У истоков гендерного равенства

В большинстве своем наши женщины изумительно сильны: они способны выдерживать такое напряжение и нести такую ответственность, что остается только удивляться. Здесь нам помогает и традиция (во многом спорная, но сделавшая нас сильными), и весь уклад нашей жизни со всеми ее особенностями.
На Западе тоже всегда были сильные женщины, и сейчас есть. Отличие от наших – в том, что для них сила – это отсутствие зависимости. Еще с середины 19 века в США (а также в Европе, хотя и в меньшей степени) повелось так, что зависимость – это отношения с мужчиной. Отношения любого рода – любовные, семейные, дружеские, деловые, даже если этот мужчина – ваш родной отец или сын. Формировать сознание независимых женщин нового времени взялись другие независимые женщины, а для них отсутствие зависимости означало отсутствие источника проблемы, то есть мужчины.
Последние примерно лет тридцать наша страна стремилась ориентироваться на Запад, особенно и прежде всего – в образе жизни. Политики (которыми многие из нас не особо интересовались и которые времени даром не теряли) попытались создать для такого копирования все условия. Беда в том, что создавать они не умели вообще ничего, а умели только разрушать. В результате на просторы нашей Родины валом навалились самые разрушительные из заграничных практик, вроде ювенальной юстиции, толерантности, сексуального просвещения и гендерного равенства.
Гендерное равенство особенно коварно, потому что выглядит безобидно. Кажется, что оно просто уравнивает мужчин и женщин в правах, гендер – это же пол, да? Вообще, как раз такое равенство у нас в законе есть аж с 1936 года, а равенство гендерное предполагает совсем другое – оно размывает границы между полами. Собственно, гендер тем и отличается от пола, что пол определяется при рождении, а гендер человек выбирает себе сам. Если предельно просто – женщина не должна быть совсем уж женщиной, мужчина не должен быть таким чтобы прямо мужчиной. Приветствуется усредненный вариант.

Были в истории персонажи, немало потрудившиеся на ниве гендерного равенства и превращения человека в существо неопределенного пола, лишенное всех данных ему (Богом, природой, генетикой – выберите свое) ролей. Так, интересное развитие получили идеи и разработки общественного деятеля середины 20 века Шарлотты Гилман, урожденной Перкинс.
Гилман в своих многочисленных работах обрисовывала образ светлого будущего: женщинам не приходится рожать, потому что дети появляются из неоплодотворенных яйцеклеток (ну прямо «Дивный новый мир», кто не читал – читайте); женщины живут счастливо, физически развиты; мужчин в этом мире нет, так как они уничтожены; нет собственных домов – женщины живут в коммунах, а дети воспитываются в специальных детских домах; материнская роль женщины – искусственная, в ней вообще больше нет нужды. Этот апогей отвращения к собственной женской природе был подан и воспринят как гимн женственности. И дикость тут даже не в неприятии мужчины в своей жизни, а в неприятии себя как женщины – любящей, любимой, мягкой, заботливой, женщины-жены, женщины-матери.
[Известно, что у Гилман был тяжелый послеродовый психоз, видимо, и определивший ее отношение к материнской теме: свою собственную дочь она отправила с глаз долой, сдав ее бывшему мужу и мачехе.]

Гилман одной из первых выступила не только за эвтаназию (сама она покончила самоубийством), но и за стирание гендерных границ, начиная с детского возраста: пусть мальчики и девочки носят универсальную одежду («унисекс» по-нашему), играют с одинаковыми игрушками и в одинаковые игры, пусть девочек не готовят к роли матерей и хозяек. Начиная с формы одежды, заканчиваем отказом от родительства. Это – мечта гендерного лобби, взращенная психически больными женщинами, а сейчас трансформированная в право каждого человека самому выбирать свой пол.

Если бы эти миазмы расточала вокруг себя одна давно покойная дама, то и говорить было бы не о чем. Но проблема в том, что Гилман была, что называется, в тренде: я привожу ее в качестве лишь одного из примеров, а имя им – легион. В наше время ни одна находящаяся во власти западная женщина, будь то бездушная Кондолиза, или мужиковатая Меркель, или лесбиянка Клинтон не являет собой идеал женственности. То же самое относится к образу женщины-политика в кино (хороший пример – героиня убедительного сериала «Карточный домик»).
К идеям размывания гендерных границ запрещено относиться негативно, потому что на них строится весь построенный на западе мир идеального потребителя. В этом мире человек замкнут на себе, не направляет свои силы на семью, а яростно пашет, наращивая состояние своего босса, и тратит деньги на поддержание социального статуса, крепко сидя на кредитной игле.

Я недоверчиво отношусь к теориям заговора: заговоры, конечно, бывают, но не всё сводится к ним, а некоторые и вовсе вызывают усмешку. Можно ли назвать спланированным заговором против человечества гендерное равенство, которое постепенно размывает грань между мужчиной и женщиной, разрушая семью, а за ней и общество? Честно: я не знаю. Но если наша Земля – место борьбы добра со злом, то гендерная тема – сильный козырь последнего.

Дарья Алексеева, РВС