Мы уже наблюдали, как торопятся ювенальщики. При введении норм, схем и законов, имеющих элементы ювенальной системы, они не ждут, когда будут приняты нормативные акты и пройдет общественное обсуждение. Один из приемов ювенальщиков — это поставить общество перед свершившимся фактом. Давайте, мол, оформим то положение, которое уже состоялось. А раз оно уже оформлено, то случившиеся нарушения, которые возникли в результате того, что закон, по которому собиралась информация или отнимали детей, еще не был принят, наказанию как бы и не подлежат. Так было с отобранием детей, то же самое произошло с системой «Контингент» по сбору персональной информации об учащихся и их родителях.
Вот, например, случай отобрания дочери у матери за синяк на лбу девочки, случился в Туле до лета 2016 года, когда был принят Федеральный закон №323, названный в народе «законом о шлепках». Этот закон вполне можно использовать для подобного рода изъятия детей из семей — не усложняя себя доказательствами в судебном порядке. Столь много отдано на откуп чиновникам, столь размыты формулировки закона, столь широко распространена услужливая помощь различных НКО, которые насаждают очень специфический взгляд на семью и внедряют методики работы с ней, что ФЗ №323 должен был, очевидно, сделать сложные схемы отъема более простыми и только. Мы видим, что дискриминационный подход к семье был возможен и до лета 2016 года.
А теперь хочу поделиться информацией о внедрении системы «Контингент» в Архангельске.
Да, да, я не опечатался. Данная система работала в нашем городе. Как это может быть, спросите вы? Ведь закон был отклонен президентом?
Этот рассказ я услышал в одной из школ Архангельска. Пользуясь тем, что знакомых в школах у меня много, я эту информацию поспешил проверить в других учебных заведениях. Вот какая картина у меня получилась.
Осенью 2016 года, за 3 месяца до слушаний по принятию закона о «Контингенте» в Думе, работников школ обучали пользоваться этой системой. Был проведен вебинар, на котором необходимые кнопки и порядок их нажатия при вводе информации был показан. После чего поступило указание: системе «Контингент» быть! И заработать она должна была ещё до декабря.
Таким образом, ввод данных на учеников и родителей начался задолго до того, как это должно было стать законным. В некоторых школах решили «подстелить соломку». С родителей в «добровольном» порядке массово собирали подписи под разрешением на сбор и обработку персональной информации. Если родитель добровольно не соглашался, то ему намекали, что данный сбор подписей условно добровольный. И отказавшиеся навлекают на своего ребенка кары педагогические и иные.
Кстати, подобное происходило и в Саратове. Значит, и в других городах нашей родины, вероятно, происходило то же, что и в Архангельске. Картина опять складывается такая: систему «Контингент», один из элементов ювенальной системы, можно ввести в нашей стране на основе имеющихся законов, используя уже имеющийся административный ресурс. Но хлопотно и в общем-то на грани законности.
Напомню, что существует закон о персональных данных, который сбор и обработку информации о человеке без согласия последнего карает. В нашем случае чиновники от образования подставили под наказание, предусмотренное данным законом, практически каждую школу.
Очевидно, что информация о детях и родителях собрана и куда-то «ушла». Как и где она хранится и кому доступна — никто не ведает. А проверить это трудно вот по какой причине.
Новость о том, что президент наложил вето на законопроект и никакого «Контингента» не будет, моментально облетела всю страну. Мне охотно признавались, что вздохнули с облегчением. Но вот о чем в школах говорить не хотят, так это о том, сколько информации было отправлено в эту систему. Письменно и устно им было разъяснено, что они нарушили закон и наказание неминуемо настигнет их, если... Короче, все зависит от них.
Я слышал многочисленные уверения, что «в эту систему мы ничего ввести не успели», что были проверки, конец года, аврал и что... вообще мы все уже удалили! Иначе и быть не может. Так как люди имеют право опасаться.
Когда я продолжал настаивать, говорил, что знаю точно, что информация была введена и что уничтожить ее уже невозможно, педагоги опускали глаза и отвечали уклончиво-неуверенно. Это, конечно, очень субъективно, но я не встретил такой реакции, которую человек выдает, когда говорит то, в чем уверен. Было видно, что люди испытывают ко мне симпатию и им неприятно все это: и лгать мне, и сам этот разговор.
Вот такая заковыристая ситуация. Дальше разбираться у меня нет ни квалификации, ни полномочий. Но считаю, что здесь надо серьезно проверить и состояние этой компьютерной системы в текущий момент, и инициаторов поспешного сбора информации. Не могу учить наши органы, но мне кажется, что рядовой исполнитель в данном случае не виновен. Более того, нарушения массовые и, как мне кажется, наказать столько человек просто нереально. Мне кажется, что на уровне школ всем надо гарантировать отсутствие последствий. И вот тогда мы, возможно, узнаем очень много интересного о том, кто, как, для кого и в каких целях собирает информацию о наших детях.
Сергей Никитин, РВС