«Зачем плодить нищету?» — в современный мещанский язык прочно вошла эта жестокая фраза. Однако мало кто задумывается, насколько эта идеологема стара и сколь многое за ней кроется.
Эти слова слышал, наверное, каждый человек на постсоветском пространстве. Произносят их обычно люди либерально-рыночных взглядов и в целом весьма мещанского склада ума. Эта емкая и кажущаяся им аксиоматической позиция как бы предполагает, что коли человек беден и не имеет достаточно средств для того, чтобы дать своему ребенку сытое и безбедное будущее, то и детей ему лучше не иметь. Он ведь и так беден. Так зачем эту бедность еще и преумножать? К сожалению, сегодня эта установка становится все более популярной.
Однако, как скудна обычно аргументация либералов при доказывании ими их «прописных» истин, так и скудна их мысль при создании идеологем. Поскольку идеологема эта принадлежит вовсе не им, а английским политэкономам и имеет вполне конкретный исторический контекст.
Первым, кто сделал ощутимый вклад в формирование ее фундамента, стал английский ученый — статистик, демограф и экономист Томас Роберт Мальтус (1766-1834).
Мальтус посвятил много времени исследованию соотношения роста объема производства продуктов питания и роста численности населения в Англии. Основная идея, которую он вложил в свое произведение «Опыт о законе народонаселения» (1798 г.), заключалась в том, что население растет быстрее, чем прирастает плодородие почвы, поэтому время от времени страна неизбежно сталкивается с продовольственными кризисами. Голод, по мнению Мальтуса, провоцировал людей, особенно бедняков, рожать больше детей, еще дальше раскручивая голодную «спираль». Несмотря на то, что Мальтус выводил отчасти правильные тенденции, упуская, однако, из виду массовую механизацию сельского хозяйства а также развитие химической промышленности, выводы из своих наблюдений он делал весьма «оригинальные» даже для своего жестокого века.
Экономист предлагал… бороться с ростом населения всеми доступными тогдашнему государству средствами, а именно: отменой социальных пособий и вспомоществований церковных приходов членам своей паствы; массовой пропагандой бездетной жизни среди бедняков; общественным порицанием за невоздержание. При этом состоятельные граждане, напротив, по мнению этого жестокого мудреца, должны были плодиться и размножаться. Мысль о том, что вспышки голода связаны вовсе не с чрезвычайно высоким народонаселением (сегодня оно многократно больше, а по прогнозу Мальтуса продуктовый апокалипсис должен был постигнуть нас на рубеже 19-20 вв.), а с тем, что лучшие земли находились в руках аристократии и крупных предприятий, в то время как бедняки вынуждены плохой техникой обрабатывать скудные клочки земли, не могла укорениться в голове этого ярого сторонника аристократического феодального строя.
Хотя, как я уже написал, история опровергла некоторые из выводов Мальтуса, он выявил некоторые опасные тенденции, которые могут возникать в определенных условиях. А именно: превышение темпа роста населения над темпом роста потребляемых ими ресурсов. Если во времена Мальтуса рассматриваемые тенденции охватывали главным образом города, то в 20 веке, с его стремительным ростом населения, они утратили территориальную привязку. А когда стало очевидно, что минеральные ресурсы планеты и вовсе восстанавливаются с такой скоростью, что могут быть названы конечными, это вдохнуло в сторонников теории Мальтуса новые силы. Мальтузианство получило второе дыхание в 20 веке. Одним из его видных представителей был, например, идеолог германского нацизма Карл Хаусхофер.
Карл Хаусхофер и заместитель Гитлера по партийным делам Рудольф Гесс
Причем, если в прошлом мальтузианские идеи были достоянием узкого круга элитарной публики, то сегодня их активно внедряют в головы простых людей. Общим правилом и в Европе, и в США, и у нас стало обзаведение детьми только тогда, когда будущий родитель уже состоялся в жизни. Бедняки, которые не в состоянии дать детям сытую и полную развлечений и радостей жизнь, воспринимаются как лузеры, неудачники, а в отдельных случаях и как преступники (пресловутая ювенальная юстиция правит бал на этом поле). А программы контроля за численностью населения продавливаются с самых высоких и авторитетных трибун на национальном уровне. Причем, как и прежде, контролировать предлагается наименее обеспеченных, правда не в масштабах одной страны, а всего мира — жителей стран Африки и Азии.
Мальтузианские идеи, на мой взгляд, характеризуют систему ценностей уходящего социально-экономического уклада. Томас Мальтус в своих взглядах отражал позицию терпящей историческое фиаско феодально-аристократической власти. Феодальный социально-экономический строй больше не мог выступать двигателем истории. Великая Французская Революция и эпоха Наполеона подвели под ним черту. Однако он не сошел с арены без боя. Тут можно упомянуть и о развернувшейся в Англии в первой половине 19 века борьбе между аристократами-протекционистами и буржуа-фридредерами, о которой я уже писал в прошлом, и об общеевропейской реакции на Великую Французскую и последовавшие за ней буржуазные революции в Европе, и о прочих битвах, описание которых увело бы нас в сторону. Будучи консерватором, Мальтус поэтому и обосновывал бедность увеличивающейся безземельной массы бедняков не концентрацией земли в руках аристократии, а ленью, порочностью и глупостью.
Аналогичную картину мы наблюдаем и сегодня, когда рыночный капитализм, не вылезающий из кризисов, также неспособен придать человечеству новый импульс для развития, породить новые смыслы, новые идеи, новые концепты. В сущности, все, чем занимается современная мировая элита, — это следование завету Фрэнсиса Фукуямы: остановкой исторического развития, превращением человека в машину бесконечного потребления и наращивания т. н. «благосостояния». Тех же, кто в эту гонку вписаться не в состоянии, в лучших традициях мальтузианства клеймят «аутсайдерами».
Однако, кое в чем картина фундаментальным образом отличается: у выронившей власть гнилой аристократии ее подхватил молодой и сильный буржуазный капитализм. Буржуазный класс на короткий, в историческом плане, срок перехватил инициативу развития. Сегодня на всем политическом поле нет сил, способных перехватить инициативу у либерального капитализма. А значит, «заканчивающие» (или, может, вернее сказать — «приканчивающие»?) историю элитарии правят бал.
Алексей Варягин, РВС