Максим Жиленков, правозащитник, Германия
Германия имеет большой негативный опыт внедрения закона о домашнем насилии, о чем свидетельствуют ведущие немецкие эксперты: юристы, профессора университетов, доктора юридических наук, судьи. Об этом также свидетельствует статистика домашнего насилия. Поэтому очень важно изучить опыт Германии, чтобы не повторить тех же ошибок в России.
Первые изменения законов о насилии в отношениях между мужчиной и женщиной в ФРГ были проведены во второй половине 80-х годов XX века. Существенные изменения в закон о семейно-бытовом насилии были внесены в 1997-м и затем в 2001 году. В 2009 году вступила в силу уже новая версия законодательства. Затем в 2016 и 2017 годах были приняты очередные поправки. В 2017 году Германия также ратифицировала Стамбульскую конвенцию, которая вступила в силу в 2018 году. Итого можно говорить о двух десятилетиях существования закона о семейно-бытовом насилии в Германии.
Первое, что бросается в глаза при сопоставлении существующего немецкого и предлагаемого российского Закона о семейно-бытовом насилии, — это их практически одинаковое содержание: например, введение такого крайне проблематичного с юридической точки зрения понятия, как «психологическое насилие» и отмена презумпции невиновности.
Второе интересное совпадение — это однобокая эмоциональная кампания в средствах массовой информации (сравнимая с истерией), которая сопровождает введение данного законодательства в Германии и в России.
По мнению Элизы Ховен, профессора немецкого уголовного права из университета Лейпцига, однобокое эмоциональное освещение темы насилия в отношениях между мужчиной и женщиной немецкими средствами массовой информации оказало важнейшее влияние на процесс реформирования уголовно-правовой системы государства.
В одной из своих работ профессор Ховен проанализировала информационную кампанию, сопровождавшую внедрение новых поправок в УК ФРГ в 2016 году касательно насилия между мужчиной и женщиной. Она установила, что за всё время информационной кампании более 72% журналистских публикаций и интервью экспертов в немецких СМИ приводили исключительно аргументацию сторонников изменения закона, при этом только 17% материалов приводили доводы обеих сторон и лишь 11% — позицию оппонентов нового закона.
Немецкий профессор уголовного права приходит к выводу, что в немецких СМИ не только отсутствовала нейтральность в освещении темы бытового насилия, но и использовались различные манипуляции со статистикой, например, постоянная отсылка к множеству якобы «нераскрытых преступлений» насильственного характера в отношении женщин со стороны мужчин.
По мнению профессора Ховен, немецкие СМИ специально избегали подробного юридического разбора предлагаемого закона, чтобы сформировать однобокое эмоциональное отношение к нему в обществе.
В итоге информационный фон, созданный медиа, оказал давление на законодателей с целью принятия закона в его самых противоречивых формулировках без серьезного юридического разбора и без учета замечаний оппонентов.
В качестве примера подобного подхода со стороны СМИ можно привести высказывания политиков и представителей НКО, которые были впоследствии растиражированы в СМИ. Так, на первом этапе внедрения законов о семейно-бытовом насилии в Германии в 1999 году тогдашняя министр по делам семьи Кристин Бергман заявила о «ежедневном насилии в отношении женщин» в немецких семьях и о том, что «каждая третья женщина в Германии подвергается насилию в семье». Ничего не напоминает?
Читайте также: Мифы о семейно-бытовом насилии и реалии сегодняшнего дня
В конце 2018 года, через 20 лет после того, как начали работать законы о семейно-бытовом насилии, уже новая министр ФРГ по делам семьи Франциска Гиффай вновь заговорила о «шокирующих цифрах» домашнего насилия в Германии: «Для многих [немецких] женщин, собственный дом является опасным местом… Каждые три дня [в Германии] от рук своего мужа (партнера) погибает одна женщина».
Для того чтобы понять манипуляции со статистикой в подобных заявлениях, достаточно проанализировать статистику убийств женщин в немецких семьях.
Отметим, что убийство — это самая тяжелая форма насилия. Этот показатель в статистическом плане наиболее точный (в сравнении, например, с психологическим насилием), так как в случае убийства не существует субъективных интерпретаций в отношении жертвы и акта насилия.
Итак, по данным Федерального ведомства уголовной полиции Германии, в семейных конфликтах в ФРГ в 2017 году была убита 221 женщина (и 99 мужчин), в 2009 году — 213 женщин (и 95 мужчин), в 2000 году — 224 женщины (и 125 мужчин). На протяжении 20 лет существования законов о семейно-бытовом насилии (с 2000 по 2018 год), этот показатель мало отклонялся от среднего значения 208 убийств женщин в семье в год.
То есть за 20 лет своего существования закон о семейно-бытовом насилии не оказал никакого влияния на количество убиваемых женщин в немецких семьях. Уровень насилия остался прежним.
Отметим, что аналогичная ситуация наблюдалась и в других странах Европы, в частности в Испании, где закон о домашнем насилии был принят в 2003 году. В 1999 году в Испании было 53 убитых женщины, в 2008 — 76 (т. е. рост на 25% через 5 лет после принятия первого закона о домашнем насилии), и в 2018 году — 48 убитых женщин. То есть уровень насилия в семье за 15 лет также не изменился.
Еще одним важным изъяном немецкого закона о домашнем насилии является введение в уголовный кодекс такого понятия, как психологическое насилие. В этот тип преступлений немецкие правоохранители относят «принуждение» (статья 240 УК ФРГ), «угрозы» (статья 241 УК ФРГ) и «преследование» (статья 242 УК ФРГ). Подчеркну, что речь идет о «психологическом насилии» без применения какого-либо физического воздействия.
Опасность правоприменительной практики этого вида насилия заключается в том, что доказать факт насилия объективно практически невозможно, и поэтому в виде доказательства зачастую применяется субъективное ощущение «жертвы».
Так, председатель уголовного отдела Федерального верховного суда Германии Томас Фишер отмечает: «Всё, что в какой-либо мере кажется неприятным в коммуникации между людьми, теперь является насилием. При этом границу между «насилием» и допустимой коммуникацией теперь определяет исключительно «жертва насилия».
Фишер отмечает, что немецкие законы о семейно-бытовом насилии приводят к формированию принципа «женщина — всегда только жертва» и отказу от презумпции невиновности, что является подрывом основ правового демократического государства.
По мнению профессора немецкого уголовного права Элизы Ховен, подобные законы ведут не к решению имеющихся проблем во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, а к «войне полов», при которой мужчина может быть обвинен в насилии практически при любых обстоятельствах.
В свою очередь, Томас Фишер заявляет о серьезной трансформации института семьи в Германии: мужчина из защитника семьи, связанного с женщиной моралью, превращается в некоего компаньона по семейному подряду, не обремененного никакими моральными обязательствами.
Подведем итог.
Во-первых, продвигаемый сегодня в России закон о семейно-бытовом насилии является практически калькой с европейских законов, в частности, с немецкого.
Во-вторых, манипуляции со статистикой и эмоциональная истерия СМИ вокруг темы насилия приводит к давлению на законодателей с целью принятия закона в его самых противоречивых формулировках без серьезного юридического разбора и без учета замечаний оппонентов.
В-третьих, закон о семейно-бытовом насилии в Германии за два десятилетия не привел к снижению уровня насилия в немецких семьях: количество убийств женщин осталось на прежнем уровне.
В-четвертых, применение подхода «женщина — всегда только жертва» и введение таких юридически размытых понятий, как психологическое насилие, привело к фактической отмене демократического принципа равенства граждан перед законом и презумпции невиновности.
В итоге двадцатилетний негативный опыт Германии с законами о семейно-бытовом насилии однозначно свидетельствует о необходимости остановить принятие подобных антидемократичных и антисоциальных законов в России.