Продолжение. Начало здесь: Часть 1 и Часть 2
На фото - "Запуганный" мамой ребенок – Алсу
Следующий визит мы нанесли в школу № 19 г. Уфы. В наши планы входили беседы с директором, классным руководителем и соцпедагогом. Однако на месте была только директор, у нее мы и взяли интервью. Надо сказать, согласилась она на это с большой неохотой, долго созванивалась и совещалась, но в итоге наши корреспондентские документы сделали свое дело. Здесь-то и должно было стать совсем интересно, потому что именно отсюда «выросли ноги» всего дела. Мы предполагали, что сейчас директор раскроет перед нами страшные тайны, объяснит причины такого повышенного внимания к данной семье и ребенку. Но не тут-то было. Все претензии свелись к материальным трудностям семьи. Дети характеризовались положительно, о старшем говорилось в хвалебном тоне, младшую назвали открытым, «светлым» ребенком. Сказано было, что дети ухожены, не пропускают занятий без уважительной причины. Только посетовали, что старшему брату приходится иногда провожать или встречать сестренку. Вы скажете – молодец? А вот для педагогов это представляется аномалией. Странно, верно? На наше предложение оставить семью в покое, директор ответила, что «не возражает, только пусть дядя оформит опеку, а то с мамой невозможно общаться». В итоге она согласилась, что ребенку лучше воспитываться матерью, а они, мол, и вовсе ничего такого не хотели, только помочь материально. В общем, это интервью надо смотреть.
Увы нам, но встреча с соцпедагогом в специально оговоренный день не состоялась: она попросту не пришла. Как не явилась она ни на одно из заседаний суда. Это тем более странно, что Мустафина Светлана Хамзаевна не просто соцпедагог, она общественный помощник Уполномоченного по правам ребенка в Республике Башкортостан по Кировскому району г. Уфы, на сайте школы есть информация, что она имеет Орден "Почетный работник МВД". Кому как не ей поинтересоваться, кто это приходил и чего хотел от ее подопечных?
Тем более что наш случай не единственный. Следующее после нас заседание – по делу о лишении родительских прав одноклассницы Алсу. Узнали мы об этом тоже необычным образом. Помните записку учительницы о суде из Части 1? И дату – 7 мая? А также, что родители получили повестку на 20 мая? Понятно, что все и готовились к 20-му. А 7 мая девочку, как обычно, спокойно проводили в школу. Потом оказалось, что Алсу и ее одноклассницу возили в суд БЕЗ родителей, зато с соцпедагогом и еще какими-то женщинами в форме. Мы решили этот вопрос прояснить и встретились с мамой той одноклассницы. А теперь внимание: мама только от нас узнала, что детей возили на допрос. Попутно мы выяснили, что их очередь в суде – следующая. Поставили на поток?
Но двинемся дальше по нашему тернистому пути – в Администрацию Кировского района г. Уфы, истцу по нашему злополучному делу. Там под одной крышей уютно расположились все интересующие нас службы, включая опеку и КДНиЗП.
Первый кабинет – отдел опеки, попечительства и медицинского обслуживания Управления образования и социальной политики Администрации Кировского района г. Уфы РБ. Главный специалист Галлямова З.С. встретила нас не очень дружелюбно. Невзирая на наши удостоверения, корреспондентскую справку, нотариальную доверенность, разговаривать с нами без разрешения своей начальницы Пономаревой Л.Г., той самой, на чье имя было ходатайство от школы, она не стала. А начальница (вот ведь незадача!) оказалась в отпуске. Диктофонную запись беседы тоже пыталась не допустить. Ну что ж, отрицательный результат – тоже результат, да еще какой! Мы на себе убедились, каково в этих кабинетах простому гражданину.
Но нас ждали и другие официальные лица. Буквально ждали, поскольку было ясно, что о нашем приходе они уже оповещены. Заместитель председателя КДНиЗП Гайсин Ильгизар Юсупович был раздражен, но вынужденно сдерживался. Представившись, мы попытались объяснить, по какому делу явились, однако он и так узнал Ильдара, дядю детей. Незадолго до этого семья приходила за разъяснениями, но с ними даже не стали разговаривать. Правда, в тот раз г. Гайсин сначала был любезен с Ильдаром, думая, что он адвокат. А узнав, что никакой он не адвокат, а так, простой себе гражданин, да еще и родственник каких-то просителей, попросту выдворил его из кабинета, сказав знаменитое: «Приходите после праздников!» Он и на этот раз попросил его удалиться. Ну что ж, мы, как корреспонденты, испросив разрешения на съемку, но, понятное дело, не получив его, ограничились диктофонной записью. Пусть не для суда, но для истории и для понимания того, как работают наши чиновники, как они беседуют с гражданами – запись очень даже полезна. Но с поправкой на наш официальный статус.
Получасовое сидение в кабинете скрашивалось светской беседой ни о чем, вперемешку с весьма специфическими репликами нашего должностного лица.
Для примера.
Он: «А вы знаете, как живет эта семья?»
Мы: «Да, мы были у них, беседовали».
Он: «Ну и что? Вам нравится, как они живут? Мне вот не нравится!»
Мы: «??? А почему Вам это должно нравится?»
В итоге стало понятно, что человек просто не помнит, а может, и не знает, что это за семья. В чем он в конце разговора и вынужден был признаться.
Дальше пошли созвоны, вызовы в кабинет нужных людей, которые «в курсе», поиск документов, за которыми мы, в сущности, и пришли. Наконец в кабинете появилась та самая специалист опеки, которая не стала с нами беседовать. Ее объяснения были путаны и свелись к тому, что они желают ходатайствовать об экспертизе на предмет того, представляет ли мать опасность для детей. Тут же она призналась, что инициатор – школа. Где полтора часа назад нас уверяли, что они вообще ни при чем. Забыв, вероятно, что рукописи не горят, то есть документ их к делу подшит. Как вы уже наверняка догадались, документы не нашлись. Думаю, не обошлось без «девочки, которая все напутала». Нам было предложено прийти завтра. Ну, это же классика жанра.
Чуть не упустила интересную деталь. Оказывается, в смежном кабинете сидела заместитель главы Администрации по гуманитарным и социальным вопросам, а по совместительству Председатель КДНиЗП Баязитова А.Н.
Зная о нашем визите, гордая чиновница не только не вышла и не подключилась к беседе, она отказалась нас принять, указав, что ее приемные часы с 16 до 19 по четвергам. На наше счастье это и был четверг. Мы, в отличие от чиновников, люди не гордые, но ответственные и законопослушные. И потому мы пришли в означенный промежуток времени, а именно, в 18.20. Для этих посещений нам пришлось дважды за день отпрашиваться с работы. Каково же было наше удивление, когда дверь оказалась заперта! Первая мысль была: «Сбежала!» Собственно, как и вторая. Но пошли выяснять. На месте был только первый заместитель главы администрации, которому мы объяснили суть дела и показали заявление на снятие копии документов. Не могли же мы предположить, что других документов, кроме имеющихся у нас на руках, в природе, скорее всего, не существует. Наше возмущение таким поведением чиновницы начальник успокоил тем, что пригласил прийти на прием к Баязитовой А.Н. с утра, пообещав передать наше заявление.
Ну мы и пришли. То, как разговаривала эта находящаяся при исполнении служебных обязанностей дама, заслуживает отдельного разговора. Сорвавшись на крик, она безумствовала минут десять, после чего выставила меня за дверь, предложив подать заявление и ждать месяц, как велит закон. Dura lex sed lex (Суров закон, но это закон), как говорится. Тот случай, когда применима фраза: «По форме правильно, а по сути издевательство», так как до суда оставались считанные дни. Было непонятно, почему эта чиновница вела себя так вызывающе, не боясь ни огласки, ни нареканий начальства. И только потом нам объяснили, в чем дело. Оказывается, есть родственная связь с заместителем главы Администрации городского округа город Уфа Республики Башкортостан Баязитовым С.Б.
Наша "беседа" с Баязитовой А.Н. (Слушать можно с 1.45 – приношу извинения за технические накладки).
Но оставив в стороне эмоции, все-таки вернемся к тому, что ею было сказано в запальчивости. Что ограничение в правах обязательно (!) повлечет за собой лишение матери родительских прав. Что она предлагала (!!) отцу взять сына или дочь, а он отказался. Что лучше бы мы помогли устроить куда-нибудь девочку (!!!).
Понимаете? Они чувствуют себя вправе вершить чужие судьбы! Кажется, что мы для них как некие неразумные, надоедливые существа, которыми им волею обстоятельств приходится руководить. И вдобавок еще неблагодарные, мешающие им нести свой тяжкий крест.
Однако всему на свете приходит конец. Пришел конец и нашим визитам.
Зато впереди у нас было первое заседание суда, назначенное на 20 мая 2015 года. Мы явились в суд большим составом: семья, дети, родня, соседи, преподаватели из техникума, врач из клиники, мы с группой поддержки. Все волновались, но папка с документами, отметающими все обвинения искового заявления, была готова.
Заседание суда было открытым, хотя мы и опасались, что истец может ходатайствовать о закрытом процессе. Судья отказала в проведении видеосъемки, но аудиозапись велась.
Истец зачитал исковое заявление в зале суда. Потом слово дали нам. В своей речи мы по пунктам ответили на все обвинения истца против семьи, представив доказательства по каждому пункту обвинения. Это и справки из медучреждения, и копии школьного журнала об успеваемости и посещаемости, и грамоты детей из школы и техникума, и характеристики, которые опровергали каждое из обвинений опеки. Преподаватели и врач свидетельствовали в пользу нашей подопечной. Их показания (особенно врача, которая предварительно провела обследование жилищно-бытовых условий семьи, на основании чего был составлен соответствующий акт) оказались решающими, уже в конце первого заседания судья дала понять опеке, что проведение медицинской экспертизы, которую первоначально, видимо, планировали провести, является избыточной. Судом был также опрошен старший сын, который прямо заявил, что считает обвинения к матери надуманными, и негативно оценил всю историю вмешательства чиновников в их семью. Другие наши свидетели – родственники и соседи – не были допрошены в этом заседании из-за нехватки времени. Со стороны истца присутствовала только одна дама из опеки, которая предъявляла иск и участвовала в прениях, отдуваясь за всех.
Однако было назначено второе заседание суда на 2 июня 2015 года.
После нескольких часов ожидания в коридоре суда, куда пришли в общей сложности человек 18 с нашей стороны и та же многострадальная дама от опеки, нас, наконец, пригласили в зал заседания. Мы были готовы бороться дальше, подготовили речи, пригласили педагога для опроса несовершеннолетней, свидетели ждали своего часа... Однако в самом начале заседания мы, не поверив своим ушам, услышали, как опека зачитала свое заявление об отказе от исковых требований. Последовали необходимые процедуры, и нам на руки выдали Определение суда, по которому семья освобождалась от претензий со стороны госчиновников. Там же было сказано, что «повторное обращение в суд по спору между теми же сторонами о том же предмете по тем же основаниям не допускается».
Семью не позволили разрушить, дети остались дома. Мы победили!
Что хотелось бы отметить отдельно, так это реакцию чиновницы из опеки, с которой мы беседовали уже после окончания суда. Она признала, что в материалах дела были допущены просчеты и что теперь она будет тщательнее готовить документы в суд.
Было бы замечательно, если бы чиновники стали внимательнее не только к бумагам, но в первую очередь к людям. И не только к тем, жизнь которых зависит от принятых ими решений. Им бы еще на себя посмотреть, внутрь заглянуть: что там со мной? Ведь все они сами по себе, наверняка, неплохие родители, дети, соседи и сослуживцы. Но что происходит с ними в момент, когда они переступают порог своей конторы, раскрывают папку с документами, читают очередную инструкцию и, засучив рукава, приступают к исполнению обязанностей? Где прореха: в инструкции, в круговой чиновничьей поруке, когда ты должен исполнять предписанное, даже если на дне души шевелится червячок сомнения, в самом человеке при должности? А может, издать Главную Инструкцию, по которой обязать чиновника начинать утро с такой рефлексии и только потом к людям допускать? Не станут же они ее нарушать, а?
Инна Назарова, РВС.