Обсуждение проекта нового школьного стандарта по литературе по неизвестным мне причинам перешло в острую фазу. В письме его противников, насколько могу судить по новостным заголовкам, широко растиражированном, было высказано не вполне тривиальное требование уменьшить обозначенное в этом проекте число обязательных для школьного чтения/изучения литературных произведений. Нетривиальность его в том, что до сих пор, насколько могу судить, в профессиональной среде преимущественно обсуждались нехватка «часов» на литературу, низкий уровень учебников и методических «разработок» и разнообразные предложения расширить «программу» за счет тех или иных авторов / текстов.
Стандарт, заявленный профильным министерством, и письмо дают повод обсудить некоторые общие вопросы, неотменимо присутствующие в повестке дня, причем независимо от того, затрагивают их напрямую, или нет. Именно поэтому я позволю себе привести выдержку из этого резко полемического письма «словесников»:
«Программа перегружена произведениями (двести тридцать пять произведений за пять лет обучения), зачастую объёмными и имеющими сложную художественную природу. Это исключает возможность полноценного их освоения, создаёт риск формального, поверхностного разговора о них на уроке. Кроме того, в списке произведения второго и третьего ряда обозначены как обязательные для изучения, причем мотивы выбора тех или иных текстов непонятны
Произведения жёстко прикреплены к классам, в которых они изучаются. Однако ученики и классы всегда разные, внутренний возраст ребенка зачастую не совпадает с номером класса. У учителя должна быть возможность переставлять произведения между классами, как предполагают существующий стандарт и примерная программа к нему. Сейчас в России есть несколько линеек учебников литературы, по которым учатся дети. В них одни и те же произведения из обязательного списка могут изучаться в разных классах, в новом же проекте этому разнообразию подходов положен конец, существующие линейки учебников аннулируются».
Делим 235 на 5 лет обучения, получаем 47 в год. Некоторые тексты предполагается читать не целиком, а в извлечениях, а большую часть программы составляют лирические стихотворения, рассказы, небольшие поэмы и повести. При этом предусмотренная составителями «вариативность» программы – не менее 25 процентов.
Допустим (хотя мне так не кажется), что это не по силам, как-то выходит за пределы обсуждаемого в современных учебниках и т. д. Но ведь если вопрос ставится подобным образом, мне хотелось бы понять, каков же, так сказать, подразумеваемый количественный лимит на обязательное чтение / обсуждение в школе, кто именно и каким именно способом его установил. Иначе непонятно, что мы обсуждаем.
Говоря это, я вовсе не считаю, что содержание министерского «списка литературы» в полной мере приемлемо. В частности, на мой взгляд, давно назрела необходимость исключить из школьного преподавания авторов, скажем так, в свое время претендовавших на серьезное взаимодействие с высокой литературной традицией, но очевидным образом в этом не преуспевших, например, Айтматова, Абрамова, Евтушенко, Окуджаву… Более того, я совершенно не уверен в том, что в школе вообще нужно изучать современную литературу: обсуждая ее, учителя не могут опереться на филологическую классику, поскольку к их услугам только современная же литературная критика и учебники, качество которых, если не совершенно провально, то, во всяком случае, несопоставимо с достигнутым уровнем изучения русской литературы XI – начала ХХ в. Зато, как все понимают, «современность» может быть отмобилизована на борьбу с «устаревшей» классикой, раздражающей многих антибуржуазностью (зачем нам это?), элитарностью (зачем им это?) и высоким идеализмом (каменный век!).
Но возвращаюсь к приведенной цитате, которая на самом деле интересна мне как некий симптом готовности оперировать представлениями, имеющими косвенное отношение к реальности.
В самом деле, из приведенного фрагмента как будто следует, что в настоящее время, когда в результате «оптимизаций» школы представляют собой гигантские образования, слитые из нескольких ранее существовавших (причем некоторые директора начальствуют не только школами, но и детскими садами) (см., например: https://www.kommersant.ru/doc/3211956), учителя имеют возможность варьировать программу в зависимости от «внутреннего возраста ребенка». И вместе с тем, в зависимости от своего понимания возможностей детей, выбирать ту или иную «линейку учебников» (при том, что критерии выбора, роль «начальства на местах» и даже сама способность выбирать далеко не очевидны).
Все, что я знаю о современной школе, говорит об обратном: учитывать индивидуальность школьника в условиях осуществившихся «слияний» стало практически невозможно, и об этом говорят сами учителя.
Ограничусь двумя достаточно показательными выдержками из более или менее откровенных суждений учителей о некоторых условиях их работы и том типе реальности, в котором существуют обычные школы.
О типе обеспечения учебного процесса, учитель физики:
«Сегодня с нас требуют ежегодно писать рабочие программы, причем их формат существенно изменился в сторону писанины: всякие УУД (Универсальные учебные действия), компетенции и прочая ерундистика. Причем сдавать надо как в электронном, так и в бумажном виде. Прошлогодние не принимаются! К каждому уроку мы должны написать технологические карты (да будут они прокляты!). У меня в 11 классе 170 учебных часов в год. Это я должен написать 170 техкарт! Всего у меня примерно 500 часов в год. Причем каждый урок надо расписать почти поминутно, указывая, какие УУД я разрабатываю в тот или иной момент, формы опроса, формы контроля. Достаточно взглянуть на формат одной карты, чтобы понять масштаб бедствия. Это отнимает не только массу времени, но и нервов. Помимо прочего, надо составлять психологические портреты классов» (https://mir24.tv/news/16296913/ruki-bazuki-udalilsya-iz-vkontakte-iz-za-problem-so-zdorovem).
О «психологии» учеников и педагогов и о возможностях последних:
«В Челябинске учителя практически во всех школах, включая лицеи и гимназии, работают в две смены, то есть на два класса <…>. Не исключено, что чего-то и недодают: в таких условиях чисто физически невозможно распределить внимание между шестьюдесятью детьми. Надо сказать, и ученики пошли другие. Психологи доказали, что нынче многие из них в силу своего характера и воспитания вообще не поддаются обучению. Эти дети оттягивают максимум времени у учителя, он вынужден постоянно заниматься ими. Причём даже не учить, а просто призывать к порядку. В результате страдают все остальные. А ведь сейчас ещё идут разговоры о том, чтобы в обычные классы включить детей с синдромом Дауна, аутистов. Я не против таких детей в школе, но для них должны быть созданы специальные условия, чтобы они не срывали учебный процесс. По моему мнению, учителя пока к этому возможному нововведению абсолютно не готовы» (https://news.rambler.ru/education/39210107-otkroveniya-repetitorov-pedagogi-o-podvodnyh-kamnyah-pri-podgotovke-k-ege/).
На фоне деятельности эти «психологов», доказывающих, что не все дети могут учиться, «инклюзивщиков», которые делают вид, что не понимают, что учителям необходимы специальные навыки для работы с «необычными» детьми, учителей, элементарно не справляющихся с учебной нагрузкой и бессмысленной отчетностью, особенно выразительно выглядят разного рода остроумные вариации на темы «примерных» программ, например, по литературе.
Нет, я не считаю, что эти вариации есть безусловное зло. Более того, в школах, где еще остаются минимально вменяемые учительские кадры, сознающие ответственность не только перед начальством, но и перед культурой, они могут быть благом (если такого рода деятельность не обусловлена только узкогрупповыми интересами и не перегружена «идеологически»), но там, где таких кадров нет, неизбежная отсебятина только усугубляет бедственную ситуацию, вплоть до того, что под вопросом оказывается единое образовательное пространство страны.
С учетом всего сказанного, предпринятая попытка зафиксировать хотя бы обязательный список литературы, представляется, в принципе, оправданной: если самовыражение педагогов слишком энергично распространяется на эту сферу, неясно, в частности, что именно проверяется на разного рода «внешних» экзаменах и как соблюдаются в этом случае права детей.
И не только на «внешних»: отдельный вопрос, который обычно не обсуждается, – происходящее на «собеседованиях» при приеме в «элитные» школы или при переходах из школы в школу: очевидно ведь, что только наличие обязывающих педагогов программ может хоть как-то цивилизовать процедуру.
Но столь же очевидно, что сама по себе попытка эта ничего не принципиально не изменит.
В ситуации, когда школьное образование в стране фактически разгромлено за годы интенсивных «реформ» и «оптимизаций», своеобразным прикрытием для которых служила деятельность креативных «методистов», активно содействовавших «реформам», реанимационные мероприятия, если кто-то в них действительно заинтересован, нужно начинать с освобождения учителя от гнета бюрократической «отчетности», чтобы он мог не на бумаге, а на деле сосредоточиться на учебном процессе. А единые общероссийские учебные программы должны гарантировать государству и обществу минимально необходимый уровень культурной адекватности выпускников школ. Количество «линеек» учебников при этом может быть любым (при прозрачной и компетентной экспертизе). Впрочем, словосочетание «единый учебник» меня не слишком пугает: учебник в любом случае один, весь вопрос в том, каков его уровень и может ли учитель адекватно оный оценить, осуществляя свой выбор.
При этом уровень изучения всех преподаваемых в школе дисциплин должен проверяться на государственных выпускных экзаменах. Напомню в этой связи, что литература остается в числе «необязательных ЕГЭ», а потому ни учителя, ни ученики не заинтересованы тратить время «на то, что не нужно» (в среднем в последние годы этот предмет «выбирает», насколько мне известно, около 5 процентов сдающих ЕГЭ). Пока это так, литература, как и все «предметы» с тем же необязательным статусом, в современной школе всерьез преподаваться / изучаться не будут.
Для того чтобы исправить ситуацию, нужно разделить выпускные школьные экзамены и вступительные университетские.
Сделать же все это, не сняв «флажки» «болонской системы», не оперевшись на возможности национальной образовательной традиции, невозможно: именно под специфический российский вариант этой системы отформатирована нынешняя школа, а в значительной мере и университеты. Пока данная ситуация сохраняется, всё остальное несущественно: можно сколько угодно переписывать стандарты, разглагольствовать о преимуществах различных оптимизационных мероприятий или о «возвращении к корням» и т. п., делая вид, что «процесс», который, естественно, «идет» и в каком-то смысле близок к завершению, зависит от частностей, от того, что изложено на бюрократическом волапюке и/или от того, как именно он эволюционирует. На сегодняшний день обычный школьник в обычной школе уже гарантированно лишен возможности полноценного подключения к национальной гуманитарной традиции.
Если тенденция сохранится, очень скоро будет сказано, что это и не нужно. А потом будет окончательно признано, что не всем нужно учиться. «Психологи» ведь «доказали».
Д.П. Ивинский
профессор филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова