самодеятельность возникла! Как мы стали трудиться с лопатами, облагораживать свою территорию. Договорились с предприятием, чтоб нам дали какую-то подработку. Мы стали выпускать микродвигатели для ГМЗ завода. За полгода я всю школу завесил портретами «Они – честь и гордость школы!».
Тут в волейбол мы выиграли город, тут городки мы выиграли город. Тут по пожарным делам, тут ансамбль наш победил. Все стали личностями. Мы стали работать и трудиться, и зарабатывать.
И вдруг ко мне подходит воспитанник Шанаев Володя, и говорит:
– Антон Семенович, попросите, пожалуйста, учительницу литературы меня грамоте научить!
– В чем дело?
– У меня пацаны автограф просят, а я безграмотный.
И он пошел учиться. Но уже был коллектив. Все были друг за друга. На соревнованиях вся школа сидит болеет. 15-я школа – это наша школа. Мы стали коллективом. И тут я объявил, что лучшие классы выиграют поездку на автобус в разные места. Лучшие по спорту, по труду, кто больше всех поможет старикам и пожилым в нашем микрорайоне. И уже мне не безразлично это, что ты двойки получаешь, Из-за тебя мы, смотри, сколько сделали.
У нас базовое предприятие – домостроительный комбинат № 160 . Федоров, директор завода, просто прирожденный педагог. Мы сделали свой столярный цех и продукцию стали в детские сады города передавать. У нас столько всего было, что мы могли поехать. И победитель поедет. И теперь эта дурь – как ты учишься – для меня стала главным. Ты должна учиться. Почему я пашу, тружусь, а из-за твоей двойки мы не поедем? А ну-ка учись, а ну-ка занимайся, а ну работай! Это уже мы на тебя давим коллективом.
Вот и все. А когда темнота, когда в школе никаких целей и перспектив – только учись? Ради чего и ради кого и почему? – никто толом не объясняет. Что такое профессия? Это выбор судьбы! Никто не объясняет. Почему ты хочешь стать милиционером, ну расскажи, почему? Чем тебя прельщает? Может, действительно героический поступок, в горящий дом ворвался и спас ребенка, спас людей. Или просто потому, что деньги большие получают? Вон сколько информации. Начинаешь задумываться.
Елена: Скажите, рядом с руководителем школы, колонии есть рядом лидеры – те ребята, которые возглавляют эти отряды?
Калабалин: Что такое лидерство? Вы знаете, во-первых, лидером должен быть директор. Антон Семенович был лидером, он не был просто директором, начальником колонии. Он стал лидером тех идей, он стал лидером того будущего, которое нарисовал. И повел. Они за ним. Он поверил, они поверили в него. Как выбираются из общака молодые лидеры? Он всем этим бандюгам, которых собрал, нарисовал великолепную перспективу. Он сделал все, чтобы мнимые лидеры пошли за ним. Тогда подтянулись и остальные пацаны.
Что у нас в школе бывает иногда? Кого мы выбираем лидером? Отличника? Совершенно неуважаемого пацана среди ребят. Вот повесили – «Они – наша гордость!», а им (фотографиям) глаза повыкалывали, еще написали чего. Это не лидеры. У него нет тех качеств. Он просто хорошо учится, мама его заставляет и все заставляют. А те качества – бороться за честь класса, за меня, за тебя, за наши интересы – у него нет такого. Он не будет лидером. Он будет «лидером», когда нету коллектива, когда нет цели. А когда появляются цели, там появляются уже лидеры, которые хотят и ведут за собой.
Я директор училища. Я был в училище в 1974-м году. У меня не было мастерских еще. И месяца три мы в болоте катались. И там появились в этом болоте болотистые ребята: бузотеры, горлопаны, умеющие потрепать языком, так. Это были мнимые лидеры. А настоящие будущие лидеры – они скромные, они смотрели, еще ничего не умея, не понимая. Когда открылись мастерские, были поставлены цели. Мы начали скорее эти мастерские доводить, потому что ребята увидели, что как только откроются мастерские, мы будем продукцию выпускать – деньги пойдут. Как только сварочная откроется, мы тоже будем. Как только каменная откроется, мы тут же будем совершенствовать мастерство.
И когда эти мастерские появились (столярная, сварочная, каменная), и когда мы начали творить, этот мнимый лидер оказался хуже всех: он ничего не умеет. Конечно, он сразу был отметен, и появился настоящий лидер, который все умеет, который все подскажет, к которому идут. Он выбирается, а я, как педагог, его ращу, он становится этим лидером.
Елена: А вот из этого мнимого лидера можно сделать настоящего?
Калабалин: Конечно, можно! Это особое мастерство педагога. Я его не уничтожил, я его аккуратненько оттер. Перевыборы сделал, чтобы наступила новая эра. Теперь нам нужен специалист такой, который не просто душой и телом, а руками поведет нас вперед, который будет предметом, так сказать, нашего движения вперед.
А он (старый лидер) – он будет потом, я ему найду место. Вдруг он в спорте хорош, может, еще в чем-то. Каждый пацан это лидер, и я должен придумать ему действие.
Елена: То есть лидера можно воспитать?
Калабалин: Конечно, конечно. Но при условии, что ты создал столько ситуаций деловых, где каждый может себя проявить. Почему сводные отряды у Макаренко были? Почему временные – однодневные, трехдневные группы собирались?
Елена: Для достижения каких-то целей.
Калабалин: Я помню, мы строили туалет на улице. Это временное явление. Мы создаем временную бригаду, и этой бригадой назначили командовать вот этого человека. И он начал трудиться, отвечать за результат. У Антон Семеновича так было заведено, потому что было такое понятие в колонии – коллектив. Сегодня я командую, завтра ты. А как тяжело командовать! Когда все пройдут эту стажировку командира, все поймут, как это сложно и как надо уважать командира. А когда один командир все время... Вот почему ротация необходима, как воздух, в детском коллективе.
Я Вам могу сказать, и сегодня любой воспитанник Семена Афанасьевича в любую секунду возьмет на себя ответственность. Понимаете, он воспитал в нас чувство, что я за все в ответе. Даже сидя за столом, если вдруг за столом в компании наступит вдруг какая-то пауза, так, я отвечаю, мне нужно скорее взять на себя ответственность и сделать так, чтобы все было хорошо. Вот это чувство ответственности в каждом из нас воспитано великолепно. Они приходят сюда в музей Макаренко, так, и каждый из них берет на себя ответственность за что-то.
Елена: Получается, что качество лидерства определяется чувством ответственности, наличием ответственности?
Калабалин: Абсолютно. И доверием, доверием к человеку. Ведь мы многим не доверяем. Вот так просидел он в школе и ни за что не отвечает. Надо, чтобы он отвечал за что-то конкретное, чтобы понимал, что если он за это отвечает, если он провалится, то будет какой-то конфуз огромный. Не просто придумать: «Ты отвечаешь за стенгазету. Ну не сделал и Бог с тобой – я нарисую». Чтобы ответственность была, и он понимал, какая там ответственность на него накладывается. Вот это самое главное. Точно так же я работал в свое училище и везде. Каждый человек должен пройти школу ответственности.
Елена: А вот те лидеры, мнимые лидеры, которые разрушают коллектив, как с ними работать?
Калабалин: Вы знаете, если я коллектив создал, он сам уничтожит мнимого лидера. Если я создал коллектив, он сам уничтожит.
Елена: Т.е. перекуется или как?
Калабалин: Перекуется. Вот Вы знаете, Антон Семенович Макаренко, иногда в его воспоминаниях читаешь, в «Педагогической поэме», особенно в последнем выпуске, который к 120-летию вышел. Антон Семенович пишет: «Как я благодарен воспитанникам и своим сотрудникам, коллективу, что не все поступки доходили до меня. Я, как начальник колонии, если б до меня доходили, я должен был бы на них реагировать – как нравственный человек, у которого есть позиция. Какое счастье для меня, что 30 или 40 процентов не доходило, потому что у меня был такой коллектив, который сам сможет это пережевать и перемолотить».
Елена: Сам?
Калабалин: Конечно.
Елена: Есть разница в отношении к труду у Макаренко и у Семена Калабалина?
Калабалин: Разницы никакой. Только у Антона Семеновича было огромное производство, была колония, было 450 воспитанников. А у Семена Афанасьевича в детских домах было 120, 130, 150 человек, и это. И ребята были маленькие – с 8, 9, 10 лет до 14-15.
У них было свое подсобное хозяйство, были свои мастерские. Но труд был превыше всего, все своими руками делали. Когда Семен Афанасьевич пришел в Семеновский детский дом, он выстроил всех и сказал: «В таком хлеву жить не будем!». И показал, нарисовал им, что будет через 2, 3, 4 года в детском доме. «Кто за эту жизнь – со мной, кто отказывается – против меня. Если вы все отказываетесь – я уйду. Потому что я один, я не смогу, я только с вами могу это построить». И начали они строить.
Они сад заложили потрясающий. Они переоборудовали всю территорию колонии. Они у колхоза взяли огромные, так сказать, поля и стали выращивать кукурузу. Такую вырастили кукурузу, что на ВДНХ были первыми призерами. Они стали помогать всему поселку. Водопровод протянули от одного здания до другого, и все жители поселка были снабжены теперь не колодцем, а водопроводной водой. Они стали прокладывать асфальт. Все, что Семен Афанасьевич ни делал, он делал не только на территории детского дома, а на территории того образования, где оно находилось. Поэтому в короткий срок детский дом становился самым любимым, самым дорогим и самым притягательным местом для жителей.
Этот детский дом был местом, где родители за счастье считали, что ребенок попал в детский дом, с ребятами живет, играет, дружит. Учителя дрались в школе за то, чтобы воспитанники учились в их классе.
Колония, школа Инченская в Григорьевском районе названа имени Семена Афанасьевича Калабалина. Все самые выдающиеся воспитанники, которые прославили школу, – это воспитанники детского дома. С золотыми медалями, с серебряными, и так далее. Это все благодаря труду!
Елена: Сегодня очень много говорится о том, что подрастающее поколение проводит время за компьютерами...
Калабалин: А что ему делать? Вы скажите...
Елена: Умственный труд тоже считается за труд?
Калабалин: Конечно. А разве это не труд? Вот у нас Виктор Иванович Слободчиков, член-корреспондент Академии педнаук, доктор наук, профессор психологии, ведущий психолог нашей страны сегодня. Вы посмотрите, как он руками великолепно работает. Он все то же самое делал, он трудился. Ведь труд, он же дает тебе возможность и мыслить-то по-другому. Мыслить, что у тебя не просто молоток в руках. Ты должен еще подумать, а если он тебе нравится, если у тебя все красиво получается, ты будешь придумывать что-то новое, чтоб лучше с ним работать. Тут же это просто, я не знаю... Кто украл у нас право, у педагогов, растить без труда?
Это тоже самое... Однажды на телевидении я выступал, и меня один журналист спросил: «Что такое патриотизм?» Я говорю: «Это умение жертвовать собой». Вот представьте себе, что у вас в школе сейчас, так, завтра будет к 23-у февраля конкурс военной песни. Все классы выступают. Петя ведущий солист. И вдруг ему билет достался на ЦСКА-Спартак, а он болельщик ЦСКА, на хоккей. 23 февраля хоккей. Что он будет делать? Если он патриот своего класса, он скажет: «Не пойду, буду петь».
И что мне говорит журналист: «А можно быть патриотом без самопожертвования, без жертв?» Я говорю : « Я такого примера не знаю».
Нельзя воспитать человека так, не научив его радоваться труду, трудиться.
Компьютер, умственный труд – это труд великий. Вообще учиться в школе это трудно. Посмотрите, мы работаем 8 часов, да. А сколько ребенок работает? Шесть часов в школе работает, да и дома еще 8 часов работает. Надо с уважением относиться к его умственному труду. Но в школе-то труд не только умственный. Есть уроки труда, физкультура, биология. Сделайте так, чтобы на этих уроках я трудился, не просто слушал, а трудился руками своими. Тогда я буду себя уважать. И тогда я буду не бояться. И тогда я в социум войду нормальным человеком.
А так я выхожу в социум, меня как слепого ведут, я ничего не умею. А когда я буду все уметь, и компьютер мне будет не помеха. А что он еще умеет, кроме как в компьютер залезть? Скажите, что он еще умеет? Его же перед компьютером ничему не научили, не привили любовь к футболу, баскетболу, к танцам любовь, к рисованию. И поэтому он залез в компьютер и живет в том мире. Потому что в этом мире ему не интересно, ему не создали такой хороший мир. А я создам, он со мной захочет быть!
Елена: Компьютер это только инструмент, и весь вопрос в том, как его использовать. Получается, так?
Калабалин: Вы знаете, да, это тоже инструмент. Вот, например, внучка у меня сейчас занимается, а я, честно говорю, никак не добрался до него. Так я к ней подхожу, прошу: «Ты мне открой, покажи толком, покажи то, покажи это. Ты знаешь, как я тебе завидую, да. Ты умеешь то, чего я не умею. Научи меня, поведи меня к этой жизни».
И мы с ней находим общий язык, и она меня ведет. И даже меня пустила на свою страничку там, и так далее. А когда человек ничего, кроме компьютера, не знает, он замыкается в нем. Это неуважение к своей жизни. Потому – что ее уважать, если кроме компьютера у меня в моей жизни ничего нет.
Елена: Сегодня в России очень много детей-беспризорников. Как вы видите методы борьбы с этим?
Калабалин: Я могу рассказать. Пока государство не сочтет эту задачу номер один, пока президент и губернаторы не поймут, что это их дело перед Богом и перед государством, и перед ребенком, я ничего не сделаю.
Я могу у себя сто человек вырастить, а их же миллионы. Как бы мы ни хаяли советскую власть, как бы мы сегодня её ни топтали ногами, но в ней есть что-то хорошее. Кто спас Россию от преступности? Кто сделал всё возможное, чтобы прекратить заливать нашу Родину детскими смертями, детскими преступлениями? Дзержинский в двадцатом году. Увидев страшную картину, он ужаснулся: «А для чего мы революцию делали? В принципе-то?» И он взял на себя смелость (он был председатель Совнаркома в это время, у него было самое мобильное – это ГУП ЧК, которой он командовал. Он пришел к Луначарскому, сказал: «Я беру это дело на себя. Я буду отвечать за это дело!» И взялся. И первый указ появился: до восемнадцати лет всех освободить из тюрем и сделать детские учреждения. На это бросить всё, что есть у нас.
Мой отец, например, вышел из камеры смертников в 20-м году после указа Дзержинского. Его Макаренко забрал из тюрьмы. А так бы у меня не было отца. И посмотрите, эта программа была не разовая. В 35-м, кажется, там, или в каком, я не помню, даже, раньше, государство ОТЧИТАЛОСЬ, что «у нас с беспризорностью покончено», и действительно было покончено. Посмотрите, сколько студентов, рабочих, сколько людей бросились спасать от беспризорности страну! Вся страна поднялась.