В Екатеринбурге произошла довольно неприятная история, которую мне приходится слышать впервые. Есть все основания предполагать, что руководство городской больницы №3 решило оказать давление на своего сотрудника, используя технологии ювенальной юстиции, которые внедряются в России повсеместно.
Ранее мы неоднократно говорили, что ювенальная юстиция после её окончательного внедрения будет работать вовсе не с маргинальными, как кому-то кажется, а с вполне обычными семьями. И с её помощью можно будет надавить на любого чиновника, служащего или бизнесмена, не говоря уже о простых рабочих, чтобы под страхом отъёма детей заставить его делать то, что нужно. И вот, вероятно, первый такой случай произошёл у нас.
А история вот с чего начиналась.
В феврале 2017 года медики городской больницы №3 города Екатеринбурга на общем собрании большинством голосов приняли решение о подписании трудового коллективного договора, который, в числе прочего, предполагал увеличение окладов сотрудников. Одна из сотрудниц, которой впоследствии и пришлось обратиться в «Родительское всероссийское сопротивление» (РВС), отнесла заявление коллектива в администрацию. Там эту инициативу приняли без восторга. Тогда женщина обратилась в профсоюз за разъяснениями — всё ли верно сделал трудовой коллектив. Ей сообщили, что да, и начали звонить в администрацию, видимо, настаивая на том, чтобы решение коллектива было воплощено в жизнь в виде распоряжения руководства.
Однако руководство решило пойти другим путём. И в марте 2017 года в отношении женщины, которая, собственно, и подняла вопрос о коллективном договоре, и отнесла решение трудового коллектива, начались преследования. Дважды — 20 и 22 марта её вызывали на ковёр, где жёстко отчитывали и делали выговор. Учитывая, что за 17 лет стажа медиком у неё не было ни одного серьёзного нарекания и ни одной жалобы от пациентов, то выговоры ей сделали за то, что она якобы опаздывала. Женщина уже решила, что всё это делается для того, чтобы её показательно уволили по статье, и даже была морально готова к этому. Но…
Тут неожиданно появилась возможность пройти курсы повышения квалификации. Она попросилась на них, но ей разрешили при одном условии, если отпуск будет за её счёт (а не за счёт больницы). Женщина написала заявление, так как у неё была возможность взять отпуск в 2017 году, и отправилась на учёбу. Она даже подумала, что администрация теперь отстала от неё, раз проявила такое «благодушие».
Каков же был у неё шок, когда 27 апреля ей позвонили из комиссии по делам несовершеннолетних (КДН) и сообщили, что к ним поступило заявление от руководства больницы, подписанное главным врачом, о том, что она намерена убить своих детей и покончить жизнь самоубийством! В связи с этим КДН вызвала женщину в территориальное управление комиссии, и после короткой беседы инспектор напросилась на осмотр жилищно-бытовых условий. Зачем это нужно делать, когда доносы носят такой характер, — она не пояснила ни тогда, ни позже. Инструкция у них такая.
Но ещё больше пострадавшую от доноса женщину возмутило то, что в заявлении работодатель указал её личные данные, которые она написала в анкете, поступая на работу. Согласитесь, мало кому нравится, когда кто-либо передаёт как салфетку личные данные и, по сути, необоснованно вторгается в частную жизнь. Более того, она испугалась (и как показывает практика в других городах — совершенно справедливо), что визит инспектора КДН может стать началом процедуры «взятия под опеку» и дальнейшего отбирания её 7-летней дочери. Тогда она и обратилась в РВС.
Мы немедленно отреагировали на обращение, сделанное по горячей линии, телефон которой размещен на нашем сайте, и уже 30 апреля посетили семью.
Прочитав заявление, я заподозрил самое страшное. Текст был написан грамотно, суть проблемы изложена внятно и лаконично. То есть заявитель явно не маргинал, а вполне образованный человек. Так вот, 30 апреля всё рассказанное пострадавшей, подтвердилось полностью. Мы пришли в обычный дом, в котором проживает обычная семья, и НИКТО НИКОГО ТАМ НЕ СОБИРАЕТСЯ УБИВАТЬ!
Мы, конечно, спросили, почему же работодатель так написал в своём заявлении? Женщина пояснила, что когда ей делали выволочку 20 марта, она в сердцах сказала, что как же тогда жить на такую зарплату? мол, ей что, с дочерями умирать теперь? То есть она применила обычную фигуру речи, которую любой русский человек поймёт правильно, а вот иностранец, незнакомый с непростой русской фразеологией, может понять буквально. Но уверяю вас, в администрации горбольницы №3 иностранцы не работают. А значит, они просто решили таким кощунственным способом воспользоваться ситуацией для решения в свою пользу возникшего трудового конфликта, оказывая давление на сотрудника через угрозу отобрания ребёнка.
Но продолжим. Визит инспектора КДН был назначен на 2 мая. Для того чтобы помочь женщине в сложившейся ситуации, к ней в этот день пришли члены РВС и сотрудники СМИ. Также она пригласила свою сестру, двоюродного брата со взрослым сыном и своих родителей. После того как пришла инспектор, мы вышли в коридор и попросили у неё рассказать об основаниях для осмотра ЖБУ. Она сослалась на поступившее заявление, а после того, как мы привели доводы, что для принятия решения по такому заявлению осмотр ЖБУ избыточен, она сослалась на инструкцию. В итоге мы разошлись, не найдя взаимопонимания, но она посоветовала нам обратиться к председателю КДН. Мы немедленно отправились туда прямо в рабочий кабинет.
Она приняла нас (общественников, журналистов, саму женщину и её родственников), и разговор получился более продуктивным. Председатель КДН также сообщила про существующие инструкции и про то, что они обязаны реагировать. Мы и ей указали, что такая реакция избыточна: достаточно было убедиться в адекватности женщины без осмотра ЖБУ. Она в итоге согласилась и заявила нам, что «не видит признаков угрозы жизни ребёнку». Перед этим мы пояснили ей, что, вероятно, КДН тянут на одну из сторон существующего трудового конфликта, и сообщили, что в отношении администрации больницы, которая отправила в КДН заявление со столь тяжёлыми, но необоснованными обвинениями, мы продолжим нашу активную деятельность с привлечением к разбирательству надзорных органов. Видимо, всё-таки наш напор произвёл на неё впечатление и, с большой долей вероятности, ей действительно не нужны проблемы в лице неугомонных общественников, падких до скандалов СМИ и разгневанных родственников женщины. Тем более что даже, если гипотетически предположить, что могут быть запущены процедуры ювеналки, многочисленные родственники тут же возьмут по праву преимущества опеку над её младшей дочерью. И для любой, даже лютой, «опеки» здесь нет никакого интереса.
Но эта история ещё далека от завершения. Так как теперь у нас остались вопросы к администрации больницы и её главврачу, который подписал заявление (а как мы считаем — донос), в то время, как 20 марта лично не присутствовал при разборках с пострадавшей, то есть сам не слышал, о чём тогда был разговор.
Однако вопрос к главврачу далеко не главный. Может, он «не глядя» подписал этот донос и, вообще, изучив ситуацию, проведёт проверку и выяснит, кто же это всё затеял. Тут многое зависит от него. А вот некоторые факты и последовательность событий уже нельзя оставлять без внимания общественности. Нужно бить по рукам, а то неизвестно, куда ещё завтра напишут очередной донос (может, прямо в ФСБ?), передав заодно и личные данные.
Сами посудите. Если, как указано в заявлении, женщина угрожала убийством собственных детей, то почему заявители не обратились в полицию и СКР? Более того, тот пресловутый разговор о суициде произошёл 20 марта, а в КДН они отправили свой, по сути, донос не ранее 24 апреля (так как заявление в КДН рассматривается в течение 3 дней). Почему тянули целый месяц, если предполагали опасность для детей?
Второй момент связан с передачей личных данных. В законодательстве предусмотрены основания, при которых это возможно. Но этот факт в любом случае может стать предметом проверки надзорных органов, которые так не любят наши бюджетные и государственные учреждения (они больше любят направлять такие проверки повсюду, к простым людям, к бизнесменам через подобные заявления).
Что же касается того, почему они не написали сразу в силовые органы, то есть версии. Во-первых, вероятно, хотели включить против женщины именно ювеналку. То есть знали, что никакой угрозы жизни нет. А это практически очевидно, так как если реальная угроза существует, то нормальные люди реагируют немедленно, а не спустя месяц. А тут изначально не было никому никакой угрозы. И все, кто сочинял донос, знали об этом.
Во вторых, обращение к силовикам может иметь обратные последствия. Сначала они потребуют каких-то реальных доказательств. Но даже если настаивать, то они проведут проверку, которая будет иметь отрицательный результат. Тогда может начаться разбирательство в отношении того, кто написал заведомо ложный донос.
Вот такие мысли по данному поводу.
На текущий момент можно с уверенностью сказать, что никакой ювенальной угрозы для этой семьи нет, а вот свою помощь и защиту мы продолжим оказывать, но теперь уже в менее привычной для нас плоскости общественной деятельности.
Алексей Банников, РВС.
P.S. Согласитесь, ситуация более чем жуткая. Обычно медики всегда проявляют корпоративную солидарность, и если у коллеги неприятности — оказывают помощь. Здесь же всё наоборот. Используя лазейку межведомственного взаимодействия, администрация просто травит своего сотрудника. Я уже молчу про этические нормы, которые обязан соблюдать каждый работник медицины…
Что же касается простых граждан, которые могут попасть под такой пресс: не спускайте ситуацию на тормозах, бейте по рукам нечистоплотных людей. Правда есть и её можно добиться. Не в одиночку. С теми, кто уже давно и не без успехов сражается с ювенальной гидрой, которая: а) сильна, б) тащит на свою сторону всю мерзость, просочившуюся в наше общество.